Печаль без конца

Биорн с безнадежным видом поник головой, потом поднял ее и сказал:

— Если настоятельница велит, о чем разговор, коронер. Только с кого начать?

— Начать с тех, у кого на одежде нашит знак крестоносца.

— Ну, это проще простого, коронер. Один из них уже отдал душу Богу, второй слеп и мог лишь что-то слышать, у третьего открылась проказа, и мы его отправляем в лепрозорий в Норидже. Но если мечтаете с ним поговорить, — добавил он с некоторым ехидством, — мы задержим его и приведем прямо к вам.

Ральф не выразил немедленного желания и жестом предложил продолжить перечисление. Он жалел всякого прокаженного и готов был опустить монету в его кружку, если тот попросит, но все же страшился этой неизлечимой болезни. Впрочем, он знал, что все равно поговорит с несчастным, только оставлял его напоследок.

Биорн сказал, что больше всего здесь побывало народу из деревни или из ближних мест. Ральф поручил ему поговорить с ними и спросил о тех, кого можно назвать чужаками. Кто еще?

— Ну, трое из самого Лондона, люди важные и с весом. — Он усмехнулся. — Такие, что без посторонней помощи с коня не слезут. И не влезут.

— Так обвешаны оружием?

— Какое там! Драгоценностями! Такое сверкание — в глазах темно!

Ральф рассмеялся. Ему нравился острый язык брата Биорна. А людей, подобных тем, кого тот описал, он неплохо знал. Если у них и были пристрастия и вожделения, то в основном к драгоценным украшениям и к жареным, украшенным перьями фазанам. И вообще, такие своими руками не убивают. Даже заклятых врагов королевства. Даже на полях сражения.

— Никого не забыли назвать, брат? — спросил он у замолчавшего Биорна.

— А, вот еще двое, — не сразу ответил он. — Один молодой, судя по всему, из знатных. Лицо у него изуродовано, смотреть жалко. И с ним — постарше, одноглазый. Вроде, его слуга. Нашивок у них нет, но, похоже, войны оба не миновали — где еще такие раны заимеешь?

— Вот с них и начнем.

ГЛАВА 24

— Это редкое счастье, миледи! Приобрести коленную чашечку и кусок бедренной кости святого! И по весьма сходной цене! Если мы сейчас не сделаем этого, продавец отправится в Норидж. Надо действовать! Я настоятельно прошу вас принять решение!

Брат Мэтью, говоривший все это, раскачивался от волнения, как тростник под порывами ветра. Сестра Руфь смотрела на него немигающим взором, и в нем непонятно чего было больше: сосредоточенности или обожания.

Однако настоятельница Элинор не казалась столь впечатлительной.

— Я уже решила, — спокойно сказала она. — Мы дождемся нового приора.

— Но, как вы сами правильно заметили, миледи, его назначение зависит от Анжу! — возопил монах. — А место сие так далеко!

В этом он был прав, и Элинор согласно кивнула. Что она еще могла сделать?

— Смеем ли мы так долго колебаться? — продолжал брат Мэтью. — Подумайте о престиже, о благосостоянии, которые приносят святые мощи другим святилищам! Святого Вильгельма в Норидже! Святого Фомы Бекета в Кентербери! — Его голос снизился до восторженного шепота. — Святого Фридесвиде в Оксфорде. Сам король Генрих наезжает туда и преподносит дары. Возможно, он и нам окажет такую честь, когда мы станем владельцами подобных реликвий!

На секунду смежив веки, Элинор с ужасом представила, какие усилия и расходы потребовались бы от них, случись такое в их монастыре.

Брат Мэтью не успокаивался.

— Я вижу в этом перст Господень, — возбужденно говорил он. — В том, что появляются все новые и новые реликвии и мы можем их обрести. И разве мы смеем поворачиваться спиной к этим божественным дарам?

Сестра Руфь наконец моргнула.

— Подумайте, миледи! — воскликнула она. — Целая кость! И коленная чашечка! Как возрастет влияние и значение нашего монастыря во всем христианском мире! Наш добрый брат целиком и полностью прав, ратуя за это!

В ее голосе, обычно суровом и жестком, появилась несвойственная ей елейность.

Элинор сжала зубы. Что, если она не выдержит и сдастся на милость победителя? К чему это приведет? Ну, прежде всего к тому, что Мэтью действительно одержит победу. В первую очередь духовную, которая, несомненно, поможет ему получить еще большую поддержку и выиграть битву за приорат, стать настоятелем всего монастыря. И получится, что она, не желая того, своими руками водрузила его на это место. С другой стороны, если она подтвердит свой отказ от приобретения реликвии, не вызовет ли это еще большей симпатии к Мэтью и не окажется ли большинство в его лагере просто из чувства протеста или негодования: как посмела она отказаться от такого дара Божьего?

Она почувствовала боль в левом виске, приложила к нему руку.

— Могу я прислать к вам продавца, миледи? — услышала она настойчивый голос.

Ох, какой он!.. Никак не отстанет! Чувство досады, поднявшееся в душе Элинор, помогло ей ответить решительно и однозначно и в то же время уклончиво-вежливо.

— Усердие, с каким вы отстаиваете свои взгляды, брат, заслуживает всяческого уважения. Тем не менее я не считаю, что сейчас время для скорых решений, и потому откладываю его.

— Но он может продать реликвию в другое место!

— В Норидже свой святой уже есть. Значит, там покупать не станут, не правда ли? Наш Тиндал, вы знаете это не хуже меня, расположен далеко от больших городов, и поблизости от него нет церквей или монастырей, которые могли бы позволить себе дорогие покупки. Если ваш торговец намерен, как вы говорили, продать реликвию в один из отдаленных монастырей на севере, он согласится еще немного подождать, я уверена. И на этом закончим разговор. Спасибо вам, брат.

— Но…

Два человека в черном, ставшие вдруг так похожи друг на друга, что не отличить, уставились на нее, как ястребы на полевую мышь. Однако эта мышь нашла в себе силы…

— Простите, брат, — произнесла она, — уже довольно поздно, я привыкла эти часы проводить в молитве. Всего доброго.

Боль над глазом стала сильнее.

— Миледи?..

В интонации, с которой сестра Руфь произнесла это слово, слышался вопрос: не нужно ли и ей принять участие в молитве, а также не может ли она рассчитывать на продолжение беседы на ту же тему, но уже вдвоем. Элинор постаралась разубедить ее и в том, и в другом.