Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Другой, иной, новый человек растет у меня в доме. Я ему не хозяин, и он не моя собственность, ни один человек не собственность другого.

Спорят, есть ли другой разум в космосе, кроме человеческого.

Есть. Это разум ребенка.

Нам кажется, будто каждый из нас, взрослых, хомо сапиенс - человек разумный, а он, ребенок, пока что дитя неразумное, и надо быстрее приладить его к нашему миру, вразумить. Но ребенок не есть неразумное существо, у него другой разум, по-другому устроенный. С точки зрения ребенка, многое из того, что мы делаем, глупо и нелепо. Но если нам трудно это понять, то признаем хотя бы, что ребенок имеет право на глупость (с нашей точки зрения), он имеет

право говорить глупости и совершать глупые поступки. Отнесемся к ним с уважением, это какая-то новая, еще неизвестная нам глупость, она своя у каждого поколения. Мудрость не меняется веками, а глупость молодых всегда новая, из этой новой глупости молодых постепенно вырастает обычная старая мудрость, лишь чуть-чуть не похожая на мудрость прежних поколений. И так мир делает маленький шаг вперед... Глупость взрослых - просто глупость, она безнадежна; глупость детей - кто знает, что из нее вырастет? Она вызывает надежды.

И чем ребенок виноват, что у него совсем другое детство, не похожее на наше?

Другой человек, другой ум, другая глупость, другое детство... Если мы не понимаем, не чувствуем этого, мы стараемся другое сделать похожим на свое, другого на себя, а это невозможно, никому не удавалось. Другой всегда останется другим, и мы лишь испытаем горькое чувство бессилия и разочарования. Только в том случае, если я научусь смотреть на ребенка как на другого человека, я научусь уважать его, я смогу говорить с ним открыто, непредвзято, без поучительства, не сгибаясь перед ним, не наклоняясь к нему. У меня нет превосходства перед ним, мы не можем ни в чем сравняться, мы разные: он другой, и я другой.

Попробуем хоть несколько дней, хоть несколько минут посмотреть на детей таким взглядом, постараемся увидеть в другом человеке именно другого человека, и мы увидим, как открывается душа навстречу другому, как спокойно с другим человеком, как радует нас постоянное удивление людям, как легко поддерживать интерес к ним - если приближаешься к ощущению гения, до конца чувствуешь другого как исключительно другого человека.

18

– Прошу считать меня человеком и не пользоваться мною в своих целях.

Бескорыстие. Воспитание ребенка - это подвиг бескорыстия, только у бескорыстных людей вырастают хорошие дети.

Нет, мы не жадные, не гребем под себя, нам ничего не нужно... Но дети растут плохие, потому что мы не замечаем, как в каждом нашем поступке проглядывает родительская корысть.

Мелкое, незаметное, педагогическое корыстолюбие - вот что губит наших детей.

Сын плохо ведет себя в троллейбусе, шалит, вертится, громко разговаривает. Я дергаю его, угрожаю ему, я готов шлепнуть его - но не потому, что он ведет себя плохо, а потому, что люди смотрят. Я вовсе не о том волнуюсь, что мальчик мешает другим. Но люди могут плохо подумать обо мне, осудят, скажут - избаловал ребенка, не умеет воспитывать. Я не о мальчике беспокоюсь - о себе. Я хочу, чтобы обо мне хорошо думали, вот в чем моя корысть! И мальчик, не понимая этого, - понимает. Он нарочно ведет себя еще хуже.

Сын вырос, я хочу, чтобы он поступил в институт, заставляю его готовиться, умираю, если он получил на экзамене слабую отметку... Мне кажется, будто я забочусь о сыне, о его будущем. На самом деле мне стыдно перед знакомыми, перед соседями и сослуживцами. Я уже представлял себе, как я встречу Николая Петровича, он спросит: "Как сын?" - "Ничего, - скажу я скромно, - школу кончил, в институт поступил..." - и Николай Петрович посмотрит на меня с уважением.

А теперь что будет?

И не ради будущего, не ради сына, а ради малознакомого Николая Петровича я ссорюсь с сыном и при этом произношу высокие

слова, невысокую цену которых он понимает.

Биография ребенка - продолжение или даже часть нашей собственной биографии. Больше того, жизнь детей - признанный результат нашей жизни. Если у меня благополучные, хорошо устроенные дети, значит, и со мной все в порядке. Дети - как аттестат; хорошо ли мы учились или плохо, но аттестат каждому хочется получше. Вот мы и дергаем детей, наваливаемся на них: "Давай! Не подведи!"

Но у выросшего сына своя жизнь, он сам по себе человек, а не приложение к моей жизни, не дополнение, не аттестат, не свидетельство. Он чувствует, что мы заботимся не о нем, а о себе, мы выпрашиваем аттестат получше. Мы хотим быть медалистами, а ребенок для нас - лишь медаль.

Лето; сын перешел в девятый класс, мама с папой собираются на курорт, а сына куда? Отправим-ка его в пионерский лагерь, и путевка, кстати, есть. Но сын отказывается ехать, он пионерский лагерь перерос, у него свои планы на лето. Нет! "Ты лежебока! Ты ничего в жизни не хочешь! Тебе ничего не нужно! У тебя и друзей-то нет! Тебя ничего не интересует!" - и так далее, сутками напролет. Все правильно; но на самом деле мама с папой хотят поехать на курорт и пожить там спокойно, не беспокоясь о сыне. Он чувствует эту мелкую и вполне, быть может, оправданную корысть. Но слова-то к чему?

Мальчик плохо учится, никто его за уроками и не видел. Но вот отца вызывают в школу, и он, вернувшись домой, разражается бранью, он кричит: "Что из тебя вырастет!" - он чуть ли не за ремень хватается. Он оскорблен в своих лучших чувствах и крайне обеспокоен судьбой сына.

А на самом деле он раздражен тем, что его побеспокоили, что ему пришлось пережить несколько неприятных минут в учительской. Покой - вот в чем его корысть. И он обрушивается на сына как будто бы за то, что тот плохо учится. На самом деле - за то, что он стал причиной беспокойства.

Денег многим из нас на детей не жалко, мы для детей на все готовы. Но поступиться покоем готовы не все. На покой мы жадны.

Я такой же, как все, я тоже охраняю свой покой, я тоже уверяю себя, что мне необходим покой для работы, но постепенно я начинаю замечать, что все мои претензии к детям сводятся к одному:

– Не мешайте! Не беспокойте меня! Не раздражайте меня! Оставьте меня в покое! Почему я из-за вас должен терпеть неприятности!

И мне кажется, будто я прав.

А на самом деле я просто хочу вырастить детей, ничем не поступаясь, - а это невозможно.

Я начинаю это понимать, и в каждом конфликте с детьми я, подобно детективу или судье, спрашиваю себя: "А кому это выгодно?"

И со вздохом обнаруживаю, что в девяноста случаях из ста я ищу выгоды себе, а не детям, что все мои фразы типа: "А что из него вырастет?", "Я забочусь о его будущем", "Но надо же детей воспитывать", - все эти благородные фразы - лишь дымовая завеса для собственной корысти.

19

– Прошу считать меня человеком и не бояться за меня, как за маленького...

Риск - вот труднейшее из педагогических воспитаний. Боюсь, ни в одном учебнике педагогики о риске не говорится.

Риск! Жизнь есть риск, и воспитание - тоже риск. Не рискуя не проживешь, не рискуя не воспитаешь человека. Воспитание - работа без гарантированного результата, и чем больше будем мы требовать гарантий успеха, тем хуже будет результат.

Мы начинаем закаливать ребенка, но при этом мы можем простудить его, как бы осторожны мы ни были. Так что же - не закаливать?

Мы выпускаем ребенка на улицу, но... И вымолвить страшно, что может случиться. Так что же - не выпускать? Всю жизнь за руку водить?

Поделиться с друзьями: