Патруль времени (сборник)

Солнечный свет вкупе с сиянием экрана над головой подчеркивал отсутствие окон. Под ногами слегка проминалось темно-синее покрытие – словно не по полу идешь, а по живым мышцам. Пара кресел и стол выглядели непривычно – отчасти из-за своей формы, но больше из-за обивки. Этот темный лоснящийся материал Тамберли видел впервые. Еще в помещении находилось нечто наподобие шифоньера, и оставалось лишь догадываться о предназначении вещей, заполнявших его полки.

По обе стороны от дверного проема встали охранники, мужчина и женщина; оба казались выкованными из стали. Их лидер опустился в кресло и кивнул. Как оказалось, кресло подстраивается под очертания тела сидящего, под каждое его движение. Командир заговорщиков указал на графин и кубки, стоявшие на столе.

«Эмаль, – отметил Тамберли. – Должно быть, из Венеции – глазурованную посуду сейчас делают там. Купили? Украли? Взяли с бою?»

Беззвучно подошел охранник, наполнил два кубка. Хозяин с улыбкой поднял свой бокал и тихо произнес:

– Ваше здоровье.

Подтекст был понятен: «Его сохранность будет зависеть от вашего поведения»

Вино было терпким, похожим на шабли и с таким сильным бодрящим эффектом, что напрашивалась мысль о присутствии стимулятора. Эти таинственные незнакомцы в своей эпохе, должно быть, досконально изучили биохимию человека.

– Ну что ж, приступим, – по-прежнему негромким, спокойным голосом заговорил собеседник. – То, что вы из Патруля, отрицать бесполезно. Во-первых, у вас в руке была голографическая камера. Во-вторых, обычному путешественнику во времени Патруль не позволил бы слоняться в таком месте и в такой критический момент. Но к его агентам это не относится.

У Тамберли судорога сдавила горло, онемел язык. Еще во время обучения в его мозгу был создан механизм блокирования, рефлекс, запрещающий открывать посторонним, что толщу истории можно пронизывать с помощью машины времени.

– Хр… Хм… Я… – Его прошиб холодный пот.

– Я вам сочувствую.

Насмешка в голосе? Или послышалось?

– Не сомневайтесь, я знаю о вашем блокирующем механизме. Знаю также, что он действует лишь в рамках здравого смысла. Мы оба – путешественники во времени, поэтому вы вольны говорить в моем присутствии на эту тему, не затрагивая, конечно, те маленькие тайны, которые Патруль предпочитает хранить под семью замками. Если я представлюсь, не облегчит ли это наше общение? Меня зовут Меро Вараган. Возможно, вы слышали о моей расе? Слово «экзальтационисты» вам что-нибудь говорит?

Услышав это слово, Тамберли сразу понял, что попал в большую беду.

Это случилось в тридцать первом веке… Или случится? Подходящие для выражения такой мысли глаголы и времена можно найти лишь в грамматике Патруля… В общем, это случилось задолго до появления первых машин времени. Но в ту эпоху избранные знали о принципиальной возможности хронопутешествий и даже принимали в них участие. Некоторые шли служить в Патруль, как и люди из большинства других тысячелетий.

Вот только… были у той эпохи свои супермены, их гены подверглись переделке ради героического расширения границ освоенного космоса. Эти люди тяготились собственным временем, конфликтовали с тогдашней цивилизацией – для них она была такой же дряхлой и отсталой, как для Тамберли каменный век. Они подняли мятеж, но проиграли и были вынуждены бежать. Однако при этом экзальтационисты узнали исключительно важный факт: время позволяет человеку путешествовать в своей толще. И что кажется уж вовсе невероятным, они завладели несколькими транспортными средствами Патруля. С тех пор (пожалуй, правильнее в кавычках: «с тех пор») их ищут, чтобы не натворили в истории серьезных бед. Но Тамберли не помнил, чтобы ему попался на глаза рапорт о «будущей» поимке хоть одного экзальтациониста.

– Я не могу открыть вам ничего сверх того, о чем вы и так уже знаете, – запротестовал Тамберли. – Не могу, хоть до смерти запытайте.

– Тот, кто вступает в опасную игру, должен быть готов к непредвиденным ситуациям, – возразил Меро Вараган. – Да, признаю, мы не предугадали вашего присутствия на складе с сокровищами. Рассчитывали, что ночью там не окажется ни единого человека, за исключением наружной охраны. Но мы всегда учитываем возможность встречи с Патрулем. Райор, – обратился он к женщине, – давай сюда кирадекс.

Не успел Тамберли догадаться, что означает последнее слово, как рядом очутилась женщина. И тут он с ужасом понял, что она намерена сделать. Нельзя этого допустить! Он будет сопротивляться, заставит убить себя, но только не…

В ее руке полыхнул пистолет. Мощность выстрела была самая минимальная; Тамберли не лишился чувств, но у него расслабились все мышцы, и он рухнул обратно в кресло, которое поспешило обхватить его, не позволило сползти на упругий пол.

Женщина порылась в шкафу и вернулась с находками: ящичком и сияющим шлемом. Их соединял провод. Райор надела полусферу на голову Тамберли, ее пальцы забегали по светящимся пятнышкам на ящике – это, конечно же, был пульт. В воздухе появились символы. Инструментальные данные? По мышцам и костям Тамберли пошла вибрация, она все усиливалась и усиливалась, и вскоре он утонул в этом гуле, кружась, провалился во мглу собственной души.

Всплывал он из мглы очень медленно. Постепенно в мускулы вернулась сила, он даже выпрямил спину в кресле. Но оставалась вялость, как после долгого сна. Казалось, сознание покинуло тело, будто он глядел на себя со стороны и не испытывал никаких эмоций. При всем при том мысли были абсолютно ясны, органы чувств работали на полную мощность. Он различал запахи собственного немытого тела и давно не стиранной рясы, осязал свежесть льющегося в дверной проем горного воздуха, видел лицо Варагана с сардонической, как у Цезаря, усмешкой. И Райор с ящичком в руке. И чувствовал тяжесть шлема на голове, и с предельной четкостью видел муху на стене – словно она хотела напомнить, что он такой же смертный.

Вараган откинулся на спинку кресла, заложил ногу на ногу, ладони соединил домиком и произнес с неестественной вежливостью:

– Имя и место рождения, пожалуйста.

– Стивен Джон Тамберли. Родился в Соединенных Штатах Америки, а точнее, в Калифорнии, в Сан-Франциско, двадцать третьего июня тысяча девятьсот тридцать седьмого года.

Это было правдой от первого и до последнего слова. Утаить ее он не мог. Вернее, это не могли сделать его память, нервы, язык. Кирадекс – идеальный допросчик. Американец даже не понимал всей бедственности своего положения. Где-то в глубине отчаянно кричало подсознание; поверхностные же слои ума работали как послушная машина.

– И когда же вы присоединились к Патрулю?

– В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом. – Дата слетела с уст будто по собственной воле – Тамберли попросту не мог ее удержать.

Один из коллег познакомил Стивена со своими друзьями, которые оказались весьма интересными людьми. Как понял впоследствии Тамберли, он уже давно был у этих людей на примете. Ему предложили пройти тестирование, якобы в рамках психологического исследовательского проекта. Впоследствии он узнал правду, а заодно получил предложение служить в Патруле. И согласился с радостью. Конечно же, вербовщики не сомневались в таком исходе. К тому времени Стивен еще не пришел в себя после развода с женой. Решение далось бы ему гораздо труднее, если бы он знал, что придется вести двойную жизнь. Впрочем, он отдавал себе отчет, что согласился бы в любом случае. Разве настоящий ученый откажется от возможности исследовать иные миры, оставившие после себя только письмена, руины, черепки и кости?

– Чем конкретно вы занимаетесь в организации?

– Я не принадлежу ни к силовым, ни к спасательным, ни к иным структурам подобного рода. Я полевой историк. На родине был антропологом, изучал современных индейцев кечуа, потом отправился на раскопки в их район обитания. Это вполне закономерным образом повлияло на мой выбор специализации в Патруле. Я решил заняться периодом конкисты. Предпочел бы изучать жизнь народов доколумбовой эпохи, но это было невозможно – среди них я бы выглядел слишком подозрительно.