Патруль времени (сборник)

– Вы же знаете, что это запрещено, – постарался смягчить тон Эверард. – Случайная петля может с легкостью превратиться в темпоральный вихрь. И если наша попытка окажется бесплодной, это будет самым меньшим из вероятных зол. Отчеты и воспоминания расскажут лишь о том, чего никогда не происходило. Подумайте, как то, что мы называем предзнанием, может сказаться на наших дальнейших действиях. Нет, свою работу патрульный должен выполнить от начала и до конца, при условии тщательнейшего соблюдения причинно-следственных связей. Только в этом случае его удачи или неудачи окажутся реальными. Потому что реальность – понятие условное. Это как рисунок волн на поверхности моря. Когда волны вероятности – волны фундаментального квантового хаоса – меняют свой ритм, моментально исчезают и рябь, и пена, и завихрения, трансформируясь в нечто иное. Еще в двадцатом веке об этом смутно догадывались физики. Но только с открытием путешествий во времени этот факт прочно врос в быт человечества. Проникнув в прошлое, вы его превращаете в свое настоящее. Ваша свобода воли никуда не девается, и вы не загоняете свои поступки в какие-то жесткие рамки, а потому неизбежно влияете на происходящее. Как правило, результаты этих воздействий незначительны. Пространственно-временной континуум можно сравнить с сетью, сплетенной из тугих резиновых лент; как только прекратится воздействие на сеть какой-либо внешней силы, моментально восстановится первоначальная конфигурация. Ведь на самом деле вы являетесь частью этого прошлого. Но то в обычных обстоятельствах. Человек, который путешествовал с Писарро и представлялся как брат Танаквил, существовал на самом деле. Это «всегда» было правдой, и тот факт, что он родился в другом столетии, гораздо позже, – всего лишь несущественная деталь. Мелкие анахронизмы погоды не делают. Если их и замечают, то все равно вскоре забывают. Останутся ли в ткани пространственно-временного континуума какие-то малозначительные напряжения после них – это, как говорится, вопрос сугубо философский. Однако некоторые поступки заканчиваются не так безобидно. Что, если найдется безумец, который проберется в пятый век и вооружит пулеметами Аттилу и его гуннов? Подобные деяния столь заметны, что защищать от них человечество не составляет труда. Но возможны куда более хитрые вмешательства. В тысяча девятьсот семнадцатом году большевистская революция была на грани краха, ее спасли только энергия и гений Ленина. Предположим, вы побываете в девятнадцатом веке и проведете совершенно незаметную, бескровную операцию – попросту не допустите, чтобы будущие родители Ленина познакомились друг с другом. По какому бы пути ни пошла Российская империя, она уж точно не станет Советским Союзом. И последствия вашего вмешательства будут сильнейшим образом сказываться на всей дальнейшей истории. Пока вы в прошлом, на вас они не повлияют, но, вернувшись в будущее, вы увидите совершенно другой мир – мир, в котором вы сами, возможно, даже не родились. Вы будете существовать, но только как следствие без причины, как порождение той анархии, на которой зиждется новый мир.

Когда была построена первая машина времени, появились данеллиане. Эти сверхлюди из далекого будущего установили правила хронодвижения, а следить за их соблюдением поручили Патрулю Времени. Как и любая другая полиция, мы оказываем помощь главным образом тем, на чьей стороне закон. Стараемся вытаскивать их из серьезных переделок, иногда позволяем себе посильную благотворительность в отношении жертв истории. Но самая главная наша задача – защищать и сохранять саму историю. Которая в конечном итоге приведет к появлению славных данеллиан.

– Ох, простите, – сказала Хелен. – Такие дурацкие вопросы задаю. Просто я сама не своя от страха за Стивена, ведь он обещал вернуться через три дня. Для него – шесть лет, для меня – трое суток. Ему был нужен этот срок, чтобы вновь освоиться в здешнем интервале. Он хотел инкогнито побродить по Лондону, снова привыкнуть к викторианским нравам, чтобы не совершить по рассеянности какой-нибудь ошибки, не удивить слуг или наших здешних друзей… Уже неделя прошла! – На ее глазах выступили слезы. – Не обращайте внимания на мою болтовню.

– Ну что вы! – Эверард вынул трубку и кисет. Ему передалось волнение этой женщины, и он хотел немного успокоиться. – Я, завзятый холостяк, могу только позавидовать вашему браку. Но давайте приступим к делу, так будет лучше. Вы родились в Англии и в этом веке, я прав?

Она кивнула.

– Я родилась в Кембридже в тысяча восемьсот пятьдесят шестом. Осиротела в семнадцать лет, но унаследовала скромные средства, которые позволили мне получить классическое образование. Скорее всего, из меня бы вышел обыкновенный синий чулок, не получи я предложение служить в Патруле. В Академии я познакомилась со Стивеном… Он родился позже на целый век, но, к счастью, в нашей организации это никакой роли не играет. Оказалось, что у нас много общего. Закончив обучение, мы поженились. Стивен даже мысли не допускал, что мне понравится его эпоха. – Она поморщилась. – И оказался прав: я там побывала и мне не понравилось. Ну а ему, напротив, здесь и сейчас хорошо. По легенде, он американец, сотрудник торговой компании, занимается импортом… Я тоже работаю, иногда в присутственном месте, иногда на дому. Женщина, интересующаяся наукой, здесь пока явление редкое, но не сказать что уж вовсе из ряда вон. Мария Склодовская – мадам Кюри – поступит в Сорбонну всего через несколько лет.

– Люди в этой эпохе хороши уже тем, что не имеют привычки лезть в чужие дела. – Беседуя, Эверард набивал трубку из эрики. – Э-э… смею предположить, что вы со Стивеном очень многое делаете вместе, а это пока не в порядке вещей для супружеских пар.

– Вы совершенно правы, – подтвердила она, и собеседника тронула ее горячность. – Даже в отпуск ездим вместе, и не только в этом интервале. Обожаем древнюю Японию, побывали там уже несколько раз.

Эверард кивнул. Древняя Япония, с ее малочисленным и почти сплошь невежественным населением, находилась на отшибе цивилизации, и Патруль не усматривает риска в том, чтобы иногда пускать туда заядлых туристов.

– Мы осваивали тамошние ремесла, в частности гончарство. Вот эта пепельница, что возле вас, – работа Стива… – Хозяйка умолкла.

Эверард не дал паузе затянуться:

– А ваша область – Древняя Греция?

Патрульный, встречавший его на базе, не знал точно, чем занимается Хелен Тамберли.

– Колонии на ионическом побережье, преимущественно седьмой и шестой века до нашей эры. – Она тяжело вздохнула. – Но вот же ирония судьбы – женщинам нордического типа, таким как я, туда путь заказан. – Она пыталась шутить. – Но как я уже сказала, мы с мужем повидали немало других красивых мест.

«Тщательно огороженных, чутко охраняемых…»

– Так что мне грех жаловаться.

«Стоицизм дает трещину».

– Если Стивен вернется… Если вам удастся спасти моего мужа, как считаете, можно будет его уговорить, чтобы осел наконец? Чтобы занимался наукой здесь, как это делаю я?

В наступившей тишине громко чиркнула спичка. Эверард выпустил дым колечками и погладил пальцем шероховатую поверхность трубки.

– Не стоит на это рассчитывать, – честно ответил он. – Хорошие полевые историки – штучный товар… Как, впрочем, и просто хорошие специалисты. Похоже, вы не в курсе, что у нас острейшая нехватка квалифицированных кадров. Такие домоседы, как вы, дают возможность работать таким кочевникам, как он. И как я. И обычно мы возвращаемся домой целыми и невредимыми.

Служба в Патруле не имела ничего общего с бравадой и безрассудством. Успех зависел от точных сведений. Их по большей части собирали на местах агенты вроде Стива. Но велика была роль и людей вроде Хелен, камеральных работников, вдумчиво и терпеливо анализировавших материалы полевиков. Разумеется, засланные в Ионию наблюдатели поставляли куда больше информации, чем удавалось извлечь из доживших до девятнадцатого века хроник и летописей. Но эти агенты не имели возможности делать то, что делала Хелен, а именно сопоставлять, типологизировать и интерпретировать находки, а также инструктировать новые экспедиции.

– Рано или поздно Стив должен будет подыскать что-нибудь безопасное, – сказала она, покраснев. – И пока он этого не сделает, я не соглашусь заводить детей.

– Уверен, в свое время он перейдет на спокойную административную должность, – сказал Эверард.

«Если удастся его вытащить».

– К тому времени он накопит громадный опыт и станет слишком ценным сотрудником для черной работы. Пусть лучше руководит новичками. Гм… Возможно, ему придется на пару десятков лет надеть личину какой-нибудь важной шишки в испанских колониях. И если вы к нему присоединитесь, это многое упростит.

– Обязательно присоединюсь! Такое приключение! Я приспособлюсь, не сомневайтесь. Мы и не планировали насовсем остаться в Викторианской эпохе.

– Наш разговор практически не коснулся Америки двадцатого века. У вашего мужа остались там связи?

– Он из старинного калифорнийского рода. Среди дальней родни есть перуанцы. Прадед у него был моряком, капитаном. В Лиме нашел себе девушку, женился и увез на свою родину. Возможно, именно здесь кроется причина интереса Стива к ранней истории Перу. Полагаю, вам известно, что он стал антропологом, а позже вел в этой стране археологические раскопки. У него есть брат, женатый, живет в Сан-Франциско. Сам-то Стив развелся с первой женой незадолго до своего зачисления в Патруль. Это было… это будет в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом. Он работал на профессорской должности, но уволился, а всем объявил, что получил грант от знаменитого института и сможет теперь вести самостоятельные исследования. Этим объяснялись и его частые продолжительные отлучки. Стив по-прежнему снимает там холостяцкую квартирку, чтобы встречаться с родственниками и друзьями, и пока не планирует исчезать из их жизни. Рано или поздно придется, и он отдает себе в этом отчет, но… – Хелен улыбнулась. – Он сказал, что хочет дождаться, когда его обожаемая племянница выйдет замуж и родит ребенка. Хочет, мол, почувствовать, каково это – быть двоюродным дедом.

В ее речи смешивались времена глаголов, но Эверард старался не обращать внимания. Это неизбежно, когда о путешествиях во времени говорят на любом языке, кроме темпорального.

– Обожаемая племянница, говорите? – тихо переспросил он.

«Такие люди часто бывают полезны. Они много знают, и можно их расспрашивать, не вызывая подозрений».

– Что вам известно о ней?

– Ее зовут Ванда. Родилась в тысяча девятьсот шестьдесят пятом. Судя по тому, что в последнее время говорил о ней Стивен, она… ммм… студентка, изучает биологию… Стэнфордский университет, кажется. Кстати, на свое последнее задание он планировал отправиться не из Лондона, а именно из Калифорнии. Хотел перед этим встретиться с родственниками в… да, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом.