Печаль Алконоста
Шрифт:
Поистине эта престарелая груша в саду была родовым деревом семьи. У Антонины теперь уже и правнуки двоюродные появились – мои внуки: Николай, Артемий, Елизавета и Анастасия, и крошка Ксения, а груша держит в себе тепло рук прапрадеда, Ивана Кононовича. Получается, что дерево соединило шесть поколений.
При этом моя Река Памяти-и-Забвения охватывает гораздо больший временной пласт, чем тот, который требуется для жизни грушевого дерева. Теперь мои внуки будут знать имя своего пра-пра-пра-пра-прадеда! Пятьюпрародный дед! Антон, сподвижник графа Воронцова, ровесник великого поэта Александра Пушкина. (Кто спросит, при чём он тут, скажу, что это мой личный отсчёт, и в моей реке Времени «от Пушкина», как от пристани, расстояние от которой до наших дней я могу уложить в голове, особо не напрягаясь).
Не барин прапрадед
Будто кто их тянет в эту речку под белыми горами, пока ещё в реку Забвения. Мне повелел Господь превратить её в реку Памяти. Собираю – по крохам, по словечкам и буковкам, по забытым уже именам – своих предков.
Ах, сколько же упущено времени! Вот я уже крайняя в роду моей матушки: и надо бы спросить, а мало кто и расскажет. Остались тёти-дядья двоюродные, троюродные и в меньшей степени родства. А что им за дело до Дуни Горбули и её дочерей, что за дело до без вести пропавшего её мужа Александра Калистратовича Горбули, и сына Григория, тоже на войне сгинувшего? Это по материнской линии. И начинаю выуживать детали из реки Памяти-и-Забвения моих немногочисленных оставшихся родственников.
И вот, собранное о роде Косенко – отца моего. Итак, Абрам и его жена Вера родили в 1865 году Конона, который прожил ровно семьдесят лет и умер в 1925 году. Родили Абрам с женой его, моей прапрабабушкой, чьё одно только имя и смогли вспомнить неблагодарные и непамятливые их потомки, ещё и Данила, Варвару, и, кто-то сказал, что ещё Оксану с Марфой.
Моя ветвь идёт от сына Абрамова – Конона и жены его, Натальи Семёновны Царегородской. Умерла моя прабабка Наталья в 1938 году.
Два сына и две дочери были у прадеда Конона: мой дед Иван, Алексей, Наталья и Марина. Иван Кононович Косенко родился 14 января 1894 года, а умер 24 мая 1974 года. Его жена, моя бабушка, Татьяна Савельевна в девичестве Соловьёва, привнесла в нашу ветвь возможность рождения близнецов. Бабушка Таня родилась 1 января 1894 года, а умерла день в день через 86 лет – 1 января 1980 года – от гриппа. А если бы не грипп, то прожила бы ещё до ста лет.
У бабушки много рождалось деток, много и умерло в младенчестве. Близнецами были две девочки: Антонина и Степанида – Стеха – кратко, рождённые 22 января 1931 года. Но родились они такими хилыми и нездоровыми, что шансов у них почти не было выжить. Тут кто-то посоветовал бабушке искупать их в отваре чабреца. При этом было сказано, что богородская трава сама укажет, кому жить, кому умереть. Выжила моя тётка Тоня, а маленькая Стешенька, царствие ей небесное, умерла.
С той ли поры, или чуть раньше, но бабушка моя открыла в себе целительские способности. Знала она травы, умела наговаривать воду, помогала в самых неотложных случаях. Я даже помню один, как Микола маялся животом. Когда бабушка посмотрела больного, пощупала его, надавила на живот и убедилась, что он мягкий, тогда своё лекарство дала выпить. В печи помела метёлочкой, собрала золу, развела водой и дала выпить. Я, уже к тому времени просвещённая пятиклассница, была в ужасе от такой беспросветной отсталости моей бабушки. Я знала, что с животом не шутят, и надо вызывать врача. Но где бы его ещё найти было в Ильинке? Там всего одного-единственного фельдшера держали, который был и по коровам, и по людям специалист. И было его медучреждение в Хуторе, и добираться до него не на чём...
Помогло ведь бабушкино пойло Миколе. И ничего удивительного. Зола в воде – это тот же уголь активированный. Как помогали и наговоренная вода, и отвары разных трав: зверобоя, мяты, материнки, медвежьего ушка. Но я, дурында, не интересовалась, не расспрашивала... А бабушка не распространялась. Закроется в большой комнате, под образами поставит
банку с водой, шепчет, шепчет молитву, спичку зажжёт, пока не погаснет, снова шепчет... И неприлично было мешать ей, входить в комнату, расспрашивать, что это она там делала. Пришлось постигать целительную травяную силу самостоятельно по умным книжкам да по заварке в чайничке......Про Илью, чьим именем называется дедовское село, я мало что знала. И даже не думала, что это ещё и человеческое, не только небесное – от Ильи-пророка, имя. Ассоциаций ни с кем не возникало, даже с любимым всеми детьми Советского Союза Ильичом. Каждый год, второго августа бабушка строго выговаривала нам, своим внукам:
– Нечего больше на речку ходить. Илья в воду напысяв, теперь нельзя купаться.
Я совершенно искренне полагала, что Илья – это такой сердитый бог, который только раз появляется на небе, чтобы оттуда сделать это мерзкое дело, а потом исчезнуть до следующего лета. (И до сих пор не могу понять этой тайны мироздания: почему каждый год, изо дня в день, аккурат второго августа, на всех малых речках нашего края поднимаются со дна какие-то осклизлые, пупырчато-пузырчатые клочья тины – не тины, кувшинок или ряски, и медленно плывут по реке, одним своим видом отбивая охоту лезть в реку).
Звуки «и-иль-и» – такие мягкие и звонкие, словно ржание маленького жеребёнка на лугу, называемом Конотопцево. Да и луг Конотопцево связывался с топотом большого табуна. Хотя в названии всегда появлялась загадка: кони, что ли, утонули здесь когда-то очень давно? Что же произошло? Никто не мог сказать, почему луг так называли. А он привлекал в любые времена: и своим необъятным простором, и зарослями ожины, и обильным черёмуховым цветом. И громким, то отрывистым, то тягучим, то плавным, кукованием кукушек, и будто разбрызгивающим нектар, цвиканьем – щебетом мельтешащих ласточек-береговушек. И дивными запахами медвяных трав, и молчаливой тёмно-зелёной прохладой речки, безмятежно пристроившейся возле конотопцева подножия.
Отмеряет–скупо–сроки–скрип–ступеньки–у–крыльца.–Травы–детства–это–строки,–кляксы–листья–с–деревца.
Шумели огромные вербы на ветру, в глубине их кроны часто пела иволга, и, заслушиваясь её пением, замирали калиновые кусты, росшие тут же. Стояли словно девки на выданье в зелёных сарафанах, разукрашенных по весне белыми накидками из кружевного полотна. А с середины лета девчонки-калинки выряживались в коралловые мониста. Надо полагать, что точно так же – благостно и покойно – встречала речка и моего прапрадеда Абрама. Тихо и беззлобно текли её воды по-над белыми горами, иногда круто выворачивая из-за обрыва на распластавшуюся от горы до горы долину. И только внезапно ощерившиеся береговые кручи могли бы рассказать, имей они живой голос, что не всё здесь было так мирно, и не всегда отрадно...
IX.
...Свою поэтизированную версию трагедии, произошедшей в нашем мироздании пять миллионов лет назад, я записала, когда окончательно убедилась, что деятельность человека на Земле неуклонно и почти неотвратимо приближает повторение трагедии Фаэтона, – не мальчика из мифа, а планеты. Десятой в Солнечной системе. Особенно сейчас, когда так яростно ведутся споры о Большом адронном коллайдере – БАКе, этом злополучном «смывном бачке» современной цивилизации. Надо только видеть полубезумный от азарта взгляд одной из участниц этой программы.
– Наконец, мы откроем тайну возникновения мира! – так заявила учёная дама с импортной фамилией. И наш исследователь Павел Невский с тем же азартом повторяет:
– Теперь мы точно выделим божественную частицу.
Но разве можно доверять азартным людям? Тем более, что сами исследователи не отказываются от возможности возникновения неконтролируемых физических процессов в ускорителе БАК. «Некоторые специалисты и представители общественности высказывают опасения, что имеется отличная от нуля вероятность выхода проводимых в коллайдере экспериментов из-под контроля и развития цепной реакции, которая при определённых условиях теоретически может уничтожить всю планету». Столь трагический исход может произойти вследствие захвата окружающей материи. Вероятность такого исхода – десять в минус тридцать первой степени.