Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда. 1943-1945
Шрифт:
Сегодня днем папа побывал в Штольпе. В пивной «Лёвенброй» он рассказал историю, которая случилась во время посещении гауляйтером [46] Шведе-Кобургом [47] вермахтовского лагеря допризывной подготовки. Эту историю поведал ему я. Мне же было очень неприятно, что он пересказал ее в пивной. Если папин рассказ услышал кто-нибудь из партийных и доложит об этом по команде, то мне придется несладко. Папа не хочет придавать этому значения и считает, что ничего опасного здесь нет, поскольку мы, в конце концов, еще дети. Возможно, что он и прав. Может быть, никто и не станет по своей доброй воле доносить о том, что гауляйтеру чистили сапоги, когда он вышел из доставившего его автомобиля и шел по песку к воротам лагеря, чтобы приступить к его инспекции? Ведь что сделало руководство лагеря? Они просто отрядили для этого одного из курсантов, которым должен был стать самый красивый блондин. Им, разумеется, оказался Клаус Одефей. Наверное, он скорчил про себя гримасу, но все же стоял со щеткой из свиной щетины при входе в ворота лагеря.
46
Гауляйтер — высший партийный функционер Национал-социалистической немецкой рабочей партии, возглавлял областную организацию НСДАП. Немецкое слово Leiter означает руководитель, а Gau наименование партийных округов, территориально совпадавших с избирательными округами на выборах в рейхстаг. Первоначально было 33 гау, впоследствии 43.
Гауляйтер был представителем партии и должен был координировать действия членов партии в своем регионе. После прихода Гитлера к власти и начала создания единого (унитарного) государства и сращивания партийного и государственного аппарата большинство гауляйтеров были назначены одновременно имперскими наместниками, поэтому гауляйтеры располагали почти неограниченной властью в своем регионе, а местное правительство играло подчиненную роль.
47
Шведе — Кобург Франц (1888–1966) — партийный деятель, обергруппенфюрер СА (1938). Образование получил в народной школе, работал механиком. С 1907 г. служил в армии, с 1908 г. — на флоте. Участник Первой мировой войны, за боевые заслуги награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса. С ноября 1922 г. член НСДАП, один из организаторов ортсгруппы в Кобурге. В 1934–1945 гг. гауляйтер и обер-президент Померании. С 1 сентября 1939 г. имперский комиссар обороны II военного округа, с 16 ноября 1942 г. — Померании. В 1945 г. арестован и приговорен к 10 годам тюремного заключения.
Раньше в этот день мне подарили бы праздничные подарки, но сейчас война, и невозможно купить или достать того, что хотел бы получить именинник. Моя верная подруга Ленхен Лидтке из писчебумажного магазинчика напротив нашей гимназии смогла приберечь для меня только автоматический карандаш. Правда, он стоит восемь марок, но деньги у меня есть — заработал, помогая отстающим ученикам. Про Ленхен Лидтке мне тоже надо будет рассказать историю, скорее даже сказку, поскольку, когда она вырастет, это будет как нельзя лучше подходить для этой девочки, словно явившейся из сказки братьев Гримм, и она не будет злой, какими бывают все старые женщины с горбом на спине. Наоборот, я хотел бы описать ее именно с горбом на спине, потому что даже в этом случае она все равно бы была хорошим человеком, только гораздо больше знающим о людских болях и страданиях, чем это знают здоровые люди. Но наряду с ней в этой сказке должна была бы быть и прекрасная белокурая девочка, внутренне просто отвратительная. Тогда бы в моей сказке возникло противопоставление. Но Ленхен все равно бы смогла из этой злой красотки сделать «добрую фею». Да, когда-нибудь я все же напишу такую сказку.
Но я всегда беру на себя слишком много, чего мне так и не удается выполнить. Даже свой дневник я веду очень и очень неаккуратно. Мне надо гораздо чаще обращаться к нему и записывать все более тщательно и подробно. И еще не надо будет отвлекаться на незначительные события и обстоятельства, а описывать только важное, исключительное. Но как я могу заранее знать, что станет самым значительным?
Собственно, все, что переживает человек, достаточно важно, чтобы быть записанным, но тогда для этого потребуются тома и тома, и конца этому не будет…
В этом году мне суждено все осенние каникулы провести дома. Мои соученики из старшего класса либо снова на уборке урожая, либо собирают картошку. Мне же предстоит помогать нашей семье с уборкой на нашем участке. Это неплохо, потому что мы уже давно убрали картошку и складировали ее в погреб.
В прошлом году мне еще пришлось вместе с моими соучениками помогать при уборке урожая. Мы работали тогда около города Волин [48] на Лебском озере, в селе Цеценов, фамильном поместье рода фон Цицевиц. Из нашего класса в этом же селе был только Герд, но он работал у другого крестьянина. Я же тогда вместе с Петером де Боором, Реглером и Викартом работал у крестьянской семьи Кваде.
48
Город Волин находится ныне на территории Польши.
Нам с Петером пришлось спать на одной кровати, а всем остальным на полу в комнате сына фон Кваде, который в это время был в интернате строительного училища в Бютове.
Мы в течение одной недели собирали картофель, идя за машиной, которая выкапывала его из земли, работая с раннего утра до позднего вечера. У нас болели все суставы, ныли все мышцы, но мы собрали всю картошку на этом поле. Слава богу, что погода нам благоприятствовала и земля была сухая. Так что все закончилось быстрее,
чем мы рассчитывали…А сейчас дома мы начали собирать свеклу. Зигмунд, Георг и Доня работали вместе с Вальтрауд и мной. Работа шла с огоньком, весело, мы распевали новые песни и подкреплялись все вместе едой из большой корзины, которую нам принесли, чтобы поддержать наши силы, а сразу после еды снова принимались за работу. Я все время думаю о том, что будет, когда закончится эта война! Увидимся ли мы снова, удастся ли нам собраться вместе или мы сможем писать им — в Польшу, Францию и Россию? Почти невозможно себе представить, каким будет то время: мир.
Сегодня после долгих и прекрасных каникул снова начались занятия в школе. Как же было прекрасно дома! Хотя, конечно, хватало там и работы: надо было собрать картошку, выкопать свеклу и брюкву. Но как же мы, сельские парни и девчонки, дурачились в деревне по вечерам, после работы: купались в пруду, подглядывали за солдатами и их подружками в луна-парке, потому что буквально в каждом дворе жили выздоравливающие солдаты из лазаретов в Штольпмюнде. У нас в Мютценове всегда так хорошо ухаживали за ранеными и долечивающимися солдатами, что раз в одну-две недели к нам из госпиталей присылали новую их партию. Среди более взрослых девушек их приезд всегда сопровождался переполохом, среди них появилась даже мода иметь знакомого «солдата из Штольпмюнде», как раньше они обзаводились знакомыми из состава зенитных расчетов, которые прикрывают своими зенитками казармы на берегу Балтийского моря. А в Штольпмюнде расположен большой тренировочный полигон. Гоняя на выпас коров, мы вдоволь насмотрелись на то, как самолеты кружат над этим полигоном, буксируя за собой красные аэростаты-цели. Рядом с целями постоянно вспухали белые и красные облачка снарядных разрывов, но точные попадания по целям случались довольно редко. Мы только удивлялись, как это зенитчики до сих пор не сбили ни одного собственно самолета-буксировщика, пилотам которых наверняка было неуютно в кабинах своих самолетов, когда они видели за собой разрывы не попадающих в цель снарядов.
Да, я пишу про зенитную Артиллерию, и не без основания. Потому что не далее как сегодня наш директор Рекс Циллман поставил нас в известность о том, что три старших класса нашей школы будут принимать участие в боевых действиях в качестве вспомогательного персонала военно-морского флота. Так что с 1 января 1944 года мы будем призваны на воинскую службу. Но это известие не очень-то ошеломило нас, потому что уже давно ходили слухи о том, что мы, как и другие старшие ученики в школах рейха, будем сражаться в расчетах зенитных орудий.
С одной стороны, мы радовались тому, что можно выбраться из этого старого здания нашей школы и никогда уже не возвращаться в эти «седые» стены, но, с другой стороны, одолевают разные мысли. Узнав о нашей перспективе, мы то и дело спрашивали друг друга: «А что после этого вообще будет с нашим окончанием школы?» и «Получим ли мы аттестат зрелости, если нас призовут на службу?».
Так мы проспорили всю вторую половину дня, но в результате все же пришли к решению, что нам следует радоваться. Пети Диттбернер и Мук фон Тройен-фельд пришли ко мне с велосипедами, потом я с ними отправился к Герду на Рингштрассе, где уже были Тегге и Штеффен. Собравшись все вместе, мы снова и снова обсуждали все ту же тему: как мы будем вспомогательной командой на флоте!
Но хорошо, что у нас остаются еще два свободных месяца, и мы сможем встретить Рождество дома. Так что: carpe diem, [49] как говаривал старина Гораций.
А Дорис с ее «словом фюрера» в начале урока мы сегодня выгнали из класса! И каким же образом? На основу идеи нас надоумили, естественно, сыновья пасторов, которые составляют почти четверть класса. И вот входит Дорис, начинает читать абзац из книги со своим обычным пафосом, а когда она, окончив его, победным взором обвела класс, мы все одновременно и не раскрывая рта начали мычать, как в церкви, «Аллилуйя»! Это было что-то! Дорис бушевала, мы же мирно и нераскаянно сидели на своих партах. Совершенно неожиданно она замолчала и продиктовала нам наказание: десять раз переписать параграф «Американская Война за независимость»! Что ж, мы это уже выполнили! И теперь убеждены в том, что она больше не будет цитировать «Майн кампф». Ну а если будет, придется снова спеть ей «Аллилуйя»!
49
Латинское выражение, означающее «наслаждайся моментом» или «будь счастлив в эту секунду» (дословно «лови день»), часто переводится как «лови момент». Это крылатое выражение является призывом Горация («Оды», 1, 11, 7–8) жить каждый день с удовольствием, ища положительные эмоции во всем и не откладывать полнокровную жизнь на неопределенное, неизвестное будущее.
Сегодня в первой половине дня занятий в школе не было, мы собирали старое сырье для переработки. Вместе с Пети мы набрали старых тряпок на 50 очков, а потом встретили еще Губерта фон Бонина и вместе с ним два часа искали старую бумагу. Мне пришло в голову заглянуть на Аукерштрассе, 21, потому что там, как я знал, недавно умер старший официант из погребка «Францисканер», оставивший после себя много старых книг, с которыми его супруга не знала что делать. Мы набрали там целую ручную тачку бумаги, в том числе много альбомов с эротическими рисунками и наклеенными фотографиями обнаженных женщин. Этот мужик положительно сдвинулся на них! Но когда мы вернулись с добычей к нашему школьному зданию на Арнольдштрассе, на нас наткнулись ребята из выпускного класса и «реквизировали» большую часть найденного нами. В результате за оставшееся нам начислили совсем мало очков! Однако сердиться мне не следует, поскольку в этом году я уже получил в награду книгу за хорошие результаты сбора макулатуры, а мой вырезанный из бумаги силуэт был даже напечатан в «Восточнопомеранской газете» с подписью «Штольпенский гимназист — рекордсмен по сбору макулатуры».