Пепел Вавилона

— Да? — Филип не разобрал, что слышалось в отцовском голосе. Спокойствие, да. Но у Марко имелись сотни разновидностей спокойствия, и не всякая означала, что все в порядке. Филип остро вспомнил, что после боя они еще не разговаривали.

— Пообщался с Миралом… — начал Филип, скрестив руки и прислонившись к дверной раме.

Марко не шевельнулся. Не кивнул, не отвел глаз. Под его темным взглядом Филип чувствовал себя обнаженным, терял уверенность, но отступать было нельзя. Не раньше, чем он спросит.

— Говорит, ты сказал, что это я виноват?

— Потому что так и есть.

Ответ прозвучал просто и деловито. Без горячности, без насмешки и без укора. Но Филипа словно ударили в грудь.

— Ага, — сказал он. — Бьен.

— Ты был канониром, и они ушли. — Марко хирургически четким жестом развел руками. — Что за вопрос? Или ты хочешь сказать, что ошибся я, решив, что ты справишься?

Филипу нелегко было вытолкнуть слова из горла.

— Не я загнал нас под снаряды, а? — сказал он. — Канонир, я. Не пилот. И рельсовой у меня не было, да? У пинче Холдена была.

Отец склонил голову к плечу.

— Я всего лишь сказал, что ты не справился. Теперь ты мне объясняешь, что и не должен был справиться? Что так и надо?

Эта разновидность спокойствия Филипу была знакома.

— Нет, — сказал он. И поправился: — Нет, сэр.

— Хорошо. И то плохо, что ты завалил дело. Нечего теперь скулить.

— Да, — сказал Филип, хотя на глазах у него были слезы. — Я не скулю, я.

— Так признай это. Будь мужчиной. Скажи, что завалил дело.

«Не я, — подумал Филип. — Я не виноват».

— Я завалил дело.

— Ну и ладно, — кивнул Марко. — Я занят. Будешь уходить, закрой дверь.

— Ага, ладно.

Филип не успел отвернуться, а Марко уже занялся монитором. Его голос прозвучал тише вздоха:

— Слезы и оправдания для девчонок, Филип.

— Извини, — сказал Филип и задвинул за собой дверь.

Он шел узким коридором. Слушал голоса из лифта. Голоса с камбуза. Две команды в помещениях для одной, а он сейчас не стерпел бы никого рядом. Даже Мирала. Особенно Мирала.

Он мной прикрывается, думал Филип. Так сказал Мирал. Они не удержали Цереру, потом его оскорбила Па своим уходом. А когда они собрались показать, что со Свободным флотом шутки плохи, три волка не сумели завалить сраного «Росинанта».

Марко унизили. А дерьмо сносит против вращения, только и всего. И все–таки под ребрами у Филипа ныло, как от удара. Он не виноват. Он виноват. Он не скулил и не оправдывался. Только вот именно этим он и занимался.

Он включил свет в каюте. Его койку грел один из техников. Разбуженный, тот заморгал на свет, как мышонок.

— Кве са?

— Я устал, — сказал Филип.

— Найди другое место, — посоветовал техник. — У меня еще два часа.

Филип уперся пяткой в койку, качнул ее. Техник, чтобы не перевернуться, выставил руку и стал отстегиваться.

— Ладно, — буркнул он. — Если так устал, ложись на хрен.

Бормоча себе под нос, мужчина собрал одежду и вышел. Филип запер за ним дверь и забрался в койку, не сняв провонявшей потом и вакуумным герметиком формы. Слезы подступали к глазам, но он их проглотил, загнал боль поглубже, заставил найти себе другое место.

Марко не прав. Отец стыдится, что упустил Холдена, Джонсона и Наоми. Так сказал Мирал. Мужчины, когда стыдятся, говорят то, чего не думают. Поступают, как не поступили бы с ясной головой.

Не Филип завалил дело. Марко ошибся, вот и все. На этот раз он неправ.

Слова возникли в голове отчетливо, словно прозвучали. Филип никогда не слышал от нее этих слов, но произнес их голос матери. «Знать бы, в чем еще он неправ».

Глава 31 Па

Евгения никак не годилась под оперативную базу. Не астероид, а рыхлая груда мусора и черного камня на общей орбите. Астероиду и вращающейся вокруг него крошечной луне не хватало ни силы тяжести, чтобы плотнее сбить этот мусор, ни тепла, чтобы его сплавить. Дюнаретам вроде Евгении нечего было предложить строителям: ни твердой основы для площадки, ни внутренней структуры для зацепки. Даже шахту здесь было не вырыть — слишком быстро смещались и распадались ткани астероида. Построй на нем купол — воздух уйдет в рыхлый грунт. Попробуй раскрутить — развалится на части. От научной станции, построенной три поколения назад Землей и давно заброшенной, остались руины — бетон–герметик и раскрошившаяся керамика. Город–призрак в Поясе.

Существовал лишь один довод в ее пользу: Евгения была необитаемой и располагалась не слишком далеко от Цереры, от сомнительной защиты единого флота. Но и эта близость была временной. Период вращения Цереры на пару процентов короче, чем у Евгении, так что с каждым днем расстояние между ними возрастало, и пузырь безопасности растягивался, угрожая лопнуть. Хотя, по чести сказать, если к тому времени, когда Цереру с Евгенией разнесет по разные стороны Солнца, им все еще придется скрываться от Свободного флота, эта проблема будет не главной.

Маленький флот Мичо, даже не пытаясь обосноваться на поверхности, соорудил наклие [17] порт, вращавшийся вокруг основной массы астероида: сварили вместе несколько грузовых контейнеров, устроив из них коридоры, склады и шлюзы. Крошки–реактора хватало на восстановление воздуха и обогрев, восполняющий утечку тепла. Времянка собиралась дешево и быстро, к тому же из стандартных и вездесущих материалов, позволяющих тысячу раз применять единожды найденное решение. Конструкция вырастала из семени трех–четырех контейнеров, ширилась, укреплялась и связывалась, образовывала промежутки там, где они требовались, сплачивалась там, где нужна была плотность, разбрасывала вокруг белые хлопья разлагающегося герметика.

17

Перевалочный (тур).

Ходили рассказы о мастерах, годами выживавших в «наклие», но чаще такие использовались так, как использовала Мичо: под склад и заправочную станцию. Дрейфующие склады, где пошлины и налоги не подъедали скудный старательский бюджет. Сверхчистая вода обеспечивала пиратам реакторную массу, питание и кислород. Такие станции были старшими братьями захоронок, разбросанных по космосу Свободным флотом. На мониторе Па база походила на древнее морское животное, еще не освоившее многоклеточности. А «Паншин» на ее фоне выглядел стройным и компактным.