Печаль без конца
Шрифт:
— Это не я! — диким голосом закричал пленник.
— Третьим убийством, — продолжил Ральф, — которое видел собственными глазами мой помощник, было убийство овцы. Но оставим его на твоей совести. Я хочу спросить: есть ли у тебя свидетели, которые могут честно и правдиво рассказать о том, где ты находился во время совершения двух убийств и нападения на сестру Кристину?
Брат Мэтью зашевелился на своем месте, прокашлялся и сказал:
— Миледи…
Элинор удивленно взглянула на него и любезно произнесла:
— Вы хотите выступить в защиту обвиняемого, брат?
— Да, —
— Объясните, брат.
— Я предпочел бы говорить об этом только с вами, миледи, — голос Мэтью понизился до хриплого шепота. — Ибо чем больше людей услышит меня, тем быстрее мои слова распространятся по монастырю и за его пределами.
Брат Эндрю пожал плечами:
— Только не через меня, брат.
— И не через меня, — сказал Томас.
Анна молча наклонила голову, но Мэтью пристально и с печалью продолжал смотреть на сестру Руфь.
Покраснев, она сердито сказала:
— По-моему, брат, вы не имеете причин считать меня болтливой сорокой!
Он с виноватым видом отвернулся.
Элинор посчитала необходимым завершить эту сцену своим кратким выступлением.
— Для нас очень важны любые сведения, брат, и они, разумеется, останутся в сих стенах, если требования закона не заставят нас действовать по-другому. С этим согласны все находящиеся здесь. И потому мы готовы выслушать вас. Продолжайте, пожалуйста.
Он с явной неохотой подчинился и начал так:
— Я могу говорить о его невиновности потому, что встречался с этим человеком как раз в тот вечер, когда сестра Кристина подверглась нападению. Почему встречался? — Он посмотрел на Элинор и в дальнейшем уже не сводил с нее взгляда. — Как вы помните, миледи, вы колебались по поводу приобретения священных реликвий, и для того, чтобы полнее убедить вас в правоте моих суждений, я хотел приобрести их, чтобы при следующем нашем разговоре они своим присутствием помогли вам принять мою сторону. — Его голос окреп. — Я понимаю, то, что случилось… весь этот смехотворный обман… действует не в мою пользу, однако мнение мое осталось прежним и не поколебалось ни на йоту: наш монастырь должен стать хранилищем святых мощей и приютом для паломников, желающих поклоняться им.
Элинор благожелательно улыбнулась:
— И дать вам опору, брат, на предстоящих выборах, не так ли?
Его глаза сверкнули.
— Возможно и так, сестра. Что плохого, если моя убежденность принесет мне симпатии служителей Божьих?
— Я уже не один раз говорила, брат, что ваша идея имеет свои достоинства, которые не подлежат обсуждению. Однако последние печальные события с овечьими костями лишь подтверждают, что во всех серьезных делах необходима осмотрительность и, я бы даже позволила себе сказать, скрупулезность и чистоплотность при выборе людей и средств.
Ее тон по-прежнему был полон любезности и доброжелательности. Брат Мэтью опустил взгляд на свои ноги и некоторое время молчал.
— Пожалуйста, продолжайте, брат, — напомнила ему Элинор. — Мы все ждем вашего свидетельства.
—
Я уже говорил… — резко начал он, но осекся и продолжил значительно спокойней: — Я уже рассказал, что встретился с этим человеком, чтобы приобрести у него… взять у него реликвии и показать их вам, миледи, дабы в присутствии священных предметов вы…— Конечно, — одобряюще произнесла Элинор, — вы уже говорили об этом.
— Где это было? — задал Ральф свой первый вопрос брату Мэтью.
— Где? — повторил тот немного растерянно. — Я разве не сказал? В местной гостинице. Мы там…
Его прервал окрепший голос пленника:
— Не беспокойтесь, миледи, он не нанес ущерба доброму имени вашего монастыря, потому что нацепил поверх рясы плащ какого-то конюха — тот оставил его в конюшне, — а на голову напялил шапку, чтобы тонзуры не видать было.
— Помолчи, глупец! — прикрикнул Мэтью. — Не мешай мне спасать твою немытую шею!
— Не отвлекайтесь, брат, — мягко попросила Элинор. — Постарайтесь завершить наконец вашу откровенную историю. Господь так любит правду.
Лицо Мэтью покрылось багровыми пятнами: уж не насмешка ли это?
— Чтобы не было сомнения в моей откровенности, — продолжил он, — добавлю, что мы заказали там кувшин доброго монастырского эля, и я мог лишний раз убедиться, что мы не напрасно изготавливаем его и продаем…
— В этом никто не сомневается, — заметила Элинор.
Снова вмешался Ральф.
— Когда вы с этим человеком вернулись обратно? — спросил он.
— Сейчас все скажу… Меня же все время перебивают… — с негодованием проговорил Мэтью и продолжил скороговоркой: — Туда, в гостиницу, этот человек принес в ларце старинной работы то, что выдал за реликвии. И потом…
— Потом мы тяпнули еще кувшинчик эля! — радостно сообщил продавец костей. — И тут появились… где они были раньше?., такие девицы, я вам скажу, пальчики оближешь…
Брат Мэтью снова вскочил со стула и крикнул:
— Да заткните ему рот, в конце концов! Я стараюсь вызволить его из тяжкого положения, а этот болван все время ставит мне палки в колеса и пытается позорить своими намеками!.. Да, я заказал второй кувшин эля, и мы распили его. Однако делал я это не по велению плоти, а только для основательной проверки его качества, насчет чего у меня появились свои соображения, которые я не замедлю сообщить изготовителям напитка. Что же касается распутных девиц, а проще говоря потаскушек, которые там обретаются, то единственная, кого я невольно заметил, была та, с кем вел непристойные разговоры наш коронер, который затем удалился с ней наверх, будучи весьма пьян. Порядочные мужчины ищут для себя другие постели, я полагаю.
— Не так уж я был пьян, брат Мэтью, — добродушно проговорил Ральф, — потому что разглядел все-таки вас и этого шаромыжника, как вы ни прятались под чужой одеждой. И видел, кстати, монах, какими глазами пялился ты на пляшущие груди красотки, сидевшей у меня на коленях.
— Нечестивый пес! Как ты смеешь?
— Не бранись! Это ведь почти похвала твоей стойкости. Вместо того чтобы тоже взять девушку, ты просто одной рукой приподнял свою рясу, а другая занялась там же, под столом, своим делом…