Паутина

— Ты старше, умнее… Ты — другой. Ты видишь во мне девушку, которую нужно спасти. И… — Я сделала паузу, с трудом сглотнув комок в горле. — Может быть, ты даже сам этого не осознаёшь, но тебе не нужна я. Тебе нужна идея. Желание исправить, уберечь, защитить.

Я не смотрела на него, потому что знала — в его взгляде будет что-то, от чего мне станет ещё тяжелее.

— А я не хочу быть чьим-то благородным поступком, — закончила я почти шёпотом. – Никогда не хотела ни жалости, ни опеки…

Он продолжал гладить моё плечо, медленно, едва касаясь, словно давая мне время осмыслить собственные слова.

— А если… — его голос был низким, глубоким, почти мурлыкающим, но в нём проскользнула хрипотца. — Если я скажу тебе, что каждый раз, когда видел тебя, то едва с ума не сходил от желания?

Я вздрогнула, но не подняла взгляда.

— Начиная с того момента, когда сел рядом с тобой на скамье и рассказывал о тонкостях университетской политики.

– Игорь, - я слегка откашлялась. – Ты же мне тогда сказал…. Ну что не хотел идти на ужин, потому что думал….

Он усмехнулся, и я почувствовала, как его пальцы чуть крепче сжали моё плечо.

— Угу, думал, Лиа. Даже спорить не буду, — его голос был низким, чуть ленивым, но в нём сквозила улыбка. — Думал, что меня с тобой знакомить будут, сводить с очередной профессорской дочкой.

Я прикусила губу, вспоминая, как неловко чувствовала себя тогда, когда поняла, что этот ужин — не просто ужин.

— А когда увидел тебя… — он наклонился ближе, и его дыхание скользнуло по моей щеке. — Решил, что это не самая плохая идея, на самом деле.

Я замерла.

— Стоило тебе тогда коснуться меня — у меня мурашки по руке прошлись, — продолжил он, чуть приподнимая брови, будто вспоминая тот момент. – Помнишь, когда забирала у меня тарелку?

Еще бы мне не помнить этого момента.

– А потом Лев Маркович меня от души припечатал, дав понять, что подходить к тебе не стоит. Он, похоже, все понял сразу.

Мое сердце сжалось от тоски по папе.

– А ты?

– А я понял, что просто не будет.

В его голосе не было сожаления. Ни капли.

– Лиа, - продолжил он, чуть поворачиваясь ко мне. – А коллоквиум ты написала лучше Дарьи. Лучше всех.

Я моргнула.

— Что?

Игорь чуть усмехнулся, провёл пальцем по моей щеке, убирая прядь волос.

– Даже раздавленная горем и болью, родная, ты оставалась Романовой – дочерью своего отца. Но как иначе я мог вызвать тебя на эмоции? – он стиснул зубы. – Доигрался…. Ты была похожа на человека, который закрылся изнутри и выбросил ключ. — Он медленно провёл ладонью по моей спине, словно проверяя, всё ли я ещё здесь. — Я пытался достучаться. Хоть как-то.

– Скотина, - невольно выругалась я.

– О, Дарья мне тоже самое сказала. Слово в слово. И рука у нее тяжелая.

— Почему… — мой голос звучал тихо,— Почему ты не отступил?

Он не пошевелился.

— Почему продолжал… мне помогать? Даже когда я тебя ненавидела?

— Я злился. Я бесился. Я ненавидел твою холодность, твое упрямство, твою чертову гордость, твою независимость и твое нежелание принять хоть какую-то помощь. Ты задевала во мне все то, чего никто и никогда не задевал. Много раз я бесился и думал: на черта мне все это сдалось? На черта мной крутит девчонка почти в два раза моложе меня самого. Но, - он запнулся. – Но каждый раз, когда я видел тебя, мне становилось плевать на свою гордость.

Все внутри переворачивалось от этих слов, от их простоты и искренности.

А он продолжал:

— И в итоге я понял: мне плевать, любишь ты меня или ненавидишь. Плевать, захочешь ли ты когда-нибудь простить меня или нет. Плевать, захочешь ли быть рядом или уйдешь, не оглянувшись. Я просто не мог позволить им забрать тебя у меня.

— Игорь… — выдохнула я, но он не дал мне договорить.

— Помолчи, Лиана, — тихо, но твёрдо перебил он. — Просто помолчи и слушай.

Я замерла.

— Я люблю тебя, — сказал он так спокойно, так уверенно, что у меня перехватило дыхание. — Глупо? Да. Невероятно? Да. Но я люблю тебя.

Мир вокруг сузился до этих слов, до его дыхания у моего виска, до тяжёлого стука его сердца под моей ладонью.

— И когда всё это дерьмо закончится, я сделаю всё, чтобы быть рядом.

Он не просил, не умолял, не ждал ответа.

— А пока, родная, мне хватит просто твоего желания.

Я не могла дышать.

— А дальше…

Он чуть наклонился, едва заметно коснувшись губами моей макушки.

— Время покажет.

Игорь уснул, уснул крепко, о чем мне сказало его дыхание – глубокое, размеренное и спокойное. Сказались и общая усталость и бессонная ночь. Я тоже то проваливалась в легкую дрему, то просыпалась, наблюдая, как все ярче становятся полоски света на деревянном полу комнаты. Лежать рядом с ним было уютно, тепло и спокойно. Слушать стук сердца, тихое, глубокое дыхание, ощущать приятную тяжесть руки на плече. Даже поворачиваясь во сне, Игорь ложился так, чтобы обнимать меня, а когда шевелилась я – прижимал к себе крепче. Это было неожиданно приятно.

Лучи скользили через занавески, показывая как бегут утренние часы, а мне не хотелось даже шевелиться, тем более не хотелось тревожить Игоря. Сквозь сон я слышала, как проснулись наши друзья, их тихие голоса на улице, легкие шаги Кати. Знала, что рано или поздно реальность ворвется в наш уютный, теплый мир, но мечтала, снова проваливаясь в дрему, чтобы это произошло как можно позже.

Внезапный мощный стук в двери прервал наше спокойное течение утра. Игорь тут же открыл глаза и подскочил на кровати, я машинально натянула на себя одеяло.

– Что такое?

В комнату быстрым шагом влетел покрасневший Василий.

– Да мать вашу за ногу-то! – выругался он, глядя на нас. – Я тут едва ежа не родил, увидев, что тебя нет в спальне… Думал, ты…. Вот ведь…. А вы, тут, я смотрю, времени не теряли….

Он отвернулся к окну.

– Что случилось? – Игорь еще не стряхнул с себя остатки сна, но быстро одевался.

– Выходите, новости есть, - ответил Василий, направляясь к дверям, но на пороге полуобернулся ко мне и подмигнул, заставив залиться краской.