Пепел и песок
Шрифт:
И теперь я зол, как в лучшие годы. На Буха, на Йоргена, на пух тополиный, на левую ногу, на вид из окна.
Теперь я знаю, с чего начинать сценарий о Старце.
Встаю у бюро, отодвигаю пустую черную вазу. Набросаю эскиз без песка. Поскрипи ноутбук, разомни свои силиконовые чресла.
1921 год. В Петропавловском соборе большевики вскрывают гробницы итальянского белого мрамора — добыть царское золото и пустить его на хлеб для голодающего Поволжья. Следуют методично, под присмотром бодрого комиссара ГПУ — начиная обратный отсчет, с Александра Третьего. Миновав Второго и Николая Первого, свергают мраморную крышку с усыпальницы
Левая нога посылает забытый привет, тихо стонет. Держись, нога, будь человеком! Мы должны это сделать. Потом тебя можно будет ампутировать и отправить на изучение доктору Канибаллу Львовичу, любителю полакомиться чужим мозгом.
Но опустим глаза к монитору, где в соборе мерзнут недоуменные большевики с ломами в руках. Посмотрю на их лица еще. А после такой экспозиции можно уже возвращаться в год 1825, в ту последнюю осень.
Звонок в дверь. Да, динамичный монтаж. Надо все ускорять. Приближаться к финалу. Заветному вензелю Ende.
Здравствуй, дворник-таджик.
— Хозяин, ты песок вчера просил, я принес.
Он протягивает разбухший целлофановый пакет, улыбается, сверкает зубами, которым завидует весь кишлак Вешняки.
— Ты кошка завел, да? Тут отличный песок, кошка срать хорошо будет.
— Нет, это для царя.
— Кого?
— Спасибо, сколько с меня?
— Э! Может, велосипед продашь, хозяин?
— Бери.
— Ты честно говоришь?
— Да. Забирай. Денег не надо. Не надо.
— Ой, хозяин! Я тебе еще сто мешки песок принесу!
Глажу Бенки по голубому хребту. Прости, верный Бенки, я предал тебя. Отдаю басурманам. Но ты должен служить, ты не можешь иначе, а я отныне плохой хозяин — не дотянусь до твоих педалей, не удержу твой руль. Ноги обрублены, руки тряпочки. Головастик. Ужастик. Триллер-шмиллер.
Дворник выводит Бенки за дверь, тихо поет:
— Ой, какая машина! Я теперь самый лучший. Я жениться могу.
— Остановись!
Самый лучший таджик замирает со свинцом в оранжевой спине. Оборачивается, сморщившись. Из последних сил выдыхаю:
— Только умоляю: смазывай цепь!
136
Просыпаюсь от блеска звезд. Разглядываю их на своем потолке, пытаюсь считать — бесполезно, сбиваюсь. Сегодня почти до рассвета я писал сценарий о Старце. Пока аккумулятор не покраснел и глаза не свернулись. Бенки! Бенки! Ах, прости, ты уже далеко. Я один. Хотя нет — в фальшивом секретере еще прячется стальная Брунгильда.
Надо перечитать, что случилось за эту ночь. Когда я осмелился выйти на площадь без горсти песка в левой руке.
Название — «Гур-гур», остроумно. Как говорил когда-то Йорген — название фильма — последнее дело, если придумать его сразу, можно все испортить.
Читаю.
Пропускаю ИНТ, НАТ, описание группы в соборе.
ПЕРВЫЙ РАБОЧИЙ (тяжело дыша) Ишь, какой мрамор тут у них. (Второму рабочему.) Давай, там ломом поддень!
Вставив два лома в образовавшуюся щель между крышкой саркофага
и стенкой, они, кряхтя, сдвигают мраморную плиту. Старик-сторож забивается в угол, смотрит оттуда затравленно.КОМИССАР (помечая что-то в блокноте) Первый. Александр. Посмотрим, что у этого за драгоценности. Вынимайте гроб!
ПЕРВЫЙ РАБОЧИЙ Покурить бы, а? Умаялись.
КОМИССАР Гроб откроете и курите себе. Пока я опись составляю.
Рабочие с трудом поднимают тяжелый гроб, комиссар ходит вокруг, осматривает его.
ВТОРОЙ РАБОЧИЙ Помог бы!
КОМИССАР На пол ставьте! (Оглядывается.) Видела б меня моя мать сейчас (усмехается). Всеми царями командую. Все у моих ног валяются. Вот вам натуральный материализм в действии.
Сторож качает головой. Изнутри александровского гроба раздается тихий стук.
КОМИССАР Что это?
ПЕРВЫЙ РАБОЧИЙ (крестясь) Не знаю, господин… ой, товарищ комиссар…
ВТОРОЙ РАБОЧИЙ Так бывает. Там же всякая химия идет помаленьку.
КОМИССАР Химия! Открывай, менделеев!
Изнутри гроба раздается отчетливый стук. Совершенно ясно, что это не «химия», так может стучать только живое существо. Рабочие отступают от гроба. Сторож прислоняется к стене. Комиссар, хмыкнув, подходит к гробу и задорно бьет несколько раз по крышке. В ответ раздается точно такой же стук. Комиссар отскакивает, роняет блокнот.
ВТОРОЙ РАБОЧИЙ Пойдем, мужики, отсюда побыстрей…
КОМИССАР Стоять! Надо вызвать подкрепление. (Сторожу.) Вы тут никаких контрреволюционных штук не задумали, а?
Бледный сторож мотает головой.
КОМИССАР Черт с ним, с подкреплением. Сами разберемся!
Он снова подходит к гробу, осторожно склоняется, прислушивается. Полная тишина, доносится только тяжелое дыхание рабочих. Комиссар кладет руку на гроб. Страшный треск. Крышку гроба изнутри проламывает рука, костлявая, в истлевшей белой перчатке, на одном из пальцев крупный перстень с вензелем «А». Рука вцепляется в кожанку Комиссара и с дьявольской силой тянет его к себе. Комиссар визжит. Сторож падает на каменный пол. Рабочие бегут к выходу, с грохотам бросая ломы.
Я, обожженный увиденным, отскакиваю к окну, влажные руки кладу на стекло, смотрю на здание Университета. Что это? Что я прочитал? Отдышавшись, поворачиваюсь лицом к бюро, склонив голову, издали разглядываю ноутбук, ищу гада-фокусника, который затаился. Кто написал всю эту мистическую дрянь? Подонки из «Союза Б» проникли, когда я спал? Порнографические смс им уже кажутся не столь эффективным оружием против меня? Впрочем, этим умникам необязательно влезать в квартиру доисторическими домушниками. Есть способы проще — по кабелям, по шнурам, по сетям проползти мелким бесом. Этими шалостями меня не сбросить с площадки под звездой, не дождетесь. Я отключу все сети, вай-фаи, я отменю все волны и излученья.
137
Очистив свою атмосферу от нечистот, я снова встаю за бюро. Начинаю с другого, надо отвлечься. Император встречает Елизавету Алексеевну на почтовой станции Коровий Брод. Вот новый поворот. Пишу.
…Вернувшись вечером из магазина с сырным пакетом, жуя случайную булку, подхожу аккуратно к бюро. Прикасаюсь к долгой клавише, монитор озаряется. Перечитаю сцену встречи, а потом вручу себе приз — бесценный кусок сыра.
АЛЕКСАНДР (подавая руку Елизавете) Lise! Как я счастлив вас видеть! Сильно ли утомила дорога?