Пелхэм, час двадцать три
Шрифт:
– Ну, а теперь, - сказал он, - ты понимаешь, чего я от тебя хочу?
– Следовать за тем поездом. Верно?
Даниельс заподозрил, что машинист издевается, и сердито глянул на него.
– Давай, вперед, - грубо подогнал он, - только не слишком быстро и не слишком близко.
Машинист подал ручку контроллера вперед, и вагон резко взял с места.
– Прибавь немного, - торопил Даниельс.
– Но не слишком. Я не хочу, чтобы они нас увидели или услышали.
Машинист толкнул ручку контроллера.
– Увидеть - это одно, а услышать - другое. Такой
Они миновали платформу станции Двадцать восьмой улицы; там было пусто, если не считать небольшой кучки полицейских. Когда в отдалении показались огни станции Двадцать третьей улицы, Даниельс велел:
– А теперь притормози. Буквально ползи. Не спускай глаз с их огней. Ползи. И не шуми.
– Капитан, это поезд метро. Такая штука не шуметь не может.
Даниельс, пристально всматривавшийся через окно, почувствовал, как от напряжения начинают слезиться глаза.
– На пути для местных поездов горит красный, - заметил машинист. Значит, они были здесь совсем недавно.
– Медленнее. совсем медленно. Буквально ползком, - не унимался Даниельс.
– И тихо. Чтобы не было слышно ни звука.
– Шэф, вы слишком многого хотите от старого вагона, - вздохнул машинист.
Город: уличная сцена
Какой-то коллективный орган толпы, постоянно настроенный на волну подозрительности, расценил отъезд лимузина комиссара как предисловие к ликвидации всего лагеря. Последующее исчезновение полицейских машин и всего персонала только подтвердило справедливость таких суждений. Немногие зеваки направились к югу, надеясь понаблюдать за погоней, но их постигло горькое разочарование: гора может прийти к Магомету, но не охотится за ним.
Буквально через несколько минут толпа перестала существовать как единое целое. Пихаясь и толкаясь, люди начали пробиваться вперед, а там, выбравшись на свободное пространства, прибавляли шагу: время - деньги, и его не следовало тратить впустую. Осталось только несколько сотен человек в основном лентяи или романтики, цеплявшиеся за слабую надежду, что у них на глазах произойдет хоть что-нибудь. Философы и теоретики, сбившись в кучки, организовали шумную дискуссию. Индивидуалисты излагали собственные мнения.
– И что вы думаете о нашем мэре! Он нужен там внизу, как вторая дырка в заднице.
– Нужно было всех их просто перебить. Как только начинают уступать бандитам, они наглеют. Преступники прекрасно разбираются в психологии.
– В общем-то, они довольно мелкие людишки. Я бы на их месте потребовал десять миллионов. И получил бы их.
– Черные? Никогда! Черные парни знают свое дело, когда речь идет про сотню долларов, не больше. Это белые, и я готов их даже похвалить, что они задали жару этим свиньям.
– Комиссар? Он совсем не похож на полицейского. Как вы можете кого-то уважать, если он даже не похож на полицейского?
– И что вы думаете про нашего мэра? Вы считаете, богач может заботиться о бедных? Параллельные линии никогда не пересекутся!
– Нет, вы мне скажите, вы мне только скажите, чем эти бандиты отличаются от акул большого
бизнеса. А я вам скажу, чем: большой бизнес защищает закон. А маленькому человеку всегда достается.– Вы знаете, как они собираются скрыться? Я могу вам сказать. Они уедут этим поездом на Кубу!
– Что ты сказал, парень?
Глава 19
Райдер
Аварийный выход находился к северу от станции Четырнадцатой улицы. Отверстие в стене туннеля позволяло добраться до лестницы, ведущей к решетке в тротуаре на восточной стороне Юнион Сквер-парка около Шестнадцатой улицы. Райдер наблюдал, как Лонгмен орудует тормозной рукояткой и останавливает вагон в сотне футов от пятна дневного света, указывающего место выхода.
– Правильно?
– спросил Лонгмен.
– Отлично, - подтвердил Райдер.
С Лонгмена градом лил пот, и Райдер впервые заметил, как отвратительно воняет в крошечной кабине. Ну, - подумал он, - нельзя же было рассчитывать на комфортные условия. И с каких это пор поле битвы пахнет как поляна с маргаритками?
Он осторожно сунул руку в коричневый чемодан, достал оттуда две гранаты, проверил чеки и положил гранаты в глубокий карман своего дождевика. Потом открыл ящичек с аптечкой и вытащил рулончик пластыря. Протянул рулончик Лонгмену, который тут же его схватил.
– Держи наготове, - посоветовал Райдер.
Потом оторвал две полоски по шестнадцать дюймов каждая и обмотал ими гранаты.
– Эти штуки заставляют меня нервничать, - заметил Лонгмен.
– Тебя все заставляет нервничать, - констатировал Райдер.
– Пока чеки на месте, они не опаснее теннисных мячей.
– Ты обязательно хочешь это сделать?
– спросил Лонгмен.
– Ну, я имею в виду - а вдруг они не следуют за нами по путям для экспрессов?
– В таком случае наши предосторожности окажутся излишними.
– Но если они не едут за нами, тогда может пострадать экспресс, в котором будут невинные люди...
– Хватит, - осадил его Райдер.
– Начнешь действовать, как только я сойду. К моему возвращению все должно быть голово, чтобы мы могли сразу тронуться.
– Центр управления вызывает ПелхэмЧас Двадцать Три. ПелхэмЧас Двадцать Три, ответьте центру управления.
Райдер нажал кнопку рации.
– ПелхэмЧас Двадцать Три. Путь уже свободен?
– Еще не совсем. Дайте нам две - три минуты.
– Поспешите. И нигде на путях не должно быть полиции, иначе мы начнем отвечать. Лейтенант Прескот, вы понимаете, что я подразумеваю под словом "отвечать"?
– Да. Мы подчиняемся вашим приказам, так что нет нужды губить кого-то. Поняли, ПелхэмЧас Двадцать Три?
Райдер повесил микрофон обратно на крючок.
– Не отвечай, - велел он Лонгмену.
– Ему надоест, и немного погодя он успокоится. Все в порядке. Начали.
Он повернул ручку и вышел из кабины. Уэлкам лениво прохаживался возле центральной стойки, автомат свободно свисал с его правой руки. Райдер подавил приступ ярости и прошел мимо, ничего не сказав. При его приближении Стивер встал и распахнул заднюю аварийную дверь.