Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

7

Природе от живого существа нужно лишь одно: сохрани себя, чтобы сохранить свое потомство.

Мы многое сумеем объяснить в воспитании детей, если допустим, что потребность в безопасности разделяется на две столь же непреодолимые тяги: потребность в личной безопасности и потребность в коллективной безопасности, или, можно сказать, на безопасность-Я и безопасность-Мы.

Безопасность-Я очевидна: каждому дорога своя жизнь. Но отчего же человек идет и против самого себя, отчего он готов отдать жизнь, и не только ради детей своих или ради своего племени, как стадные животные? А за идею, за честь, за людей, ради спасения другого? Отчего тянет человека к другим людям - и не только инстинкты его ведут вроде тех, которые есть и у животных, а что-то другое. Это другое– исторически выработавшаяся потребность в безопасности-Мы, потому что ни сохранения,

ни развития не достигнешь в одиночку. Если бы эволюция не выработала у человека потребности в безопасности-Мы, он никогда не убил бы своего первого мамонта, а если бы не было безопасности-Я, то люди были бы вроде муравьев, которым дорог муравейник, но не дорога собственная жизнь. Мамонта, может быть, и одолели бы, но пороха не выдумали бы ни за что.

Существование этих двух потребностей и делает необходимой нравственность. Будь у человека лишь потребность в безопасности-Я или потребность в безопасности-Мы, он был бы животным - одиночным или стадным. Но в этом-то и красота человека: он и личность, он и часть общества, а нравственность - жизненно важное средство для урегулирования этого противоречия. Она не дана ему от рождения, как инстинкт стадному животному, а добывается им при жизни. Тут-то и кроется свобода воли человека: у него есть потребность в других людях, но он и свободен от нее.

Его отношения с людьми регулируются не застывшими природными инстинктами, а подвижной, развивающейся, исторически изменчивой нравственностью.

Сила потребностей, их взаимодействие варьируются бесконечно, они даны людям в самых разных пропорциях, оттого одни люди кажутся очень злыми от природы - в них преобладает безопасность-Я, а другие кажутся прирожденно добрыми - в них преобладает безопасность-Мы. В опытах это проявляется в направленности личности. Обнаружено, что примерно треть людей лучше работают из личных побуждений, треть - добиваются больших успехов, когда нужна победа для группы, а треть представляют собой переходный тип.

8

Все, все, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья -

Бессмертья, может быть, залог!

Не смерть манит, а бессмертие. Жизнь - опасна, безопасно только бессмертие, и нужда в безопасности у человека так велика, что он испытывает наслаждение, заглянув в пропасть опасности. Он как бы общается с бессмертием.

Страшные истории, страшные сказки, страшные поступки (перед машиной улицу перебегают, негодники!) - все это победа над страхом. Опасно, ужасно, недопустимо, но... Как без этого станет мальчишка мужчиной?

Да что мальчишка!

Женщина-инженер рассказывает:

– В детстве я очень любила лазать по деревьям. Даже не любила, не то! Меня буквально тянуло залезть на высокое дерево, и чем выше оно, чем было опаснее, тем больше манило меня. Я успокаивалась лишь тогда, когда головой поднималась над верхушкой дерева. Ну хоть макушкой!

Когда дети творят невообразимое, рискуют жизнью, мы ругаем их, браним, наказываем. Но сохраним в голосе и немножко восхищения.

9

Понятно, отчего "макушка над верхушкой": в отличие от взрослого ребенок охраняет не жизнь, а личную свою жизнь - свой внутренний мир, поскольку заботу о его физической жизни берут на себя взрослые. Шестимесячный криком изойдет, но не станет есть кашу, если ее не так посолили и положили сахару на пол-ложечки меньше, чем всегда. У него привычка к его каше, и он эту привычку охраняет. Привычка - застывшее желание. Желание, из которого вынуто самое дорогое - размышление, изобретение, выбор, момент творчества. Личность ребенка - сумма его привычек. Поначалу она складывается и расширяется очень медленно. Природа охраняет новенькую, необкатанную нервную систему. Всякую новую пищу ребенок берет в рот неохотно, и понять, почему одно прилепляется к снежному кому его привычек, а другое со злостью отторгается, - совершенно невозможно. Собственно, поэтому так трудно учить маленького самым простым вещам - есть с ложки, проситься на горшок: не потому, что он не в состоянии научиться, а потому, что он сопротивляется, охраняет свой внутренний мир против вторжения нового. Ему все кажется как бы посягательством на его личную, внутреннюю жизнь. Еще труднее отучать ребенка от дурной (с точки зрения родителей) привычки: привычка - это я.

Не тронь!

Чем дольше остается человек ребенком в душе, тем больше привязан он к своим привычкам и строже руководствуется ими. Инфантильного, то есть оставшегося в детстве, то есть по привычкам живущего человека не сдвинуть с места и не переубедить. Как и ребенку, привычки для него дороже всего. Поэтому Жан Жак Руссо писал о своем воспитаннике Эмиле, что у него будет лишь одна

привычка - не иметь привычек.

Но это, конечно, невозможно. Не родители, а ребенок требует, чтобы строжайше соблюдался режим: попробуй уложить маленького на полчаса позже обычного времени, он всю ночь не заснет. И сказку ему рассказывай одну и ту же, потому что слушание сказки о Колобке - это часть его личности. Сказка не может надоесть маленькому. Он согласен на новое лишь как на добавку, а не замену, он переозабочен безопасностью, он всего год или два как отошел от небытия - родился на свет.

Но постепенно растет территория внутреннего мира, подлежащая охране потребностью в безопасности-Я. К тому времени, когда пора в школу, ребенок становится обучаемым, даже чересчур: теперь новое пристает, прилепляется к нему почти без разбора, и с четырех примерно лет ребенка легко учить языкам, чтению, он запоминает города, столицы, его свежая память все заглатывает и почти не нуждается в интересе. Ребенок запоминает массу вещей между делом, без особых усилий, можно сказать, механически. Однако этот процесс быстрого накопления сведений и умений как раз и определяет интересы ближайших лет, раннего подросткового возраста, когда картина переменится: теперь ребенок будет в состоянии усвоить лишь то, что ему интересно, и так лет до четырнадцати, когда он научится получше владеть своим вниманием и волей, вызывать интерес ко всякой работе по необходимости.

Сначала с большим трудом, потом с большой легкостью, потом только по интересу и, наконец, по интересу и по необходимости - так развивается способность человека к усвоению нового, в том числе новых привычек, и трудно сказать, какой же из этих периодов важнейший, потому что каждый из них подготовлен всеми остальными.

10

Новые приобретения вызывают и новые порядки во внутреннем мире ребенка. Поначалу, пока мир привычек - и, следовательно, желаний - узок, в нем все равноценно, и за каждую мелочь маленький сражается с такой силой, с какой взрослый борется за жизнь. Постепенно внутренний мир беспорядочно расширяется, и в нем устанавливается почти полная анархия - никак не поймешь, что ребенку важно, что не важно, отчего он поднимает крик по пустякам. Потому он и капризничает: каприз, случайность, анархия царят внутри его. Когда же наш ребенок выходит во двор, у него довольно скоро складывается мир перевернутых ценностей, потому что прейскурант важных и маловажных вещей, цена людей, явлений и поступков устанавливаются теперь не нами, родителями, а сверстниками нашего сына и нашей дочери, теперь все зависит от того, в какую компанию попали дети и как эта компания ориентирована относительно мира взрослых: в одном направлении? в противоположном? Старший наш сын, когда был шестиклассником, вздумал носить волосы до плеч - тогда была такая мода. Школа яростно воевала с длинными прическами. Всех привели в порядок, даже десятиклассников заставили остричься - и лишь один наш пацан щеголял роскошной (на тогдашний детский вкус) прической. На какие только ухищрения он не шел! Лазил в школу в окно, чтобы миновать дежурного учителя, сбегал с уроков, прятался в коридорах, если видел директора, - война. Но лишь только на мальчика махнули рукой: пусть ходит, как хочет, - он пошел и остригся чуть ли не наголо. Тем дело и кончилось. Но интересно, что прическа была мальчику дороже возможности учиться, дороже школы, дороже всего.

Однако постепенно проходит и подростковый возраст, и в голове молодого человека устанавливается свой прейскурант на предметы, явления, поступки, поведение. Теперь в голове не анархия, а строгая иерархия, лестница: это - дороже того, это важно, но я готов поступиться, а этим не поступлюсь ни за что. Теперь мир ценностей, охраняемых безопасностью-Я, необычайно широк: от потребности мыть руки перед едой и заниматься спортом до потребности читать, слушать музыку - и дальше, до потребности в уважении и одобрении, и так до главной ценности под названием "смысл жизни". Смысл жизни становится дороже всего. Человек готов скорее умереть, чем совершить поступок, после которого жизнь теряет смысл.

Самое важное - способ приобретения ценностей. Как они установились? Механическим путем подражания другим и привычек или они прошли сложную дорогу развития? Я слушаю музыку потому, что с детства привык, приучен, не могу без музыки, - или потому, что в музыке я чувствую источник развития, обогащения?

Другими словами: я охраняю привычку - или развиваюсь?

В первом случае мне трудно избавиться от привычки, пусть и неплохой. Перемести меня в глушь, где не будет концертных залов, я стану несчастным. Во втором случае я могу слушать музыку, могу и не слушать, я хозяин своих ценностей, а не раб привычек. В первом случае действует потребность в безопасности, во втором - потребность в развитии.

Поделиться с друзьями: