Пенталогия «Хвак»
Шрифт:
— Попробую ответить, но только на один из твоих вопросов. Выбирай — на какой, о выдержке, или о прическе?
— На тот, что про выдержку.
— Во-первых, я Матушку боюсь, люблю и почитаю, Это — во-первых, и в главных. А во-вторых… Впрочем, достаточно.
— Нет уж, нет уж! Дорогой брат, мы все разделяем любопытство, вслух проявленное Уманой. Что — во-вторых?
— Будь по-вашему. Если он действительно приемный Матушкин сын, подло будет лишать жизни одного из… своих. Мы ведь не люди какие-нибудь.
— Ну, это уж очень тонко. Нет, Ларро, ты бы не был столь невозмутим, если бы
— Ты моя самая любимая сестрица из всех, дорогая Тигут, от тебя ничего невозможно укрыть! Есть у меня одна мысль, которая позволит нам оставаться всепослушными матушкиными детьми, но в то же самое время…
— Продолжай же скорее! Мы его, все-таки, съедим?
— Нет, Умана. Во всяком случае, я не ем падаль, предпочитая живое и свежее. Сделаем так, чтобы он сам, чтобы он на своих ногах убежал от жизни своей, или разума своего.
— Как это?
— Пусть он сам себя доконает, уничтожит свое телесное или душевное здоровье. В последнее время, признаюсь вам, дорогие мои братья и сестры, мне изрядно прискучил наш «домашний» шут. Подарим его Хваку… вернее… подарим Хвака ему.
— Ух, здорово! А что это значит? Как это?
— Это просто, премудрый ты наш Чимбо, настолько просто, что даже и ты — пусть и не сразу — все поймешь… Джога! Повелеваю тебе слышать, видеть и осязать сущее окрест. Итак, Джога!
— Слушаю, повелитель!
— Ко мне! — Бог Ларро протянул перед собою левую руку, ладонью вверх и разноцветный огнь, до сего мига бесшумно плясавший над пустым очагом, прыгнул на поставленную ладонь. Только теперь он уменьшился до размеров дубового желудя.
— Хвак!
— А?.. Чего?..
— Как ты мне отвечаешь, пыль вонючая? Перевернись, ляг на спину. Так и лежи, не шевелясь. Помни: шелохнешься — зарублю. Понял меня?
— Да.
— Джога!
— Слушаю, повелитель!
— Пред тобою смертный, по имени Хвак. Представься смертному. Без титулов, основным именем.
— Я — демон пустоты и огня! Я шут богов! Мое имя Джога!
— Джога, тебе нравится эта смертная оболочка?
— О, да, повелитель! Мне любая нравится, слишком уж давно я…
— Молчи, дрянь, на один мой вопрос надобно давать один краткий ответ: да.
— Да, повелитель!
— Выражая общее наше мнение, хочу подарить тебе вольную. Не навсегда, разумеется, всего лишь на некоторое, надеюсь, не очень большое время. Ты в вечном рабстве, но теперь у тебя будет свой раб. Можешь наслаждаться. Сумеешь перебраться из этого тела в иное, но не раньше, чем до конца истратишь прежнее — вольная твоя продлится… Все понял?
— О, да, повелитель!
— Доволен ли?
— Да-а-а-а, повелитель!!!
— Хвак… Хвак!
— Чего?
— Нет, этот болван неисправим. Открой рот пошире.
— Зачем это?
— Добровольно… и широко… открой… рот. Если, конечно, хочешь жить!!! Жить хочешь!?
— Да.
— Тогда не болтай лишнего и открывай рот. Проглотишь этот огонек и он поселится в тебе, будете вдвоем век коротать. Не бойся, это ненадолго. Либо ты сделаешь сие добровольно, либо умрешь немедленно, клянусь мечом! Сроку на раздумья — один вдох и один выдох! Принимаешь???
Хвак задержал дыхание, чтобы успеть
подумать, но, как назло, ни одна мысль не хотела приходить в измученную ужасом голову… Раз клянется — значит нерушимо.— Принимаю.
— Добровольно?.. Я тебя спросил: добровольно???
Хваку показалось странным, что бог спрашивает согласия у него, у простого смертного, однако некогда было думать: он зажмурился и кивнул.
— Добровольно.
И словно расплавленной сталью плеснуло ему в губы, обожгло язык, гортань и легкие…
Чужой и лютый смех родился в Хваковой голове, разросся до хохота, перешел в оглушающий рев…
— Раньше я был рабом, а теперь у меня есть ты! Как тебя зовут, раб, повтори?
— Я не раб, — прошептал одними губами ошеломленный Хвак, — я свободный человек…
— Был свободным! А ныне раб! Смейся!
— Зачем это? — опять попытался возразить Хвак, но вместо этого вдруг приподнялся на четвереньки, хлопнул что было мочи кулаками по вытоптанной траве и захохотал. Но — нет — это был не его смех, а какой-то такой…чужой… Плохой!..
Хвак стиснул, было, челюсти, а они разжались, послушные чужой воле, губы вытянулись далеко вперед и округлили рот: Хвак замычал громко, словно бы подражая голодной ящерной скотине и побежал, по-прежнему на четвереньках, куда-то вперед… Боги расступились, пропуская, но никто из них не смеялся.
— Ну, что Джога, вопрошу еще раз: доволен ли подарком?
— О, да, Великий Повелитель Войны! О, да! — Хвак оборотил в сторону бога Ларро голову, затем, в нелепом прыжке развернулся весь, лег на брюхо и пополз к его ногам. Хвак понял, что сейчас его заставят лизать эти странные, собранные из мелких железных колечек, сапоги.
— Верно. Будешь слизывать пыль с поножей повелителя! — прозвучало у него в голове. Однако, полизать божественные ноги Хваку так и не довелось.
— Радуйся же, Джога, развлекайся, а нам пора удалиться.
Ток! — в воздухе прозвучал еле слышный хлопок — и больше нет никого на поляне, кроме Хвака, и даже пыль не поднялась.
— Засмейся же еще, раб, возблагодари меня во всеуслышание! Меня, твоего неизбывного властелина Джогу!
Хвак встал на колени, губы его разлепились сами собою…
— О, великий пове… Не-е-ет! Тьфу! Не буду!
— Будешь.
— Нет!
— Будешь.
— Не бу… — Все эти препирательства Хвак произносил вслух, словно сам с собой разговаривал, а последние слова прервались от удара кулаком в губы — сам же себя и ударил…
Хвак взвыл, затряс головой, разбрызгивая капельки крови по сторонам, и упал ниц.
— Не буду. Прочь! Не буду тебя слушать! Уйди! Прочь, демон!
Но почти сразу же оттолкнулся руками от земли, приподнял голову и туловище, выгнувшись как ящерица, одна рука его поддерживала зыбкое равновесие, а пальцы другой опять свернулись в кулак, чтобы ударить в лицо… Но не долетел кулак до лица, словно бы зашатался и опять расправился в ладонь, уперся в пыльную дорогу.
— А-а, червь! Ты думаешь, что это ты упрямый? Не-е-ет, просто это я, Великий Джога, не захотел до поры причинять ущерб имуществу своему… Да, увлекся, виноват… Забыл, знаешь ли, каково это — владеть движимым имуществом. Движимое имущество — это ты, раб.