Павел Филонов: реальность и мифы

Хотел передать ощущение древних рун.

Вымотался, но сделал».

«Мы знаем, что один из рисунков в тексте ваш, покажите, пожалуйста».

Седая хозяйка раскрывает «Калевалу» — «вот он», — говорит она.

«Только печать не передала напряжения оригинала. А передать напряженность очень важно. Нужна полная самоотдача при любом прикосновении к бумаге. Это нами называлось „единицей действия“».

Я спросила у Филонова во время работы над «Калевалой»:

«Должна быть единица действия — точкой?»

«Кто это вам сказал? — ответил Павел Николаевич с удивлением. — Она может быть любых размеров».

Нами задается вопрос рассказчице.

— Это имеет отношение к технике пуантелизма?

— Нет, нет! Я приведу вам положение нашей школы.

«Каждый мазок или прикосновение к картине — есть точная фиксация в материале или через материал внутреннего психологического процесса, происходящего в художнике, а вся вещь целиком — есть фиксация интеллекта того, кто ее сделал».

Это слова самого Филонова.

Редакция назвала мою работу «Калерво» ^[796] — «Батрак» ^[797] .

«Это не совсем так. Мы изображали не отдельные эпизоды, а полузабытую подоснову. Вы видите, что пространство просвечивается сквозь пространство, а время переливается сквозь время. Мы называли это, — концентрированное время и пространство.

Человек один с природой, оскорбленный, он зовет к мести всю природу, он зовет и зверей и хищных птиц. Его месть справедлива, но, отмстив за оскорбление, он становится сам оскорбителем ^[798] . Свое страдание не изжить страданием других. Вы видите оскаленные морды хищных рыб.

796

Правильно — Куллерво (Калервы сын, Куллервойнен).

797

Стр. 191, 192. — Прим. автора.

798

Куллерво, одна из самых трагических фигур «Калевалы». Унтамо, родной дядя героя, убил его отца Калерву, а Куллерво превратил в раба, вначале собственного, затем продал Ильмаринену. Куллерво бунтует против дяди, против Ильмаринена и его жены. Случайно обесчещивает сестру, которая, узнав имя соблазнителя, от позора кончает с собой. Куллерво громит имение Унтамо, а затем убивает себя на месте гибели сестры.

Вам лучше расскажет об этом Вахрамеев. Его работа продолжает мою. Вы видите, как прекрасна в своем страдании гибнущая женщина. Она уходит к Лейле — богине смерти» ^[799] .

Мы молчим. Мы не хотим напоминать о том, что Вахрамеева тоже нет.

«Меня часто спрашивают молодые искусствоведы — кто делал какую иллюстрацию? Это не нужно. Мы выступали как одно целое. Как школа Филонова. Так у нас было принято. Молчаливо признавалось всеми».

Мы встаем, прощаемся. И как звук давнего, звучит прощальным приветом — такое забытое и такое дорогое когда-то. «Желаю творческих успехов» — «Желаю творческих успехов».

799

Ошибка, на самом деле Калма. См. прим. № 800.

«Калевала» вышла из печати в 1933 году, в издательстве «Академия», специализировавшемся на публикации древних памятников литературы. Она стала библиографической редкостью.

Майский, тогдашний посол СССР в Финляндии, пишет в предисловии. «Калевала, вне всякого сомнения, является редчайшим произведением финской литературы, смело могущим претендовать на мировое значение».

Редакция «Академии» в примечании указывает: «Работа по оформлению книги коллектива мастеров Аналитического искусства (Школа Филонова) под редакцией Павла Николаевича Филонова».

Известно, что издательство сначала предложило иллюстрирование самому Филонову. Мастер, как всегда, выдвигал на первый план Школу.

Он поступил глубоко правильно. Иллюстрация «Калевалы» — памятник Школе.

Молодые филоновцы создали редкое по единству стиля и пониманию самого духа древних сказаний оформление. Их фантастика слилась с эпической фантастикой Калевалы. Они увидели мир древних глазами самих древних. Увидели тайную и полузабытую подоснову сказаний.

Мелодия смерти и боль страдания пронизывает эту необычную графику. Все герои и все жертвы. Милосердна лишь богиня смерти.

«Умирай, так умирай уж, Погибай — так поскорее, Под землей тебе найдется Место славное Калелы. Там сильнейшее — в покое, Там могучее — в дремоте» ^[800] .

Нет милосердия — есть песни. Человек перед тайной ^[801] .

Это было последнее выступление филоновцев как коллектива, как группы, как школы Филонова.

Его последние годы

800

Ответ Куллерво жене Ильмаринена, молящей о пощаде. См.: Калевала. Руна тридцать третья//Калевала. Петрозаводск. 1956. С. 229. Цитируется с неточностями. Правильно:

«Умирать, так умирай уж, Погибай ты поскорее! Под землей тебе найдется Место славное у Калмы: Там сильнейшие — в покое, Там могучие — в дремоте».

801

Когда писались эти строки, пришла весть о смерти Софьи Людвиговны Закликовской. — Прим. автора.С. Л. Закликовская скончалась 1 марта 1975 года.

«Века сон тревожный и трудный…» И. Г. Эренбург

Потом наступило молчание.

Имя Филонова никогда более не упоминалось в печати. Работы его учеников не принимали ни на одну выставку. Пути к заказной, оплачиваемой работе были закрыты.

Филонов не сдался.

Он не изменил ни своим принципам, ни своему искусству. Он остался верен своей школе, его окружали в это время лишь ученики, лично ему преданные.

Нужно сказать, что в эти последние годы школы, годы перед войной, среди учеников Филонова прослеживаются три основные группы. На занятиях никакой разницы не было. Все были филоновцами. Никого никогда не выделял. Но люди были разные — с различной подготовкой и разными интересами. Основу составляли старые ученики, когда-то кончившие Академию, но десятилетиями остававшиеся у Филонова. Это было ядро школы. К ним примыкало несколько студентов-живописцев из Академии художеств. Этим было нелегко. В Академии художеств косо смотрели на такое двойное обучение. Были художники прикладники, оформители, художники по материи. Совершенствуясь в своем мастерстве, основную цель видели в том, чтобы проявить себя творчески. В большинстве к Филонову ходили люди, уже имеющие живописную подготовку.

По принципиальным соображениям художник никогда никому не отказывал. И в самое последнее время, перед самой войной было много студентов с искусствоведческого факультета.

Их привлекала идейная сторона борьбы художественных течений и сама личность мастера, окруженного славой отверженности. Они тоже учились живописи, и учились упорно.

Искусствоведы были довольно дружной и многочисленной группой, объединявшейся вокруг литературно-художественного кружка, собиравшегося на дому у молодой девушки Вероники, также ученицы школы.

Всех учеников Филонова, которых я знал лично, я знал по ее кружку.

Война, блокада, годы унесли почти всех, даже филоновцев моего поколения — последних лет школы, — почти никого нет. Немногие из оставшихся создали себе имена в областях, далеких от живописи и искусствознания, — историки и литературоведы. Но все остались филоновцами.

В области своих новых исканий они принесли то, что давала школа Филонова, долголетнее общение с мастером, — стремление дойти до сути, вдумчивый анализ своего творчества.