Penthouse

Еще одна дверь, массивная, с латунной блестящей ручкой, выводит в коридор дома, но мальчику нужно другое. Он двигает одну из лестниц на колесиках вдоль ряда шкафов возле одной из стен, взбирается по ней уверенно – так, будто знает, что ему нужно. Берет одну из книг в ярком переплете и осторожно, чтобы не уронить драгоценную ношу, спускается вниз. Потом оглядывается какой-то миг по кабинету в поисках подходящего места именно для сегодняшнего чтения.

Идет к дивану и взбирается на него, словно на небольшую горку. Удобно устраивается в самом углу, кладет на колени книгу, раскрывает ее и, беззвучно шевеля губами, медленно водя пальцем по строчкам, начинает читать…

Ему не угнаться за полетом детской фантазии. Перед ним снова освещенная сцена с декорациями. По ней уже начинают деловито сновать артисты, осветители, суфлеры, режиссеры и иже с ними…

Он открыл глаза. 60 минут тихого часа истекли. 15-ое отделение в привычном для него темпе перешло в следующую фазу своей жизни.

Кондратий тоже проснулся. Он протер глаза и сладко потянулся. Затем встал, размялся и, прихватив свою сумочку, молча направился к дверям.

Он проводил взглядом своего соседа и решил поинтересоваться:

– Опять идем гулять?

Кондратий резко остановился, посмотрел на него так, будто видел впервые, будто голос его и присутствие – полная для него неожиданность. Но быстро сориентировался и с улыбкой ответил:

– Нет, ИВАН. Если все время гулять, то когда же лечиться? Вставай, думаю, сейчас нам по пути.

И Кондратий оказался прав.

Когда он подошел к посту № 4, чтобы попросить диск с фугами Баха, медсестра не только пообещала удовлетворить его пожелание, но и сообщила, что он сегодня записан на сеанс групповой психотерапии.

Пока он беседовал с медсестрой, Кондратий, который был записан туда же, уже приближался к посту № 1. Не теряя из виду своего соседа, он последовал за ним. К тому же он помнил, где находится комната для групповой психотерапии. И это радовало. Радовало, что он помнит. Радовало, что он знает, куда идти. И очень радовало, что впереди его ожидают новые впечатления.

Комната для групповых занятий была очень просторная – в три окна. Тут находился маленький, полукругом возле стены, невысокий подиум. На нем размещалась доска с фломастерами. В одном из углов – шведская стенка, а рядом с ней разнообразные мягкие игрушки, конструкторы и кубики. Пол комнаты был устлан мягким ковровым покрытием. На стенах среди пейзажей в рамах и сюрреалистических композиций, очень напоминающих пятна Роршаха, висело множество масок, простых и незатейливых, серого цвета, но каждая из них красочно выражала одну какую-то эмоцию – в регистре от мрачной депрессии до маниакальной радости. Разноцветные шторы на окнах придавали комнате яркости и оптимизма. На стене, напротив подиума, находились большие круглые часы с широкими черными стрелками и цифрами.

Когда он вошел в эту комнату, то в ней, образуя некое подобие круга, уже сидели все знакомые ему лица. Колики устроились рядышком на стульях. Через два свободных места слева от них покачивался Демо'н. Напротив Коли и Оли, закинув ногу на ногу, расположился Кондратий. Возле него справа на своей инвалидной коляске припарковалась Родина.

Он осмотрелся и выбрал себе место, с которого были хорошо видны и вся комната, и дверь.

В течение трех-четырех минут к ним присоединились…

…Артурчик.

Бизнесмен средних лет, среднего роста, средней руки. С пузом для солидности и в строго прямоугольных очках от близорукости. Одет он был в больничное, но не расставался с борсеткой. Раньше, до того, как Артурчик попал в 15-ое отделение, в борсетке он носил много важных и полезных вещей. Теперь же в ней находились картонные упаковки из-под таблеток, сложенные вчетверо газеты и мыльница. Время от времени Артурчик запирался в туалете, садился на унитаз, клал одну ногу на колено другой и, приложив к уху мыльницу и нервно дергая ступней, «решал вопросы и актуальные маркетинговые задачи», как раньше он это делал с помощью мобильного телефона.

Леонид Яковлевич знал о нездоровом увлечении Артурчика мыльницей (благо, везде видеокамеры), но относился к этому лояльно. Никаких мер для борьбы с этим расстройством он пока не принимал, поскольку Артурчик поступил совсем недавно, без году неделя, и на переходном этапе такие заместительные реакции считались даже полезными.

Артурчик обратился к Леониду Яковлевичу с жалобами на навязчивую идею, суть которой состояла в том, что все его постоянно пытаются обмануть; что ему специально, со злым умыслом, подсовывают прайсы с безбожными ценами; другие же там, где он переплачивает, получают громадные скидки. Эта идея преследовала его и в молодости, когда он с дипломом журналиста пошел работать менеджером в рекламное агентство. Но тогда она его мало беспокоила, и Артурчик мог легко скрывать свое негодование, раздражение и убеждать себя, что он платит правильную цену.

В настоящее время, когда Артурчик, пыхтя и неимоверно напрягаясь, добрался до середины карьерной лестницы и стал директором, но далеко не владельцем рекламного агентства, в котором начинал, ему стало невмоготу с этой его навязчивой идеей. То ли годы не те, то ли работать стало сложнее. Плюс к этому, идея отягощалась мыслью, что зарплаты он выдает зря, так как в агентстве работают одни бездельники и прощелыги. В общем, сдерживаться Артурчику становилось все сложнее. К тому же все чаще стал замечать, что клиенты удивляются, а подчиненные ропщут. И это вызвало у него дополнительное сильнейшее беспокойство.

Леонид Яковлевич предложил короткий курс стационарного лечения. В первые же дни выяснилось, что Артурчик еще и вполне сформированный хронический трудоголик: не умеет ни работать, ни отдыхать. Так что, судя по всему, его пребывание в 15-ом отделении будет более длительным, нежели предполагалось вначале…

…Графиня Кэтрин Демидова с племянницей Галлиной.

Кэтрин Демидова здесь проездом. Эта высокая и чопорная; прямая, как стрела; сжатая, как пружина; натянутая, как струна, женщина с седой прической очень напоминала макет средневекового замка. Да и одета она была соответствующе – в черное строгое платье, украшенное алмазной брошью на стоячем воротничке.

Кэтрин Демидова – англичанка. Ее родители вынужденно эмигрировали на туманный Альбион в начале двадцатого века, оставив на растерзание и поругание пролетариату и крестьянам несколько своих дворянских гнезд – крупных имений, дома в которых смело можно причислять к шедеврам русского зодчества и памятникам архитектуры.

И вот, чуть ли не через сто лет после бегства родителей из страны, престарелая, но довольно активная Кэтрин, которая ни разу еще не была на исторической Родине, решила восстановить справедливость – собрать воедино наследие Демидовых и вернуть родовое имущество в лоно любящей семьи.

Вместе с ней осуществлять этот благородный, но очень тяжелый замысел отправилась племянница Галлина – добрая, скромная, образованная, воспитанная девушка. Она искренне помогала тетушке во всех ее делах.

И дела, надо сказать, шли хорошо, местами даже отлично. Рекомендательные письма, связи, репутация, близкие и дальние родственники – все эти факторы играли положительную роль и графиня Демидова, где частью, а где и целиком, возвращала поместья или получала солидную компенсацию.

Дела шли неплохо, но, как по ходу оказалось, только на территории европейских стран, присоединенных к соцлагерю по окончании второй мировой войны.