Пепельный блондин

Утром мы молча пили кофе, сидя друг напротив друга, на разных сторонах стола, так, словно мы вежливые, хорошо воспитанные незнакомцы. Владимир был зол и невыносимо обходителен. Он принес мне завтрак в постель, круассан заботливо разрезан на две половинки, джем и масло открыты, нож лежит рядом.

– Я не знал, хочешь ли ты абрикосовый джем, так что не стал намазывать.

– Спасибо. – Желание есть пропадало от одного взгляда на этого красивого, обиженного мужчину. С подчеркнутой холодностью он уточнил, сыта ли я, не нужно ли мне что-то еще. Подал мне руку, чтобы помочь встать, но тут же отдернул ее и сделал вид, что что-то ищет в телефоне – что-то жутко важное и срочное. Избегал моего взгляда, пока я наконец не выдержала.

– Хорошо. Чего ты хочешь? – спросила я.

Он посмотрел на меня и отстранился.

– Я хочу пойти в номер, взять твои чемоданы и отвезти тебя в аэропорт. Не проси меня делать что-то больше, я ни на что не годен сейчас.

Он встал, с преувеличенной сосредоточенностью принялся копаться в своих вещах. Потом позвонил кому-то и минут десять что-то говорил по-немецки. Повесил трубку и сухо уточнил, готова ли я. Так было даже хуже. Я взяла его за руку и поймала его взгляд.

– Чего ты хочешь, Владимир? Если тебе есть что мне сказать – скажи это сейчас. Как ты видишь наше будущее? Ты готов уйти от жены? Взять на себя ответственность за мой развод? Пережить весь этот ужас – ведь это будет просто ужас, ты даже не сомневайся. Как мы будем жить? Как это отразится на твоих связях, на твоей работе? Что будет с моей дочерью? Как посмотрят на это друзья? Потому что развод всегда сказывается – друзья отворачиваются, делятся на твоих и тех, кто остается с женой. Где мы будем жить? Что мы будем делать? Ты думаешь, мы сможем быть счастливыми после такого начала?

– Твоя дочь планирует учиться в Германии, – ответил он и замолчал.

– Мой муж планирует, чтобы она здесь училась. Это еще не решено. Но даже если и так. И что? Слишком много вопросов. Наша с тобой страсть угаснет еще до того, как мы ответим на половину из них!

– Я люблю тебя. Ты все усложняешь. Люди разводятся каждый день. И у меня определенно хватит денег, чтобы тебя содержать. Я не понимаю, о чем тут волноваться?

– И каждый день люди потом сожалеют об этом. Я не понимаю, почему ты относишься к этому так легко. Ведь ты разобьешь своей жене сердце! – Я развернулась и пошла в номер за чемоданами. Владимир побежал за мной.

– Останься. Позвони ему и скажи, что тебе нужно побыть здесь еще недельку.

– Недельку? – удивилась я.

Владимир стоял и качал головой, как человек, который не знает, что делать, который зашел в тупик. Никакого плана у него не было. Как ребенок, он просто хотел шагнуть вперед, не задумываясь о последствиях.

– Оставайся навсегда.

– Знаешь что? Почему бы нам не подождать немного? Пока что-то не прояснится.

– Что? – крикнул он. Пожалуй, это был первый раз, когда я видела его кричащим. – Что именно должно проясниться? Какие тебе нужны еще гарантии? Хочешь – я прямо сейчас позвоню жене и все ей скажу? Прямо сейчас!

Он заметался по комнате в поисках мобильного телефона. Я молча смотрела на него. Я не верила ни единому его слову. Он достал аппарат из своего «дипломата», набрал номер жены и стоял, ожидая, когда Серая Мышь возьмет трубку. И смотрел мне в глаза.

– Лена? Это я! – сказал он прерывающимся голосом. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Нет! – одними губами прошептала я. Вырвала у него телефон и нажала кнопку отбоя.

– Почему? Видишь? Видишь? Дело в тебе! Я тебе не нужен!

Владимир схватил мои чемоданы и буквально бросился к выходу. Я стояла, потрясенная этой открывшейся мне правдой. Да, он не был мне нужен. Не так. Не всерьез. Не для того, чтобы жить долго и счастливо, чтобы умереть в один день. Я не хотела стать частью его жизни, я хотела, чтобы он остался только призраком, только праздником. Не могла представить себе наши с ним совместные будни.

Сидя в самолете, я смотрела на то, как кукольные игрушечные крыши Мюнхена уменьшаются в размерах и исчезают за облаками, и не обращала внимания на слезы, струящиеся по моим щекам.

– Вы в порядке? – спросила меня женщина лет пятидесяти, моя соседка.

– Что? Да. Да, я в порядке, – ответила я, доставая платок.

Я не плакала до этого уже лет пять, наверное. Не считая моей истерики, которая случилась после ограбления, я вообще не могла вспомнить случая, чтобы я плакала в последние годы. И эти слезы, которые текли по моему лицу, потрясли меня и обрадовали. Я опять могу чувствовать, я плачу и смеюсь, я живая. Я плакала не потому, что мне было плохо. Я плакала, потому что чувствовала какое-то невыносимое и прекрасное чувство жизни, я смотрела на свои руки, на свои ноги в бежевых брюках, я вдруг ощутила все свое тело, такое действительно прекрасное. Такое, от которого мужчина может сойти с ума.

– У меня тоже такое бывает, – кивнула соседка. – Сяду и вдруг плачу, плачу. Стресс, да?

– Стресс, – согласилась я и рассмеялась.

Женщина улыбнулась в ответ и стала рассказывать мне о своем внуке, о немецком муже своей русской дочери, о том, что менталитет совсем разный. Внука звали Германом, ему было два года, и женщину просто трясло от любви к нему. Потом она, видимо, почувствовала себя неловко из-за того, что совсем не дает и мне что-то сказать в ответ. Но я говорить не хотела, хотя она думала, что хочу. Она была уверена, что эта игра интересна любой женщине.

– А вы к кому ездили?

– Я ездила отдыхать, – аккуратно ответила я.

– А! – воскликнула она. – Хорошо отдохнули? В Баварии прекрасный климат.

– Да. Прекрасный, – снова мой ответ был коротким и неинформационным.

Женщина посмотрела на меня с разочарованием.

– Вы не замужем?

– Я? Почему вы так подумали? Нет, я замужем, – сказала я, удивившись. Вот уж не думала, что похожа на старую деву.

– Нет-нет, я просто… у вас нет кольца, вот я и подумала… Извините.

– Что? – Я бросила взгляд на свою руку и похолодела. Кольца действительно не было. Я смотрела и не могла поверить своим глазам. Столько лет, столько долгих лет оно красовалось на своем законном месте, и я перестала его замечать. Оно стало частью меня, частью моей руки, и теперь я не могла поверить, что не заметила, как и когда оно исчезло.

– Что-то не так?

– Я его потеряла! Я потеряла кольцо, – пробормотала я и зачем-то стала осматривать свое сиденье и пол под ним, как будто кольцо могло только что слететь с руки. Правда заключалась в том, что слететь просто так оно не могло. Оно сидело на пальце довольно плотно. Я не снимала его даже в ванной, настолько я к нему привыкла, и ни разу за все эти годы оно не соскальзывало с пальца, какими бы мыльными ни были мои руки.

– О, мне так жаль. Может, вы его сняли и куда-то убрали? – спросила соседка, пытаясь мне помочь.

Она даже поискала его в кармане кресла, расположенного перед ней, хотя было уж вообще нереально, что оно туда залетело. Я продолжала осматривать сумки, но в какой-то момент ответ оглушил меня своей простотой, и в ту же секунду я поняла, куда и как исчезло мое кольцо. Имелось только одно объяснение, которое подходило.

Его взял Владимир. Я не знаю, как он умудрился это сделать. Видимо, когда я спала. Хотя сплю я довольно-таки чутко. Он снял его у меня с руки. Зачем? Маленькая месть обиженного мужчины. Большой намек на то, как я не права по поводу наших отношений. Возможно, что-то еще. Я закрыла глаза и попыталась отдышаться. Как он мог! Что мне теперь делать? Может, я не права и это не он? Что я скажу Николаю, если он заметит? Скажу, что потеряла. Все равно это будет плохо. Я не умею врать, и мое лицо все скажет за меня.

– Оно найдется, я уверена, – заверила меня соседка.

Я кивнула и посмотрела в окошко иллюминатора. За окном появилась Москва. Уже стемнело. Я бы никогда не подумала, что Владимир способен на такое. Может, я все-таки ошиблась? Я представила, как лежу, спящая, а он смотрит на меня, достает мою руку из-под одеяла и разглядывает мое обручальное кольцо – простой золотой ободок, никаких бриллиантов, тогда, когда мы с Колей поженились, еще не было денег на бриллианты. Все, что у нас было, – наша молодость и наша любовь. Мне вдруг стало невыносимо жаль кольца. Может, позвонить и потребовать, чтобы он его вернул? Сказать, что оно мне дорого не потому, что я люблю Колю. Что мне дорога та моя жизнь, которой уже нет и не будет, неважно, что случится и как моя жизнь изменится теперь. Или останется прежней.