Пентаграмма

Мёллер поморщился, пытаясь скрыть потрясение при виде израненного Холе. Ему и раньше приходилось видеть Харри не в лучшие дни. Но сейчас было что-то особенное.

Он кашлянул:

— Пойдем.

Когда они шли на выход, Плакса-Грот и его молодой коллега не удостоили их ни единым взглядом, но Мёллер заметил, что Грот выразительно покачал головой.

На стоянке Харри вырвало. Он стоял согнувшись и изрыгал желчь вперемешку с бранью. Мёллер прикурил сигарету и протянул ему:

— Тебя не записали. Все неофициально.

Харри засмеялся, закашлялся, потом произнес:

— Спасибо, шеф. Приятно сознавать, что, когда меня уволят, мой послужной список будет чуточку чище.

— Не в этом дело. А в том, что иначе пришлось бы моментально отстранить тебя от должности.

— Ну и что?

— В ближайшие дни мне будет нужен такой следователь, как ты. То есть такой, как ты, когда трезвый. Вопрос в том, можешь ли ты не пить.

Харри выпрямился и с силой выдохнул дым.

— Вы знаете, что я могу. Вот захочу ли? — спросил он скорее себя, чем начальника.

— Не знаю, Харри. Захочешь?

— Для этого нужна веская причина, шеф.

— Да. Полагаю, что нужна.

Мёллер в задумчивости посмотрел на своего инспектора. Представил картину со стороны: летняя ночь, они стоят одни на автостоянке посреди Осло в бледном свете луны и фонаря, полного дохлых насекомых. Вспомнилось все, через что они прошли вместе. Все проблемы, которые они решили. И не решили. Но все равно. Неужели после многих лет работы бок о бок их пути вот так банально разойдутся?

— Насколько я тебя знаю, — произнес наконец Мёллер, — на ноги тебя может поставить только одно — работа.

Харри не ответил.

— И работа для тебя есть. Если захочешь.

— Что за работа?

— Вот это я получил сегодня в конверте и сразу бросился искать тебя.

Мёллер разжал кулак, луна и фонарь осветили ладонь и пластиковый пакет из службы криминалистической экспертизы. Начальник ждал, что скажет Харри.

— Хм… — отреагировал тот. — А где остальное тело?

В пакете лежал длинный тонкий палец с красным лаком на ногте. На пальце было кольцо с драгоценным камнем в виде пятиконечной звезды.

— Больше ничего нет, — ответил Мёллер. — Только средний палец левой руки.

— Эксперты определили чей?

Бьярне Мёллер кивнул.

— Так быстро?

Мёллер еще раз кивнул и схватился рукой за живот.

— Хм… Стало быть, Лисбет Барли, — сказал Харри.

Часть III

Глава 13 Понедельник. Прикосновение

«Ты на телеэкранах, любовь моя. Целая стена — тебя. Двенадцать изображений, которые двигаются одинаково, отличаясь лишь малейшими оттенками и яркостью. Ты идешь по парижскому подиуму, останавливаешься, поводишь бедрами, смотришь на меня заученным холодным, невидящим взглядом, а потом поворачиваешься спиной. Эффектно. Отворачиваться — всегда эффектно, и ты это знаешь, любовь моя.

Сюжет окончен, и вот ты смотришь на меня двенадцатью строгими взглядами, и по твоим губам я читаю двенадцать одинаковых новостей. Ты сообщаешь их беззвучно, и я люблю тебя за эту беззвучность.

Потом — наводнение где-то в Европе. Смотри, любовь моя, это мы бредем в воде по улицам.

И я рисую пальцем твою звезду на выключенном телевизоре, на мертвом и пыльном экране. Но между ним и кончиком моего пальца проскальзывает напряжение. Электричество. Крупица жизни. Она рождается от моего прикосновения.

Вершина звезды касается тротуара перед красным кирпичным домом на другой стороне перекрестка. Отсюда, из магазина, я хорошо вижу его в промежутках между телевизорами. Один из самых оживленных городских перекрестков, любовь моя, и обычно здесь огромные пробки, но сегодня машины стоят лишь на двух из пяти лучей, расходящихся от черной асфальтированной сердцевины. Пять лучей, любовь моя! Сегодня ты весь день лежишь в постели и ждешь меня. У меня осталось только одно дело, и я приду. Если хочешь, я могу положить в тайник письмо и прошептать тебе заученные наизусть слова: «Любовь моя, я постоянно думаю о тебе. До сих пор ощущаю поцелуи твоих губ, прикосновение твоего тела…»

Открываю дверь и выхожу из магазина. Мир заливает солнце. Солнце. Заливает. Жди меня».

День для Мёллера начался скверно.

Ночью вызволял Харри из изолятора, а с утра проснулся от болей. Живот раздуло, как воздушный шар.

Но самое плохое впереди.

Впрочем, в девять он в этом засомневался, когда трезвый Харри явился на утреннее совещание. За столом к тому времени уже сидели Том Волер, Беата Лённ, четверо оперативников и двое сотрудников криминального отдела, которых вчера вечером вызвали из отпуска.

— Всем доброе утро, — начал Мёллер. — Надеюсь, все уже в курсе, над чем мы сейчас работаем. Два дела, предположительно два убийства, совершенные, по всем признакам, одним преступником. Короче, все слишком уж похоже на кошмар. — Он зарядил в проектор первый слайд. — Слева мы видим левую руку Камиллы Луен с отрезанным указательным пальцем. Справа — средний палец Лисбет Барли, присланный мне в конверте. Трупа ее у нас, конечно, нет, но Беата сравнила отпечатки пальцев, снятые в квартире Барли. Беата, молодец! Отличная интуиция, отличная работа.

Покрасневшая Беата, стараясь казаться равнодушной, сидела и тихо постукивала карандашом по блокноту.

Мёллер сменил изображение и продолжил:

— Под веком Камиллы Луен был найден вот этот драгоценный камень, красноватый бриллиант пятиугольной формы. А справа — перстень с пальца Лисбет Барли. Как видите, красный оттенок чуть светлее, но форма идентичная.

— Мы пытались определить происхождение первого бриллианта, — сказал Волер. — Безуспешно. Направили изображения в Антверпен в две крупнейшие мастерские по огранке, но оттуда пришел ответ, что это не их работа и если она была сделана в Европе, то, возможно, в России или на юге Германии.

— Мы связались с «Де Бирс» — крупнейшим в мире покупателем алмазов, — добавила Беата. — Их специалист говорит, что при помощи спектрометрического анализа можно точно определить, откуда этот бриллиант. Для оказания помощи следствию этот специалист сегодня вечером прилетит из Лондона.

Руку поднял Магнус Скарре — молодой следователь, в отделе относительно новенький.

— Возвращаясь к сказанному. Мёллер, я не понимаю, почему это кошмар. Ведь это же двойное убийство, а значит, искать придется не двух преступников, а одного. По-моему, напротив, следовало бы…