Печать дьявола, или Тайны дачного поселка

– Да, конечно, я смогу опознать, – по слогам произнесла я.

Когда наша «беседа» была закончена, Тихонов записал мои координаты, попросил далеко не уезжать, и со словами, что вызовет меня еще раз для уточнения некоторых деталей, отпустил восвояси.

Я зашла в палату к Вике. Там было все без изменений.

Уже на выходе из больницы у меня зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Ника. У меня екнула сердце. Как однако он почувствовал, что только что о нем говорили.

– Арина, наконец-то, – он почти кричал в трубку. Я даже вздрогнула. – Что у вас там происходит? Я звоню Вике, мне отвечает какая-то тетка, говорит, что она медсестра, что Вика в больнице, в коме. Я звоню маме, она не отвечает. Бабушка с дедушкой вообще недоступны. Ничего не понимаю. Где все? Что происходит? Хорошо хоть до тебя дозвонился, а то я уже не знал, что и думать. Что-то случилось?

– Ники, – начала я, – тебе лучше приехать. Кое-что произошло, но я не могу рассказать по телефону. Ты можешь приехать? Только не к себе, а лучше ко мне домой. Ты помнишь мой адрес?

Ник несколько секунд молчал. Когда он ответил, его голос изменился, я даже сначала подумала, что кто-то другой взял трубку.

– Арина, что случилось?

– Ники, приезжай, пожалуйста, побыстрее. Я все тебе объясню при встрече.

– Хорошо. Я выезжаю, буду у тебя вечером.

С этими словами он отключился, а я отправилась домой, готовиться к еще одному непростому разговору.

***

Ник приехал вечером как раз к ужину. Я открыла дверь, и в квартиру вошел высокий молодой парень со смуглой кожей, такой же, как и у Вики. Его не по-детски взрослое лицо обрамляли черные кудряшки, придавая ему одновременно и восточный шарм и европейскую утонченность.

Я проводила Ника в комнату и без предисловий рассказала все как есть. Надо отдать ему должное, во время рассказа он слушал меня молча, не перебивая, не переспрашивая и не охая поминутно как моя мама. Когда я закончила, он мертвым голосом спросил:

– А Вика так теперь и останется в коме?

– Нет, надеюсь, врачи говорят, что это временное явление, – попыталась я его утешить, – но когда она придет в себя, неизвестно. А выводить ее из этого состояния при помощи медикаментов, они пока не хотят. Боятся, что ее реакция может быть неадекватной. По крайней мере, так они мне объяснили.

Ник молчал. Я тоже не знала, что сказать. Вдруг он поставил локти на стол и закрыл лицо руками.

– Поверить не могу, что все это правда. А ошибки не может быть? Может, это не они, – слабо предположил он.

– Ник, я видела их своими глазами. Ошибки исключены. Мне жаль, – я коснулась его руки. – Я и сама до сих пор не верю в случившееся. Какой-то невообразимый бред!

– А Вику можно навестить? Меня к ней пустят?

– Конечно, пустят. Мы завтра же утром к ней отправимся, – хоть в чем-то я могла быть полезной.

Всю ночь я лежала без сна. В голове было слишком много всяких мыслей, чтобы я могла спокойно уснуть. Кто мог, вот так, среди бела дня прийти в дом и хладнокровно убить трех человек? Не побоявшись, что его увидят. Ведь известно же, что у каждого преступления есть свидетель, даже если он и сам об этом не знает. Обязательно найдется кто-то, кто что-то слышал, или видел. Да, день был будний и народу в поселке было значительно меньше, чем в выходные, но тем не менее многие приезжают на дачу на весь летний период. Там полно пенсионеров и мамаш с детьми, которые постоянно болтаются около своих домов и ходят взад-вперед по тропинкам. И тем не менее, он или они, не побоялись, пришли и убили. Нужно быть либо полностью бесстрашным, либо совершенно отчаянным.

Да и за что их можно было убить? Хорошие, доброжелательные, дружелюбные люди. Что они такого сделали или узнали, что их захотели умертвить в одночасье? Вопросов было море, ответов не было и вовсе. От подобных мыслей у меня начала болеть голова. Пришлось даже выпить таблетку.

Ник тоже спал плохо. Я слышала, как он ворочался на диване. Потом он встал и пошел на кухню. Я тоже встала.

– Не спится? – спросила я, придя на кухню и сев рядом на стул.

– Какой уж тут сон! У меня в голове никак не укладывается, что мамы и бабушки с дедом больше нет. Ты верно сказала, какой-то абсурд. Понять не могу, как такое могло произойти. А что говорят в полиции? Они уже начали расследование?

– Да уж, начали. Егора уже задержали.

– Егора? А он-то тут при чем?

– Ну не скажи. Следователь Тихонов считает его главным подозреваемым.

– Тихонов? Ты шутишь?

– Нет. Его так зовут. Тихонов, Юрий, кажется.

– Хм, смешно. Ты – Громова, он – Тихонов. Прям главный герой и его антипод.

Забавно, что Ник тоже это подметил, а сам Тихонов даже не оценил иронию ситуации.

– На счет Егора, это он явно преувеличивает. Егор не тот парень, чтобы такое совершить.

– Вот и я так думаю, но наше с тобой мнение там в расчет не возьмут.

Мы еще немного посидели, построили догадки, но, так и не придя ни к какому конкретному выводу, решили пойти спать. Как говорится, утро вечера мудренее, а ночи тем более (это я уже от себя добавила – Аринины афоризмы, так сказать).

***

На следующий день мы с утра пораньше отправились к Вике в больницу. Увидев ее распростертую на больничной койке, с капельницей и кучей трубочек у изголовья, Ник впервые за все время, что я его знаю, дал слабину. Он шмыгнул носом и отвернулся к окну, чтобы я не увидела его слез.

– Извини, – тихо произнес он.

– Я понимаю, это нормально.

– Нет, это ненормально, – уже придя в себя, чуть громче и более твердым голосом сказал он. – Это ненормально, что Вика сейчас лежит здесь, а наши родные – в морге. Так не должно быть.

Я подошла к нему и дотронулась до его плеча, чтобы хоть как-то поддержать его в эту трудную минуту.

– Знаешь, мы с ней часто ссорились в детстве. Помню, когда она только появилась, я так ужасно ревновал к ней маму. Мама постоянно с ней возилась, то кормила, то меняла памперсы, то укладывала спать. Мне казалось, что про меня все забыли. Обидно было. Помню, я даже ударил ее от злости, – у него на глаза снова навернулись слезы. – А сейчас она лежит здесь такая беспомощная, такая … – он пытался подобрать нужное слово.

– …беззащитная, – подсказала я, – одинокая.

– Да, одинокая. И я ничем не могу ей помочь. У меня ведь теперь, кроме нее, никого не осталось. Впрочем как и у нее, теперь есть только я.

– А как же я? Малыш, я ведь лучше, чем собака, – попыталась я пошутить, припомнив фразу из мультфильма про Карлсона.

Конец ознакомительного фрагмента.