Педология: Утопия и реальность

Теория Кречмера — классическая и современных реакционных учениях об эндотипах, ее пути — это общие пути почти всех необычайно размножившихся современных «конституцийных» гипотез [86] . Основная социальная их мудрость — фатальное, грубое дробление человечества на биотипы, отсутствие у социальной среды возможности властно вмешаться в структурные процессы этих типов, биологические предельности наших общественных переустройств.

Учениям о конституциях в реакционном их устремлении энергично помогают теориио невозможности менять свойства организма в дальнейших поколениях («непередача», «неизменность»). В пределах индивидуальной жизни не переделаешь конституции, попытки же эти останутся бесплодными и на последующее время, так как не в силах внедриться путем наследства.

86

Что учения о конституции могут и не быть реакционными, скажем ниже. Число таких прогрессивных теорий конституции начинает сейчас тоже нарастать, особенно в СССР.

Итак, снова фатум, методологические корни которого, конечно, в чистой метафизике (внутренняя сила, отталкивающая новые признаки, притом появившаяся неизвестным путем), классовая же его причина в пессимизме по адресу возможностей пролетарской революции.

Естественно, что самые «левые» педагогические попытки влиять на конституцию чаще всего сводятся к элементарному гигиенизму(точное повторение подхода к «конституции» возрастов), к вопросам питания, жилища и пр. при полном игнорировании путей воспитательного кортикального вмешательствав элементы конституции.

Сочетаниями раздражителей на протяжении ряда лет, комбинируя явлениями возбуждения и торможения, переключая комплексы функций, перемещая участки доминантного возбуждения и тем меняя питание органов, темп и качества их работы, — жизнь вносит серьезнейшие реформы в унаследованные признаки, ломая их в процессе настойчивого повторного своего давления на протяжении двух-трех поколений.

Любопытно, что наследственные, врожденно «готовые» болезни сейчас отрицаются. Еще более любопытно, что авторитетные изыскания приводят к положению, что наиболее фатальные заболевания, именно душевные болезни, в половине случаев не имеют «сумасшедших» предков и в половине случаев не имеют «сумасшедших» потомков.

Пожалуй, еще более любопытно, что по стопам учения о психоневрозах, работая методами этого учения, один из величайших психиатров современности, Блейер, доказал необычайный динамизм одного из самых страшных человеческих психозов — шизофренического слабоумия. Оперируя над блейлеровским материалом аналитическим ланцетом, можно докопаться до идущих из социальной среды влиятельнейших благоприобретенных факторов развившегося психоза, т. е. зачастую и до путей возможного его педагогического предупреждения.

Сам же Кречмер, несмотря на свой «конституцийный» фатум, незаметно для себя открывает чрезвычайно богатые горизонты для педагогической борьбы с разрастанием эндотипа: фактически именно из его объяснений вытекает понятие о переходе нормы в психоз под качественным влиянием «сгущения нормы»; для сгущения же нормы факторы социально-педагогического характера оказываются, конечно, слишком часто решающими.

Одновременное существование фаталистической крепелиновской школы [87] и динамической — Блейлера, реакционных учений о конституциях и тенденций к радикальному пересмотру роли наследственности в психозах нас, конечно, не удивляет: это отражения одновременного существования двух борющихся общественных классов.

87

Германский психиатр Крепелин очень много сделал для укрепления конституцийного подхода к психозам.

Между прочим, учение о «психоневрозах» (психогенозах), родившееся в недрах «фатальной» психиатрии, оторвалось от последней и занимает одну из господствующих позиций в борьбе в «биофатумом». «Психогенозы» могут быть созданы экспериментально (павловская школа демонстрирует их сейчас на опытах с собаками) и экспериментально же ликвидируются. Эмоциональные травмы, непосильный для нервной системы груз (основные факторы психогеноза) приводят к тяжелому психозу легко наследственно обремененных кречмеровских «шизоидов» и «циклоидов», и обратно: умелым комбинированием социальных активностей тяжело обремененного (психотерапия), переключают его больные возбуждения на творческие пути и освобождают от нависшего над ним «рока», или, во всяком случае, сильно смягчают «роковую» роль этого «рока».

Глубокий кризис современной мировой психиатрии является непосредственным отзвуком этого дуализма направлений в вопросе о наследственности: ни патологическая анатомия, ни физиологическая химия, ни клиническая симптоматология, ни классификационные попытки не устранили и не устранят первопричины спора, пока его не оборвет своим вполне авторитетным практическим решениемразвернувшаяся пролетарская революция. Наша советская педагогика и является одним из решающих факторов спора, так как ей первой приходится вступать в исчерпывающую практическую борьбу с больной наследственностью человека.

Как видим, печальной памяти антропологическая школа (Ломброзо и др.) далеко еще не исчерпывала себя в современности, и отзвуки влияния этой никак не умирающей (пока не умрет питающая ее буржуазия) школы коснулись сейчас в первую голову все той же советской педагогики.

Целая серия всесоюзных съездов и конференций последних 3 лет (1923–26 гг.) была свидетелем ожесточенной войны между ультра-наследственническим и социогенетическим подходом к детским «психопатиям», к так называемой детской дефективности.

Признание массовой беспризорной детворы наследственными психопатамисводится в конечном счете к признанию тяжких наследственных душевных дефектов у широких трудовых масс. Антропологи этого и добивались: виновное «био» снимало ответственность с «социо», с господствующего класса, смягчало «реформаторские» его обязательства, сводило борьбу и воспитание к репрессиям, к изъятию «дефективного» элемента.

Этого добивались и наши советские противники, так как «эндогения» смягчала их педагогическую ответственность за скверно ими воспитываемую детвору. Взявший власть пролетариат пересмотрел проблему врожденности у этих родных ему «преступников» (дети беднейших трудящихся), отверг врожденность, принял вину на себяи обязался создать для детей оздоровляющие социально-педагогические условия.

Как видим, разные классы в зависимости от основной своей политики по-разному расценивают степень наследственной обремененности [88] , — проблема человеческой наследственности в основном ее содержании оказывается непосредственно классовой проблемой.

Конечно, мы не отрицаем наследственности. Как древний, так и более свежий биологический опыт не могли не отразиться на только что родившемся организме. Воскрешать Локка и Руссо с их «врожденной чистотой души» было бы теперь бездарным шутовством. Вопрос лишь в том, каковы соотношения различных слоев биологического опыта: древнего, нового и новейшего.Какова степень биопластичности, предоставленной нам наследственными «генами»?

88

Ряд критиков отмечает, что я вообще «не признаю наследственности» в отношении ко всем детским психопатиям. Обвинение это нелепо, стоит лишь судить о моих соображениях не понаслышке, а по моим писаниям (начиная с 1911 года). Все дискуссии, проведенные пишущим на съездах 1922–1926 гг. по этим вопросам, изложены в книге «Вопросы советской педагогики» (Гиз.). Подобное же замечание адресуется и всем тем моим критикам, которые заявляют, что оттеняя «социо», я забываю о «био». Потрудитесь почитать мои работы.

Классовая наша позиция — не в отрицании наследственности, а все в той же борьбе с фаталистическим хвостизмом.Наследственность бывает как положительная, так и отрицательная.

Позиция «ультрагенетистов» [89] рабочий класс, поколениями живущий в плохих условиях (голод, холод, алкоголь, низкая культура, торможение интеллекта физической перегрузкой), очевидно, обладает плохой наследственностью. Надежды наши на него, тем самым, очевидно, преувеличены. Очевидно, он должен долго, поколениями, идти на поводу за слоями, обладающими счастливой наследственностью. Есть ли нужда мириться с таким толкованием?

89

Ультрагенетисты — резко преувеличивающие значение врожденных зачатков в организме («гены»).