Паутина

Осторожно подняла глаза и встретилась с его взглядом.

На мгновение мне показалось, что в глубине его тёмных глаз вспыхнуло раздражение, но оно тут же исчезло, сменившись привычным холодным спокойствием.

— Она учится под фамилией матери, — продолжил отец, не меняя тона. — Прошу отнестись к её тайне с пониманием.

Роменский медленно отставил бокал с вином и чуть заметно сжал губы, будто что-то обдумывая.

— Понимаю, — наконец ответил он. Его голос звучал ровно, но я уловила в нём тонкую, почти незаметную нотку неудовольствия.

Мне почему-то казалось, что он не любит сюрпризы.

– Надеюсь на это, - ответила прежде, чем успела прикусить язык. Манера поведения этого человека начинала невероятно бесить.

Четко очерченные губы на этот раз едва дернулись, словно пряча улыбку.

– Неприятное чувство, не так ли?
– голос чуть потеплел.

– Не то слово, - выдохнула я. – Вам ли этого не знать.

– Очень даже хорошо знаю, - на этот раз Роменский улыбку скрывать не стал. – И тайну сохраню, Лиана. Но поблажек на экзамене не жди.

Отец громко фыркнул, едва не поперхнувшись вином.

— Смотри, Игорь, как бы тебя самого экзамен не ждал, — с откровенной насмешкой сказал он. — Моя дочь своё мнение отстаивать училась едва ли не с пелёнок. Она и поспорить может.

Роменский взглянул на меня чуть пристальнее, и в его взгляде мелькнул короткий проблеск интереса.

– Вы, Лев Маркович, меня этому тоже учили. Так что здесь мы с Лианой на равных.

— У вас преимущество, — не удержалась я, склонив голову чуть набок. — Вы существенно старее меня.

На долю секунды за столом воцарилась тишина.

А потом Роменский впервые за вечер весело фыркнул, явно не ожидая подобного ответа.

— Туше, Лиана. Даже не знаю, что на это сказать.

— Лиана! — раздался резкий шёпот мамы.

Я лишь пожала плечами, не сводя взгляда с Роменского. Он не выглядел оскорблённым, скорее наоборот — его забавляла вся эта ситуация.

— Всё в порядке, Клара Львовна, — усмехнулся он, откидываясь на спинку стула. — не убавить не прибавить: я старее. И опытнее. Узнаю пробу золота, Лев Маркович, мои поздравления.

– Спасибо, Игорь, - отец довольно склонил голову, покачав мне головой.

Разговор снова перешел в спокойное русло, но, на этот раз Роменский несколько раз останавливал свой взгляд на мне. Случайный, но пытливый, изучающий.

Я почувствовала, как внутри поднимается раздражение. Мне никогда не нравилось быть под чьим-то внимательным наблюдением, особенно таким… хладнокровным.

Поспешно встала, помогая маме собрать грязную посуду со стола, надеясь деликатно скрыться на кухне и перестать быть объектом внимания своего декана. Но когда я протянула руку за его тарелкой, он внезапно подал её мне, и его пальцы на мгновение едва ощутимо коснулись моей руки.

Касание было таким лёгким, что его можно было бы принять за случайность. Можно было бы, если бы не это короткое, почти застывшее мгновение.

Я резко подняла глаза, но Роменский уже спокойно убирал руку, будто ничего не произошло.

— Спасибо, — ровно сказала я.

— Не за что, — так же спокойно ответил он, его лицо оставалось совершенно непроницаемым.

На кухне, уже бросая тарелки в раковину, несколько раз беззвучно чертыхнулась. Вот уж никуда это все не годилось. Еще днем хихикала над Ленкой и ее восторженностью, а сейчас сама веду себя не лучше нее. Да, красивый мужчина, отец его уважает, значит есть за что. Но мне-то что с этого?

Люди, подобные Роменскому, недостатка внимания у женщин никогда не испытывали. Восхищаться таким издалека можно, восхищаемся же мы античными статуями или творениями Микеланджело. Но чувствовать что-то более серьезно – упаси бог. Вот только я всё ещё ощущала его случайное прикосновение, и это злило меня больше всего. С какой стати вообще об этом думать? Глупо, нелепо, ненужно. От раздражения я сжала губы и с силой провела губкой по тарелке, будто могла стереть этим ненужные мысли.

— Лиана, - сзади раздался недовольный голос мамы, - ты что, решила помыть посуду прямо сейчас?

– Нет… - пробурчала, кидая недомытую тарелку в раковину.

– Помоги мне с пирогом, - велела мама, доставая великолепное вишневое произведение искусства из холодильника. – Красивый мужчина, - шепнула она мне, нарезая пирог на части.

– Наш курятник будет в восторге, - ответила я, ловко перекладывая кусочки на блюдца.

– Вот ну что ты опять о других, а? – мама уперла руки в бока. – Ты о себе подумай!

– Мам, - я круто развернулась к ней, - ты вообще, что предлагаешь? Скрутить его, привязать к стулу, изнасиловать и заставить жениться? Ты вообще в своем уме или последнее время весь мозг на сериалы и любовные романы спустила? Срешься с папой по поводу и без, меня пытаешься сбагрить хоть за козла однорогого! Ты вообще в каком мире живешь? – раздражение последних дней внезапно вылилось в неконтролируемую злость.

– А ну-ка помолчи! – рыкнула на меня мама, яростно сверкая черными глазами. – Думаешь, тебе легко будет без мужчины в этом мире? Думаешь, все тебе на блюдце преподнесут? Думаешь, никто в университете не знает чья ты дочь?

– Что? – кровь бросилась мне в лицо.

Я смотрела на неё в полной растерянности, пытаясь понять, что именно она только что сказала.

– Там что, идиоты сидят? – фыркнула она, отворачиваясь и судя по всему уже сожалея о своей вспышке.

Да нет, идиотка тут только я.

Бросив на стол полотенце я стремительно вышла из кухни, чувствуя как в груди стучит сердце от злости. В большей степени на себя – ведь какой надо быть наивной дурой, чтобы считать, что смена фамилии хоть на что-то повлияет в этой деревне.

– Лиана! – закричала мне в след мама. – Лиана, стой!

– Что случилось, зайчонок? – папа выскочил из гостиной в коридор.

– То, папа, - едва сдерживая слезы, ответила я, - что я – дура, а ты меня в этом активно поддерживал!

Папа нахмурился, его лицо приняло обеспокоенное выражение.

— О чём ты говоришь, Лиана?

Я вздохнула, пытаясь успокоиться, но эмоции захлёстывали меня.

— О том, что все в университете знают, чья я дочь. А я, как наивная дура, думала, что смена фамилии что-то изменит.

Папа посмотрел на меня с сожалением, затем бросил быстрый взгляд в сторону кухни, где осталась мама.

— Лиана, я...

Но я не дала ему договорить.

— Почему ты мне не сказал? Почему позволил верить в эту иллюзию?

Он опустил глаза, явно подбирая слова.