Паутина

Свои исследования он держал в секрете, и возможно, загнулся бы в безвестности - если бы его не забрали в психиатрическую лечебницу в 2007-м.

В отместку за это жена Вербицки отсканировала рукопись книги "Digital Acid", которую ей передали от мужа из больницы, и послала это "письмо счастья" в 33 крупные сетевые конференции.

Через год D-Acid, или, как его назвали в России, "диоксид", распространился с помощью Сети по всему миру, вытеснив даже "микроскоп" самый популярный галлюциноген того времени. Применение голографии здесь ничего нового не дало, зато музыкальная "клеточная машина" в сочетании с цветовой отправила в сумасшедшие дома не одну сотню экспериментаторов.

– Ваш кофе... сэр!
– Белобрысый стоял передо мной с подчеркнуто-вежливым выражением лица.

– Может, попробуете пока комбинезон? Как раз освободилось место...

– Спасибо, я лучше посижу... Мне доклад сейчас делать, надо сосредоточиться, - сказал я и на всякий случай многозначительно подмигнул.

Бармен с понимающим видом ретировался, а я стал разглядывать пару, только что вышедшую из кубиков. Похоже, они пришли вместе и взяли кубики на одинаковое время. Но отдельно друг от друга - видно по лицам.

Я люблю разглядывать лица людей, вышедших из Сети. Это вроде игры: нужно угадать, что они там делали. Насчет девушки все ясно. Лицо покрасневшее и обмякшее, на груди - два мокрых пятна почти правильной круглой формы, в них еще два пятнышка, потемнее. На фоне идеально-белой футболки это смотрится, как два глаза - не столько эротично, сколько комично. Впрочем, это скорее моя бессознательная реакция - девица-то занималась сексом с машиной, а не со мной!

А вот что парень там делал - это сложнее. Говорят, что лица людей, выходящих из кубиков, напоминают лица зрителей, выходящих из кинотеатра. Это не всегда верно. Ведь кино - это законченное произведение: пережил эмоции и пошел домой. Вот как девица эта. А у парня выражение другое: он еще там, в его мозгу еще продолжается начатый в кубике процесс, и лицо его - как восковая маска, безо всякого выражения.

Интересно, почему это самое "безо всякого" воспринимается другими как нечто отрицательное? Мне вдруг вспомнилось, что точно такое же лицо - но только у меня самого - часто замечала Рита. И всегда спрашивала: "что-то случилось?".

"Да ничего, я просто думаю..." - говорил я. Но каждый раз, когда она видела меня таким, она снова и снова задавала этот вопрос. Возможно, если бы у меня всегда было такое лицо, она бы не реагировала так встревожено. Но когда мы познакомились, я был другим. Она целый день присматривалась ко мне, думая, что я клоунничаю, выделываюсь, пытаюсь ее очаровать... Вечером того дня она шептала: "А ты ведь на самом деле такой... а я думала, ты играешь!" И я действительно был таким, таким и остался. Но наверное, я "такой" - для других.

Первый раз, когда Рита заметила меня "без лица", случился через месяц после нашего знакомства. Ночью она проснулась и незаметно вошла на кухню, где я сидел над диссертацией. Обернувшись на шорох, я улыбнулся - но она подошла ко мне, словно чем-то напуганная, и серьезно спросила, все ли в порядке.

Напрасно я убеждал ее, что со мной все хорошо. "Не обманывай, пожалуйста.

Зачем ты от меня что-то скрываешь? У тебя было такое лицо... Такое... как будто это не ты, или как будто ты умер!" - она готова была заплакать. Чтобы успокоить ее, я соврал, что один из моих выводов оказался ложным, нужное мне слово происходит совсем от других корней, и поэтому я немного расстроен.

Я и сам заметил, что занимаясь умственной работой, я обычно старался остаться один, как можно сильнее изолироваться от посторонних взглядов.

Позже, после нескольких лет жизни за рубежом, я стал "погружаться" и в присутствии других, чем нередко удивлял и пугал их. Рита в конце концов привыкла, что со мной "так бывает", она теперь спрашивала "что-то случилось или ты просто думаешь?", и я молча показывал ей оттопыренный вверх большой палец. Интересно, где она сейчас? В старых романах переживание разлуки было одной из основных эмоций. А я вот совершенно не переживаю от разлуки с Ритой, хотя наш роман был довольно бурным. Эффект виртуального общения: Сеть приучила нас расставаться легко и быстро, без лишней грусти ожиданий, без особых размышлений о том, что делает сейчас человек, с которым ты недавно общался...

Между тем пара, за которой я наблюдал, не торопилась уходить. Девушка усталым голосом крикнула бармену "мартини с грейпфрутом!", а молодой человек (с появившимся лицом) подошел к столику, где сидело еще трое ребят его возраста. По доносящимся слэнговым словечкам можно было легко догадаться об их увлечениях. Разлука разлукой, а вот к стереотипам юношеской романтики Сеть не так уж много прибавила, подумалось мне, и память услужливо подбросила название старого фильма с модным тогда Кинчевым: "Взломщик".

Сам я никогда не был хакером. Честно сказать, я даже с некоторым отвращением и боязнью относился и к "железу", и к внутренностям тех программ, с которыми работал. Кнопок с простыми словами "Найти", "Сохранить", "Печатать" мне было более чем достаточно. Дальше лезть никогда не хотелось. Даже если я и замечал какие-то технические вещи, это было совсем не из той оперы, которая интересовала хакеров. Так, раньше меня раздражало, что листы бумаги выходят из принтера теплыми. Мне почему-то хотелось, чтобы свежая распечатка была, наоборот, холодноватой. Знакомый программист, которому я рассказал об этом, долго смеялся - не знаю, над чем.

Однако после ухода из Университета я оказался лишен всякой технической поддержки. И обнаружил, что раньше мог игнорировать ее лишь потому, что ее держали на высоте другие люди. Когда-то я только посмеивался в ответ на шутки коллег о моем снобистском невежестве узкого специалиста, не желающего знать лишнее из другой области. "CAMEL отдельно, LIGHTS отдельно".

Оказавшись за стенами университетского кабинета, я осознал весь горький юмор этой поговорки. Прочти хоть всего Пушкина над сломанным принтером, он не начнет выдавать распечаток - ни горячих, ни холодных. Не говоря уже о том, чтобы продолжать свое дело или хотя бы отомстить тем, из-за кого я оказался на улице. Для таких дел нужна целая команда. Один в поле не воин, особенно если вместо поля - дикий лес Сети, а ты - всего лишь профессор вымершей литературы, не видавший в этой Сети почти ничего, кроме своих любимых академических архивов.

Но и в диком лесу я оказался чужаком не для всех.

Клетка 3. ХАКЕР, ПЕРВЫЕ ИГРЫ

Я точно так же сидел тогда с чашкой кофе в университетском "Тараканнике". Он подсел рядом. Бутылка дешевого пива, два бутерброда с соевым мясом.

Характерная сутулость и длинные волосы, которые можно было бы называть "светлыми", если бы он мыл их чаще раза в месяц. Плюс драная противогазная сумка, из кармана которой торчит, как перчатка, дорогой черный "лапоть" без единой клавиши, снятый с руки только на время еды. Все это классифицировало его на девяносто девять процентов: электронный витязь на распутье. Лицо как будто знакомо, но как зовут?... Типичная история, когда читаешь лекции двум потокам по триста человек - множество лиц, запоминающихся чуть больше или чуть меньше, и множество имен, которые не запоминаются вообще. Правда, студентов не особенно видно теперь, когда лекции проводятся через Сеть. Но этого я точно видел...

– Профессор, Вас правда выгнали?

– Похоже на то. А Вы?...

– Сергей Жиганов, ник Жиган. Вы вряд ли меня помните, я с примата, ходил на Ваш спецкурс в прошлом семестре.

– Неужто по своей воле?

– Нет конечно, - Жиган улыбнулся.
– Нам велели взять не меньше трех спецкурсов на гуманитарных, я и загрузился на Ваш. Сначала думал, в гробу я видел этот худл в белых фолдерах, лишь бы зачет поставили. А потом ничего оказалось. Всяко веселей, чем "Основы имагологии". Жаль, что Вы теперь в дауне. Я собирался после Нового года загрузиться на продолжение.