Печать мастера

Через два дня начали изучать «суть и виденье» – за эти дни Коста отдохнул, полностью погрузившись в мир белоснежной бумаги и угольно-черной туши.

Есть ли что-то более совершенное, чем тонкая линия, которую кисть ведет, оставляя на листе? Повинуясь движению пальцев, которые повинуются мыслям, которые в свою очередь – просто скользят в океане ощущений.

Этим заданием Коста – наслаждался. Он нарисовал портреты каждого из виденных в первый день учеников – и в половине случаев уловил точно, что составляло внутренний стержень каждого из них.

И в половине случаев ошибся специально.

Ошибся, потому что один из кураторов этого теста напрягся после третьего правильно считанного портрета так, что у Косты волоски на коже встали дыбом от напряжения – ему даже пришлось переложить кисть в другую руку и размять запястье, прежде, чем продолжить рисовать.

Учеников – девятнадцать. Нарисованных портретов – три. И в каждом из трех вариантов он верно уловил суть. Семнадцатый сказал – «делай все, что можешь», но при этом Коста до сих пор слышал, как жалобно звучит в ушах перестук браслетов – «звяк-звяк», когда Пятый сказал – «не показывай всего, что можешь, никогда».

– Ну же? Рисуй четвертый! – поторопил его Учитель.

И Коста нарисовал.

– Неверно! – выдохнул Учитель рядом почти радостно и напряжение сразу спало. – Он не видит «суть» всего!

– Любому камню требуется огранка, – тихо и размеренно произнес старичок в очках с тростью – единственный, кто присутствовал вообще на каждом из его тестов, начиная с первого.

– Боишься, что он нарисует твой и узнает, что ты делал вчера в кустах, «десяточка»?

– Заткнись, Шрам! – огрызнулся Третий из Учителей. – И напрягся бы не только я!

– Не только… – почти беззвучно повторил старичок, приподняв очки и рассматривая Косту с новым, особенно пристальным интересом.

* * *

Кровь за время «испытаний» у него брали ещё трижды – в большой рабочей лаборатории, которая располагалась под Главным корпусом – ряды столов – ровно девятнадцать, ряды небольших печей – и Коста понял, что именно здесь проходят занятия по Алхимии, предмету, в котором он пока не понимал практически ничего.

Алхимики не сказали ничего нового – есть три зимы до того, как ему исполнится шестнадцать, чтобы пробудить дар и увеличить круг. Если этого не произойдет, Коста навсегда останется слабейшим на Острове.

Наставник так и сказал – «слабейший», нисколько не собираясь щадить чувства нового ученика. Наставники вообще не стеснялись в выражениях, обсуждая его достоинства и недостатки, и постоянно гадая о причинах, по которым Мастер Хо выбрал именно такого ученика – и искали, искали, искали… как драгоценный камень в куче соломы.

Которого там просто не было.

Потому что, если бы спросили его – он бы сказал сразу. Что Наставник Хо никого и никогда не выбирал. Это он приполз к двери лавки, просто не оставив мастеру выбора.

Но его не спрашивали – и Коста – молчал. Запоминал. И слушал.

* * *

Каждый из «навыков», которые проверяли Учителя оценивался просто – «десять» – это максимум, учить не нужно; «девять» – великолепно, требует огранки; «семь-восемь» – хорошо, нужна индивидуальная программа; «пять-шесть» – это граница, ниже которой ученика следует развивать в этих направлениях только по общей программе.

Что такое «общая программа» – Косте не объяснил никто, зато пояснили, что все ученики на Острове знаний этого потока обучаются уже десять зим – и осталось шесть зим обучения, и что Косте придется догонять и догонять много.

Ему дадут только одну зиму, чтобы учиться и при этот досдать предметы, которые со – ученикам уже зачли. Но он не один такой «отстающий» – последним три зимы назад на Остров попал Семнадцатый номер и…

– Так и не сдал мне, – поморщился зельедел-алхимик. – Башка, как тыква, тупая…

– Зато как бьет, одним плетением – троих, а махом, махом то как, – довольно возражал ему Наставник по подготовке – Шрам, ковыряя босой ногой песок плаца. – Мой Семнадцатый твоих двоих укладывает только так…

– Это не делает его менее тупым, – желчно возразил алхимик. – Спроси – сколько у него по стратегии? Три? – обернулся он к старику, который, как уже понял Коста, выполнял на острове обширнейший спектр занятий – вел занятия по стратегии и философии, заведовал местной учебной библиотекой, а так же фиксировал, в качестве «секретаря» данные всех испытаний.

– Четыре у него по стратегии… Четыре.

– Зачем ему стратегия? Одну стратегию выучил и ему хватит… бей на поражение… ахахахаха… – заржал Шрам.

– До первого чаепития, – с ядовитой сладостью в голосе напомнил алхимик, а низенький сухощавый, почти полностью седой старик поднял к небу глаза и пробормотал что-то нелестное в адрес коллег.

* * *

По рисованию и каллиграфии Коста получил «восемь».

Неожиданно высокий балл – «семь», Коста получил сразу по двум направлениям – философия и Искусства. По этим предметам его проверяли дважды, не в силах поверить, что мастер Хо в провинции мог привить ему такие знания и вкус.

– Картины – понятно, Четвертый – мастер-художник, и мальчишка рисует, но стихосложение? Каким образом он мог запомнить все это? – возмущался Наставник по боевке. – Кем надо быть, чтобы заставлять учить стишки и совершенно не заниматься физическим развитием? Кем, Сейши? Он вынослив и обладает прекрасной регенерацией – но это не его заслуга, это данные крови!

– Не стишки, – вежливо поправил его Старик. – А сочинение Алипия в десяти свитках. Наизусть. Даже в нашей библиотеке – свитков только пять. Скажи мне, Шестнадцатый, – старик называл его только так – по номеру, – где твой Учитель смог достать свитки, которые ты цитировал только что?

– А разве их нельзя достать в северной провинции? – уточнил Наставник по искусствам, который был третьим на сегодняшнем испытании – изящный сир, который даже когда смотрел в окно – а в окно он смотрел постоянно, почти не интересуясь тем, что «несёт ученик», старался встать так, чтобы утренний свет выгодно обрисовывал фигуру и подчеркивал профиль. – Это, конечно, край цивилизованного мира, но…

– Решительно невозможно, – веско бросил сухонький старичок.

– Я бы спросил, чего это Учитель по стишкам не знает стишки, – намеренно грубо уточнил Шрам, обращаясь к белокурому коллеге. Сегодня он старался особенно – пришел не только босым, но и грязно-потным, после утренней тренировки, залез, усевшись на стол, и демонстративно чистил ногти от песка, с наслаждением наблюдая, как Наставник по искусствам вытащил надушенный платочек и отошел подальше, стараясь не смотреть в их сторону.