Пелхэм, час двадцать три

Райдер наклонился ещё раз, чтобы ближе посмотреть на Уэлкама. У того глаза были закрыты, кожа стала цвета старой бумаги, дыхание частило. Райдер достал свой автоматический пистолет и приставил его к голове Уэлкама, взглянув при этом на Стивера.

– Он может прожить достаточно долго, чтобы все рассказать, - пояснил он и нажал курок. От удара пули голова Уэлкама дернулась, в сторону отлетел кусок окровавленной кости. Райдер снова заглянул в лишенное какого бы то ни было выражения лицо Стивера.

– Помоги Лонгмену взять себя в руки.

Сам он расстегнул плащ Уэлкама и отвязал жилет с деньгами. Края одного пакета обагрились кровью. Чтобы снять жилет, Райдеру пришлось потянуть его за один конец и перевернуть Уэлкама вниз лицом. К северу от них между путями и сводом туннеля висело тяжелое облако пыли и дыма.

Стивер придержал Лонгмена, обхватив рукой за талию, и вытер его плащ носовым платком. Лонгмен выглядел совершенно больным. Лицо его стало совсем бесцветным, покрасневшие глаза слезились.

– Расстегни ему плащ, - велел Райдер.

Лонгмен беспомощно стоял, пока Стивер сражался с пуговицами его плаща. Когда Райдер шагнул к нему с жилетом в руках, лицо Лонгмена исказилось от ужаса.

– Мне?
– спросил Лонгмен.
– Почему мне?
– и Райдер понял, что его страх перешел все границы разумного и что сейчас он боится всего на свете.

– Ты из нас самый худой. Два жилета у тебя под плащом будут незаметны. Подними руки и расставь их в стороны.

Оборачивая жилет вокруг Лонгмена и завязывая тесемки, Райдер с величайшим трудом вынес запах рвоты и ужаса. Но продолжал методично работать, ощущая, как вздрагивает от прикосновенияй истекающее потом тело Лонгмена. Когда жилет был надежно закреплен, он застегнул Лонгмену плащ.

Чтобы что-нибудь сказать, Стивер произнес:

– А неплохо мы рванули поезд!

– Да, - Райдер оглядел Лонгмена.
– Все в порядке. Думаю, нам пора выбираться наверх.

Начальник окружной полиции

– Меня беспокоит тот рывок, который они сделали к Юнион-сквер, заметил начальник полиции.
– Мы так не договаривались. Это меня беспокоит.

Они мчались в нижнюю часть города, выла сирена, машины спешно прижимались к бровке тротуара, освобождая им дорогу.

Комиссар продолжал развивать предыдущую мысль.

– Они понимают, что мы в состоянии проследить за каждым их движением. Знают, что на поверхности мы перекрыли каждый дюйм. Но складывается впечатление, что это их не беспокоит. Вряд ли они настолько глупы, скорее наоборот.

– Да, - согласился начальник полиции.
– Именно это я и имел в виду. Рывок к Юнион-сквер. Якобы для того, чтобы избавиться от полицейской засады в туннеле. Но почему?

– Они не любят полицейских.

– Они прекрасно знали, что наши люди давным-давно в туннеле, и особенно не возражали. Но почему сейчас?

Начальник полиции замолчал так надолго, что комиссар нетерпеливо переспросил:

– Ну, и почему?

– На этот раз они не хотят, чтобы мы видели, что они делают.

– А что они делают?

– Они не обращают внимания на то, что мы их преследуем - правильно? Фактически они хотят, чтобы мы следовали за поездом всю дорогу - правильно?

– Хватит ходить вокруг да около, - буркнул комиссар.
– Если у вас есть версия, выкладывайте.

– Моя версия, - продолжил начальник округа, - состоит в том, что в поезде их нет.

– Я так и думал. Но как может поезд двигаться, если их там нет?

– В том-то и хитрость. Если этого не считать, все остальное вполне разумно. Все преследователи мчатся на юг, а они остаются неподалеку от Юнион-сквер и выходят наружу через один из аварийных выходов. Как вам понравится такая мысль - трое сошли, один остался, чтобы вести поезд?

– Самоотверженный преступник приносит себя в жертву ради остальных? Чарли, вам когда-нибудь такие встречались?

– Нет, - признался начальник округа.
– Логичнее предположить другое. Допустим, они придумали что-то такое, что позволяет поезду двигаться, когда в кабине никого нет.

– Если они это сделали, - возразил комиссар, - то проиграли. Даниельс преследует их в экспрессе. Он их заметит.

– А может быть и нет. Они могут спрятаться, пока он не проедет мимо. начальник округа покачал головой.
– Неожиданный ход.

– Ну?
– спросил комиссар.
– Вы хотите проверить свое подозрение?

– Да, сэр, - кивнул начальник округа.
– С вашего разрешения.

Комиссар кивнул. Начальник округа наклонился к водителю.

– Остановись на следующем перекрестке. Развернись и поезжай обратно к Юнион-сквер.

Заговорило радио.

– Сэр, машинист поезда, в котором находится заместитель главного инспектора Даниельс, сообщает, что их поезд сошел с рельсов. В результате взрыва на путях.

Комиссар спросил о жертвах, ему доложили, что один полицейский ранен, но не слишком серьезно.

– Вот в чем была цель их рывка. Они не хотели, чтобы кто-нибудь был рядом, когда они минировали путь.

– Не нужно разворачиваться, - махнул начальник округа шоферу. Езжайте дальше.

Старик

Вспомнив былое, старик поднял руку (ту самую руку, которая когда-то твердо правила, требуя послушания в доме и подхалимства на фирме):

– Тихо. Замолчите все.

Он немного помолчал чтобы насладиться ужасом на обращенных к нему лицах. Но прежде чем успел заговорить, снова потерял над ними контроль. Театральный критик, неловко шагнул вперед и попытался повернуть ручку кабины машиниста. Потом принялся барабанить в дверь. Та дребезжала, но не поддавалась. Критик запыхался, плюнул и вернулся на место.

Они влетели на станцию. Была ли это Бликер-стрит? А может быть, уже Спринг-стрит, - он не успел прочитать название. Некоторые пассажиры опустили оконные стекла и кричали, умоляя толпу на платформе о помощи. Толпа что-то злобно орала в ответ. Кто-то швырнул свернутую газету, она ударилась об окно, развернулась и упала обратно на платформу, рассыпавшись дождем страниц.

– Друзья мои...
– Старик встал и ухватился за металлический поручень.
– Друзья мои, ситуация не так плоха, как вам кажется.

Негр фыркнул в окровавленный носовой платок (мой носовой платок, подумал старик), но остальные внимательно смотрели на него.

– Прежде всего, нам больше не нужно бряться этих мерзавцев.
– Трое или четверо настороженно повернулись к двери кабины. Старик улыбнулся.
– Как уже сказала нам юная леди, мерзавцы сошли с поезда. До свидания и удачи.