Печать волка

Летиция вспомнила все до мельчайших подробностей и возжелала ответов.

— Что будет с моим отцом? Он станет волком?

— Да.

Они помолчали. Госпожа ди Рейз кусала губы — ей не хотелось обнаруживать свою слабость. Она женщина, еще подросток, она испугалась: в тот момент мысль о том, что своими действиями она ставит под удар не только себя, но и остальных, попросту не пришла ей в голову. Архен собирался обратить ее, и, не появись отец, на Летиции бы уже лежало проклятье. Но ведь и так должно было случиться, разве нет? Она достанется зверю.

— Это моя вина, — сказала она.

— Да.

Его вялый, безучастный ответ вывел девушку из себя.

— Почему ты всегда такой? — вспылила Летиция. — Никогда не пытаешься быть милым. Утешить меня, в конце концов. Неужели ты никогда не имел дело с противоположным полом?

Утешь меня. Ланн передернул плечами и согнул одну ногу в колене, опершись на нее локтем. Он избегал ее взгляда, поэтому ответил, смотря в стену напротив:

— Я всего лишь сказал правду.

Между ними повисла долгая пауза.

— У тебя нет выбора. Ты должен убить вожака.

— Я так и планировал.

— Когда произойдет превращение?

Она снова пыталась быть сильной и держать себя в руках. Ни единого признака волнения, ни единой слезы или предательского дрожания губ. Ведьмы носили похожие маски: надевая их, они становились безжизненными, как скульптуры, высеченные из мрамора. И все же за фальшивой личиной спокойствия они лихорадочно искали ответ, используя силу и знания, которыми были наделены, — в отличие от них, Летиция была беспомощной, она не имела внутреннего источника, из которого могла почерпнуть необходимые сведения. Рано или поздно ведьмы выбирались из темницы страха — госпоже ди Рейз пришлось бы томиться в ней вечно.

— Во время следующей полной луны.

— Нужно найти его до того времени, — убежденно произнесла Летиция, как будто это она, а не ульцескор, намеревалась сразиться с волками. Стараниями Ланна стая поредела, лишившись двух самцов, но если предположить, что всего оборотней около десятка, это не имело решающего значения.

— Да, — согласился он.

— Подойди.

Ланн послушно встал и приблизился к ней медленным, ленивым шагом. Уткнулся взглядом в темный балдахин над кроватью, скрупулезно разглядывая вышитые на нем звезды и раздумывая над причиной, по которой мог бы уйти. Летиции подползла ближе, шурша простынями, и зажгла лампу на столике. Ульцескор поморщился от яркого света.

Вилл вернется утром, и все встанет на свои места. Летиция собиралась отпустить ульцескора, сказать, чтобы он нашел постель и отдохнул как следует, а не спал в ее комнате, прислонившись к стене. Вилл вернется утром, и это к лучшему. Проклиная себя за эти слова, госпожа ди Рейз вымолвила:

— Мне сначала показалось, что ты некрасивый. — Свет лампы лежал на его щеке, не отмеченной шрамом. — Ужасно некрасивый. — Ланн промолчал, сглотнув слюну. Привязываться — бессмысленно; зачем он здесь? — Ты не ответил мне.

— Не понял?

— Ты имел дело с девушками? Любил кого — то? — Летиции нравилось разглядывать его лицо. Сейчас Ланн должен отшутиться, сказать какую — нибудь глупость, и она почувствует облегчение. Потому что он, дурак, не нужен ей; точно так же изнеженная девчонка не может стать парой ульцескору. Ланн молчал. — Может, одну из ведьм? — предположила она.

Эта мысль ужаснула его.

— Нет. Конечно, нет. Тауматургам нельзя сближаться с мужчинами. Это запрещено Гильдией.

— Почему?

Ланн долго подбирал слова.

— Конечный продукт их любви оказывается чудовищным. Проще говоря, от этого союза рождаются монстры. Тауматургия дает возможность изменять материю и вмешиваться в порядок вещей, но она, как и любая приобретенная власть или могущество, требует определенных жертв.

Внешний мир, раскинувшийся за рекой, привлекал ее все больше; Летиция уже готовилась принять его законы. Другая жизнь сулила приключения: она изобиловала опасностями и источала трупный смрад — и в то же время была преисполнена смысла.

— Что случается с теми, кто нарушает запрет?

— На них охотятся, — сказал Ланн.

— Такие, как ты?

— Нет. Ловцов преследуют наравне с ведьмами, если они нарушают положения Гильдии. Любое неповиновение должно быть наказано, и союз ведьмы с мужчиной считается одним из самых страшных проступков. При отсутствии смягчающих обстоятельств он карается смертью.

Летиция поневоле улыбнулась.

— Ты становишься таким серьезным, когда говоришь об этом. — Она потянула Ланна за рукав. — Садись. И ты все равно не ответил мне. Значит, ведьма?

Он опустился на краешек кровати.

— Я же сказал тебе, нет.

— Ты злишься. Почему?

Ланн ответил не сразу.

— Ты заставляешь меня делать вещи, которые мне не по душе.

— Разговаривать? — насмешливо спросила она.

— Я не шут и не сказочник, — медленно произнес Ланн. — Мне кажется, ты принимаешь меня за одного из них. Ты часто разговариваешь с парнями, которые стерегут врата в поместье?

— Нет. Никогда. Но они…

— Летиция ди Рейз, — перебил ее Ланн, — я могу рассказать тебе любую небылицу, и ты поверишь в нее. Я могу солгать. Я могу…

Она с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Ты можешь — что?

— Нам не следует этого делать.

— Не следует делать чего? — Он собирался подняться, но Летиция удержала его на месте. — Ты не боишься чудовищ, Ланн. Но боишься меня.

— Вовсе нет.

— Тогда ответь.

— Я не… — начал он и сразу умолк. Летиции захотелось опять коснуться рубцов на его щеке, но она сдержалась. — В Кадисе девушки другие. Смуглые, сильные, уверенные в себе. Я ответил на твой вопрос?

— И доступные? — ревниво осведомилась Летиция.

— Возможно.

— Ты к таким привык?

Ланн какое — то время молчал, стиснув губы; когда он обратил к ней лицо, придумав ответ, серьги звякнули в его ушах, а глаза зажглись лазоревым светом. Госпожа ди Рейз словно прозрела, с ее глаз спала пелена: сходство показалось ей поразительным. Я могу рассказать тебе любую небылицу, и ты поверишь в нее. Я могу солгать. Все, что она знала об оборотнях, исходило от Ланна; он мог дать ей неверную информацию, если бы это сыграло ему на руку. Летиция расстегнула рубашку на груди ульцескора, запустила руку под тонкую льняную ткань.