Печаль без конца

Однако Анна обиженно отвернулась от него: даже если в его словах есть доля правды, почему он позволяет себе повышать голос?..

Элинор тоже была немного обижена, но, догадываясь о чувствах Ральфа к Анне, понимала: ревность, которая, несмотря ни на что, в нем бушует сейчас, подогревает его возмущение. Знала она и о родственных неприятностях Ральфа — о его напряженных взаимоотношениях с двумя братьями, один из которых был служителем Церкви.

— …Так вот, коронер, — продолжила Элинор, — если вы не считаете все же, что наш добрый брат Томас совершил убийство, объясните, пожалуйста, для чего держать его под стражей в нашей монастырской келье? Да еще без разрешения на то настоятельницы? — Она выпрямилась в кресле и твердым взглядом посмотрела в лицо Ральфа. — Должна ли я напомнить вам, сэр, что брат Томас находится здесь под моим началом и только я могу решать его судьбу.

Ральф, почтительно склонив голову, подумал, что вон оно — то самое, о чем он только что говорил тут в повышенном тоне, но не стал возвращаться к этой теме, а негромко произнес:

— Вспомните, миледи, вы были первой, кому я сообщил о произошедшем несчастье. А потом… Согласитесь, было бы глупо с моей стороны, то есть со стороны слуги закона, не принять во внимание ряд вещей. Брат Томас обретался близко от места убийства. Он побледнел и упал в обморок, увидев лицо мертвеца. Тщательно изучал его руки… Зачем? Все эти вопросы ждут ответа, который я пытаюсь получить, но не могу. Почему?

Сестра Элинор хранила молчание. Ральф продолжал:

— Позднее я несколько раз просил Томаса объяснить его поведение, но он отказался. Причем довольно резко. Почему? Не знаю, как насчет убийцы, но с жертвой, я почти уверен, Томас был хорошо знаком. Однако по причинам, которые не объяснил, не хочет признаваться в этом.

— Любой человек побледнеет и у него выступит испарина, — подала голос Анна, — если его заподозрят в убийстве. Ничего удивительного.

Ральф сглотнул, но ни слова не ответил ей на эту короткую, но выразительную защитную речь, и снова обратился к Элинор:

— Мог бы я, посудите сами, миледи, поддерживать королевское правосудие все эти годы и гоняться за теми, кто преступает законы, если поддавался бы в большей степени чувству, а не долгу? И, поверьте, я немного научился за это время отличать поведение виноватого человека от совсем безвинного.

Настоятельница кивнула:

— Я уважаю вашу умелость, Ральф, и не подвергаю ее ни малейшему сомнению. Извините, что вторгаюсь на ваше поле, но отчего бы вам все-таки не обратить больше внимания на того человека, кто вызвался быть свидетелем и пытается бросить тень на брата Томаса? Быть может, он и есть преступник?

— Совершенно не исключаю этого и потому выяснил все подробности его появления в деревне. Он пришел туда за несколько дней до убийства и сразу обратил на себя внимание странным поведением. Об этом сообщил хозяин гостиницы. А погибший солдат уже находился в гостинице, однако никто не видел, чтобы эти два человека общались друг с другом. И если за человеком, кого мы называем безумцем, уже и раньше, до убийства солдата водились странности, то подозрения, что он притворяется, почти отпадают. Не так ли?

Элинор кивнула, предлагая продолжать, что Ральф и сделал.

— Он называл себя паломником, идущим в Норидж, где питает надежду исцелиться от своей болезни: безумия, которое его временами охватывает. Он сам признается в этом, и я почти уверен, он не лжет. И потом… — Ральф покосился в сторону Анны. — Он ведь ни слова не сказал о том, что наш добрый брат Томас убийца, а только лишь — что видел его недалеко от места, где убийство произошло.

— И для вас этого достаточно, чтобы схватить человека и запереть под замок? — с гневом проговорила Анна. — Отчего вы не сделали того же с вашим безумцем?

Ральф устало качнул головой:

— Я уже говорил, но, если угодно, повторю, хотя приятного в этих подробностях мало. Для того чтобы так изуродовать кинжалом тело убитого, нужна незаурядная мужская сила. А вид и телосложение безумца говорят об обратном: такое деяние не для него.

— Час от часу не легче! — воскликнула Анна. — Значит, вина брата Томаса в том, что он крепкий мужчина? Вы уже почти договорились до того, что он и совершил это убийство!

— Успокойтесь, сестра, — нашла нужным вмешаться Элинор, с тревогой глядя на Ральфа. — Вы только что сказали, коронер, — продолжала она, — что вас могут упрекнуть, даже наказать, если вы не арестуете нашего монаха? Кто эти люди? И где они находятся? В монастыре? В деревне? Насколько мы вас знаем, Ральф, вы всегда отличались достаточной самостоятельностью в решениях.

На лице у Ральфа было написано полное нежелание продолжать разговор, но уважение к настоятельнице перевесило.

— Убитый был крестоносцем, достопочтенные сестры, — с любезностью, которая стоила ему немалых усилий, ответил он. — И этот казус, как выразился бы мой уважаемый братец-шериф, делает самое убийство намного более значительным.

— Мнение вашего брата никогда вас особенно не волновало, Ральф, — с ехидством произнесла Анна. — Почему такая перемена?

Как видно, Ральфа не слишком задел ее тон, потому что он начал всерьез растолковывать обеим женщинам, что происходит у них в стране.

— Перемена не во мне, добрые леди, — сказал он, — а в нашем королевстве. Здоровье короля Генриха не становится лучше, он слабеет, а значит, слабеет власть. Но такого не должно быть, и такого не потерпит принц Эдуард, который вот-вот вернется в страну. Насколько я понимаю, мой брат сознает это и не хочет оказаться в числе тех шерифов, кого посчитают слабыми, не умеющими разоблачать, а еще лучше — предотвращать различные преступления. В том числе убийства преданных солдат короля.

— Откуда вы знаете, как будет настроен принц? — спросила Анна.

— Об этом нетрудно догадаться. Лорд Эдуард — истинный воин и не может не испытывать добрых чувств к тем, кто побывал вместе с ним на Святой земле. Подлое убийство такого человека в Англии должно быть раскрыто. Причем как можно скорее. Этого потребуют от моего брата, и, таким образом, его судьба зависит сейчас в какой-то мере от меня. И я не могу с этим не считаться… Времена меняются, должен меняться и я.

— Наш король Генрих, — сказала Элинор, — был достаточно милосерден. Он сохранял жизнь немалому числу преступников, покаявшихся в своих грехах. Не думаю, что мы должны свернуть с этой тропы добросердечия и сострадательности.

— Как раз за это многие называли короля чересчур благодушным, даже женоподобным, и не одобряли его. Не думаю, что принц Эдуард пойдет по стопам своего отца, а мой брат-шериф просто уверен, что такого не будет, и потому уже начинает готовиться к переменам и требует того же от нас. Он успел уже и мне пригрозить, что лишит должности, если я оступлюсь или быстро не слажу с одним из самых важных дел. А убийство крестоносца именно такое дело. — Ральф устало замолчал и попеременно взглянул на обеих женщин. — Извините за прямоту, но не думаете ли вы, леди, — спросил он с чуть заметной улыбкой, — что, если меня прогонят с работы, такого коронера вам больше нигде не найти?