Патриарх Тихон

* * *

Вера, надежда, любовь к Богу, находящиеся в глубине души христианина, выражаются в молитве. С детства владыка Тихон соединял ее с аскетическими подвигами, полагаясь во всем на волю Божию. Только Господь знает о силе его личной, индивидуальной молитвы, совершаемой в клети с затворенной дверью (Мф. 6, 6). Но как духовный наставник он во все дни своего пастырского подвига учил ревностно молиться других. Учил своим примером во время богослужений в храме, учил словом проповеди.

— Христос Спаситель взошел на гору Фавор, — обращался с поучением к пасомым архиепископ Литовский Тихон в праздник Преображения Господня 1914 года, — чтобы помолиться, и после молитвы с Ним произошла чудесная перемена. Именно: Лице Его стало сиять, как солнце, а одежда сделалась бела как снег; и даже к Нему явились небожители — святые пророки Илия и Моисей. Значит, молитва имеет великую силу: она сильна преображать человека, вести к нравственному совершенству и приближать к Богу и святым Его. И мы должны преображаться, и наше назначение — нравственное совершенство и приближение к первообразу. Будьте совершенны, как и Отец ваш Небесный совершен есть. А потому и нам следует как можно чаще молиться, по заповеди Спасителя, молитеся непрестанно. Ибо что такое молитва? Это беседа человека с Богом. И мы молимся, молимся дома, молимся в церкви. Похвальна молитва домашняя, но никогда она не может сравниться с молитвою Церкви. В доме человек молится один, а в церкви молятся все; и потому молитва церковная, как молитва всей Церкви, сильнее пред Богом. В молитве церковной принимают участие и небесные силы, а потому молитва сия доходнее до неба…

Почти каждый день, несмотря на участие в заседаниях Собора, прием посетителей и занятия по управлению Церковью, патриарх Тихон совершал богослужения. Чаще всего в храме Христа Спасителя и на Троицком подворье, но за первые полгода патриаршества он отслужил литургию или всенощную еще более чем в полуста московских храмах, притом в некоторых по нескольку раз.

«Когда к патриарху Тихону обращались с просьбой служить в каком-либо из московских храмов, — вспоминает одна из московских богомолок, — он никогда не отказывал. О патриаршем служении объявлялось в церквах заблаговременно, и радостная для всех весть быстро распространялась. Собравшиеся в этих случаях толпы все увеличивались, а с наступлением весны, тепла и усиленного притока в Москву странников и богомольцев эти толпы исчислялись тысячами. Ни один из московских храмов не мог вместить такое множество молящихся, и потому большинство оставалось в ограде церковной и даже вне ее».

«На всю жизнь, — вспоминает архиепископ Киприан, — запечатлелось в моей памяти улыбающееся, утомленное лицо патриарха и уставшая его рука, подымавшаяся для благословения из-под зеленой патриаршей мантии, край которой, для облегчения патриарха, поддерживал иподиакон».

«В храме патриарх великолепен, — вспоминает москвич Никита Окунев, — в богатейших ризах, с драгоценными митрой, панагией, крестами и посохом, и окружен блестящим сонмом священнослужителей высокого ранга. А как вышел из храма — превратился как бы в рядового священника, сел в извозчичьи санки, запряженные одной плохонькой лошаденкой, и уехал, не привлекая к себе никакого уличного внимания».

26 мая/8 июня патриарх служил литургию в храме Христа Спасителя, 27 мая/9 июня — в церкви Рождества Богородицы на Бутырской, а 28 мая/10 июня отбыл в Петроград.

Шесть дней в Петрограде

На протяжении двух веков Санкт-Петербург олицетворял собою императорскую Россию, государственную власть. Но кровавые деяния XX века закрепили за городом иной символ — «колыбель русской революции». Революционная столичная интеллигенция и ведомый ею народ, в марте 1917 года вышедшие на улицы Северной Пальмиры приветствовать крушение монархии, вскоре ощутили на себе беспощадную власть большевиков, власть, пришедшую уничтожать, а не созидать. Не прошло и месяца после Октябрьского переворота, как питерские комиссары объявили войну православию: захватили Синодальную типографию, разгромили церковь Зимнего дворца, передали дворцовый гатчинский храм под кинематограф. Вчерашние православные солдаты, зараженные запальчивыми речами коммунистических агитаторов, со смехом тыкали окурками в храмовые подсвечники, горделиво сплевывали возле чудотворных икон и похвалялись превратить церкви в конюшни.

19 января (1 февраля) 1918 года красноармейцы во главе с комиссаром Иловайским попытались захватить Александро-Невскую лавру. Звонари ударили в набат. Окрестный люд побежал на выручку монахам. Протоиерей Скорбященской церкви о. Петр Скипетров попытался заслонить от солдатских ружей женщину: «Братья, что вы делаете? Вы же в святом месте!» Пуля, пущенная из ружья захватчика, попала отцу Петру в рот — он стал одним из первых новомучеников, погибших при исполнении своего пастырского долга.

Повинный Петроград, заразивший Россию ядом растленных слов и равнодушием к братской крови, начал прозревать и готов был покаяться в своих грехах. В этом убедились, когда 29 мая/11 июня 1918 года в «город Северной Коммуны» прибыл патриарх Московский и всея России Тихон. За шесть дней, что провел Святейший в Петрограде и Кронштадте, его постоянно окружали толпы народа, устилавшие его путь цветами, часами дожидавшиеся патриаршего благословения и поучения.

«В переживаемое нами время, — обращались к главе Русской Церкви путиловцы, еще недавно считавшиеся оплотом революции, — когда нам не на чем и не на ком остановить своего усталого взора, все разрозненные сыны обескровленной Отчизны и поруганной Церкви все свои оскорбленные чувства, разбиваемые упования, угашаемые национальные чаяния и над всеми сими господствующую единую святыню Русской Православной Веры вверяют тебе, Святейший наш отец. Ты — последняя наша религиозная и национальная твердыня, ты — единый центр, вокруг которого все, в ком еще не угасли духовная алчба и жажда, могут объединиться для последних, может быть, попыток ко спасению дорогих нам Церкви и Отечества».

Пребывание Святейшего в Петрограде напоминало приезды в город святого праведного Иоанна Кронштадтского; верилось, что в возрожденном патриаршестве оживет могучий дух первосвятителей Русской Церкви Ионы, Алексия, Филиппа, Ермогена, что обретет наконец Россия путь мира и правды Христовой.

Но впереди были лишь страдания. И архипастырское слово патриарха подготовляло к ним православных, помогало окрепнуть духом и с верою в Бога встретить надвигающиеся тяжелые дни разгула воинствующего атеизма.

— Устроением Промысла Божия, — обращался Святейший Тихон к петроградской пастве в святой Александро-Невской лавре, — первый приезд мой к вам как патриарха совпадает с днями конца светлой Пасхи. Святая Церковь надолго собирается отложить дивные и чудные пасхальные гимны. Сегодня мы еще слышим ее победный зов: «Христос Воскрес», но уже завтра вечером раздадутся в наших храмах иные песнопения, торжественные, но вместе с тем с ноткой какой-то грусти — песнопения, прославляющие Вознесение Господне.

И в совпадении сих событий, в этой смене переживаний и настроений наши сердца полны радости с оттенком тихой грусти, которой были объяты и сердца святых апостолов, когда они расставались со своим Божественным Учителем.

В этом совпадении нам урок того, как всякая радость «печали бывает причастна». И когда я вступал в сей священный град, когда видел великое множество встречавших меня людей — в сердце моем была радость, что не оскудела вера православная среди русских людей. Но, с другой стороны, видя умиленные лица, я замечал и некие слезы на них.

И в самом деле. Град сей давно мне известен. Я знал его, когда учился в здешней академии, но я всегда привык его видеть несколько иным. И теперь при посещении этого града невольно вспомнились мне слова пророка Иеремии, как он некогда оплакивал Иерусалим, называя его «вдовицей, видевшей лучшие дни, но испытывающей принижение».

Нельзя не заметить увядания этого града. Вместе со всей матерью Родиной нашей большие терпит он скорби и поношения. Великая Россия, удивлявшая весь мир своими подвигами, теперь лежит беспомощная и терпит унижения. И, конечно, не может не испытывать скорби всякий русский верующий человек.