Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

Задыхаясь, поспешила она к нему, бросилась на шею, засыпала вопросами. В нескольких словах он сообщил ей обо всем. Мать Эммы перебралась на «Вангар» с последним транспортом. В половине десятого Нельсон проник подземным ходом в комнату Марии-Каролины, где собралась уже вся королевская семья. Он без труда вывел их тем же путем. Час тому назад барки с беглецами отплыли и теперь, наверное, уже добрались до линии кораблей. Фердинанду Неаполитанскому посчастливилось удачнее бежать от народа, чем Людовику XVI!

А сам Нельсон остался с этой лодочкой, чтобы подождать Эмму и сэра Уильяма. Как беспокоился он о ней! До него доносились дикие вопли и проклятия толпы, и Нельсон уже хотел бросить все и открыто пойти на выручку к ней…

А как он был бледен! Он, герой, не знавший страха! Но ведь не за себя, за нее боялся он теперь…

Эмма горячо прижалась к нему, потянулась губами. Он же вдруг отпрянул и направился навстречу приближавшемуся сэру Уильяму.

XXVI

На следующее утро весь залив был усеян лодками, окружавшими «Вангар». Сидевшие в них взволнованно выкрикивали имя короля, заклинали его остаться. Но Фердинанд не показывался. К депутациям, явившимся молить короля остаться и состоявшим из представителей магистратуры, купечества и ремесленников, он выслал Актона, сам же принял только достопочтенного кардинала Капече Дзурло, которому категорически заявил, что земля предала его, короля, и что теперь он в силу нужды доверился морю.

Неаполитанские линейные корабли «Санита» под командой Карачиолло и «Архимед» под командой графа Турна должны были эскортировать «Вангар» до Палермо. В полдень командиры этих судов явились к Фердинанду за приказаниями. Карачиолло еще раз сделал попытку повлиять на Фердинанда, уговаривая его перейти на «Саниту», чтобы все же остаться на «родной почве», а не отдаваться всецело власти чужеземцев.

Фердинанд снова заколебался. Но тогда на герцога обрушился Нельсон. Не хочет ли Карачиолло снова ручаться своей головой за безопасность короля? Он, не умевший держать в повиновении собственных матросов?

Теперь Фердинанд резко отклонил просьбу Карачиолло. Герцог ушел с «Вангара» с мрачным лицом и приказал спустить с «Саниты» королевский флаг.

С темного, покрытого тучами неба спускалась душная ночь. Выходя из воды, взметнулось вверх багровое пламя заката, и, словно стая ночных птиц, эскадра развернула паруса.

Эмма стояла с мужем на шканцах. Медленно ускользал из ее глаз потерянный рай.

По-прежнему море было усеяно лодками, по-прежнему на берегу теснилась толпа народа, но везде, где появлялся «Ван-гар», замирало каждое движение, стихал каждый звук. Неаполитанцы с мрачным молчанием смотрели, как скрывался вдали королевский штандарт, склонившийся под английским крестом.

Но что это? Что это сверкнуло там, у Позилиппо? Словно выходя из воды, взметнулось вверх багровое пламя и, словно огненное ядро, пробежал его отсвет по морской зыби. Затем пламя выросло вширь, как бы касаясь указующим перстом облаков. Но вот рядом с ним выросло второе пламя… третье, четвертое… целый сноп… пятидесятое, шестидесятое, сотое…

С лодок, с берега, даже с нельсоновских кораблей раздавались отчаянные крики. Они пронеслись по морю, ураганом промчались по всему городу. В домах загорались огни, на улицах замелькал свет факелов, смутное сияние замерцало сквозь оконные арки церквей и дворцов. Весь Неаполь окутался трепетным заревом пожарища. Это горел неаполитанский флот.

А тут еще начал гудеть колокол храма Санта Мария дель Кармине, и к нему присоединились колокола церквей Святого Януария, затем остальные. Со своим глухим ворчанием, всхлипывающим плачем, трепетными жалобами, колокола казались живыми существами.

Мария-Каролина, король, мужчины, женщины, дети — все бросились на палубу, бестолково спрашивали друг друга, не получая ответа. Да, напрасно Мария-Каролина тяжелым гнетом придавила народ, вызвала ненависть богатых непомерными налогами, выжала у бедных последнюю трудовую копейку. Плоды долголетней работы были уничтожены, а с ними — надежды на будущее… Неаполитанский флот горел.

Мария-Каролина разразилась истерическими рыданиями и дала Нельсону и Эмме увести себя в каюту. Она боялась остаться одна, не отпускала их, не переставая плакать и жаловаться.

— Как мог произойти такой ужас? Разве не было решено, что флотом пожертвуют лишь в минуту крайней необходимости? А Нельсон… разве не обещал он взять недоконченные, лишенные мачт, неспособные к плаванию суда под защиту оставленной в заливе блокирующей эскадры?

Страшное подозрение мелькнуло у Эммы. Ей вспомнилось выражение Нельсона после завоевания Тулона, железные слова, ставшие действительностью после поджога судов Людовика XVI: «брать и уничтожать».

Должно быть, Нельсон отгадал ее мысли. Он принес книгу приказов «Вангара» и показал место, куда была занесена инструкция для командиров блокирующей эскадры:

«Неаполитанские военные суда поставить в стороне от португальско-британского флота, способные к плаванию переправить в Сицилию, остальные: а) в случае вступления в Неаполь французов, б) в случае народного восстания против законного правительства — предать пламени».

Под приказом были расписки командиров в его приеме.

И все-таки суда были сожжены уже теперь и без всякой необходимости. Но ведь Шампионе находился еще далеко от Неаполя? Или в Неаполе дело дошло до народного восстания?

Нельсон не знал, как объяснить случившееся, и обещал по прибытии в Палермо привлечь капитанов к ответственности.

Эмма облегченно перевела дух, убедившись, что Нельсон тут ни при чем. Но тут же ей пришло в голову: а сэр Уильям? Почему в последние дни командир британской части блокирующей эскадры Дональд Кэмпбелл так часто бывал у него и так подолгу беседовал с ним при запертых дверях?

Она осторожно встала, оставила Нельсона у Марии-Каролины и вышла наверх. Сэр Уильям смотрел через подзорную трубу на пожарище, облокотясь на перила. Эмма, переведя дыхание, остановилась около него, ожидая, пока он обернется к ней, но так как он не обращал внимания на ее появление, то у нее вырвалось:

— Однажды… это было после Тулона… ты объяснил мне свою программу. Помнишь? Брать и уничтожать…

Опустив трубу, он перебил ее:

— Это была программа Нельсона.

— Но ты довершил ее: брать и уничтожать, будь то друг или враг. Так ли это?

Гамильтон искоса посмотрел на нее:

— А, ты интересуешься?.. Ты хотела бы узнать, не приключился ли тот хорошенький пожарчик от искры, выскочившей из-под черепа старичка?

Эмма кивнула:

— Да, это так! Я хотела бы знать.