Пепельный шелкопряд

И сейчас он ждал, наблюдая за тем, как полыхают здания и как резвятся сородичи. Воздух наполняет запах чужих страданий и ужаса. Треск пожара совершенно не перекрывает крики боли и радостный рык демонов из отряда.

Но ему было не интересно, он прислушивался к связи. Его нэва находилась недалеко, двигалась сюда целенаправленно и быстро. Минут пять и будет здесь. Моррак тряхнул головой и сменил облик, не желая оставаться в малом боевом обличии при столь долгожданной встрече. Разлука далась непросто, потом тоскливое чувство немного поутихло, а его самого завалило работой с головой, но чувство одиночество всё равно не проходило. О других демонессах он не думал, другим он не доверял, и они его злили, нежели вызывали какие-то приятные ощущения. Поэтому он предпочёл окунуться в дела, которых всегда много. А сейчас беспокоился, как всё пройдёт. Поправив одежду, Лорд Пепла вздохнул. Ожидание бесило.

Раньше, когда был совсем молодым, любил говорить, что всегда добивается своего. Потом привычка разбрасываться фразами ушла, уступив место осторожности и хитрости. Но своего он всё так же добивался при необходимости — добился и с Илвой, при этом сам увяз в чувствах больше, чем она.

Однако невесёлая мысль тут же испарилась, стоило девушке оказаться совсем рядом. А когда она повисла у него на шее, тихо смеясь, фонтанируя радостью и счастьем, вовсе забылась.

— И кто только сказал, что смертные более эмоциональны и трепетны? Бред какой, — мелькнула в голове мысль, когда он крепко обнял и закружил свою нэву в объятиях.

Он радостно рыкнул, зарываясь носом в тёмные шелковистые волосы и жадно вдыхая знакомый запах, казавшийся в этом пожаре и бойне неожиданно свежим. Скрыть свой восторг от встречи он даже не пытался и, ощущая по связи ничуть не меньшую радость, он чувствовал себя счастливым. Казалось, даже дышать резко стало легче.

— Моррак, — промурлыкала Илва, потеревшись щекой о его щёку.

Он тихо фыркнул, после чего лизнул губы и скулу Илвы, тут же жадно целуя, не давая её договорить. Вместо этого она просто сунула ему в руки что-то. Он с сожалением отвлёкся от своей избранницы, чтобы посмотреть на отданную вещь. На ладони у него лежала подвеска в виде золотистого мотылька, почти как тот артефакт, который сейчас весел на шее у Илвы, только материал изготовления другой.

— Тебе.

— Мне? — он склонил голову на бок, смотря на Илву. Та уверенно кивнула, хоть он и ощущал идущее от неё беспокойство.

Он вновь перевёл взгляд на вещь. Подвеска ярко поблёскивала, словно поймали искру и придали ей форму живого существа. Казалось, мотылёк сейчас шевельнётся и улетит. Даже чары, наложенные на подвеску, смотрелись на удивление органично.

— Красиво, — заворожено сказал он, наблюдая за переливами металла и камня, — спасибо, сокровище моё.

— Я попыталась скопировать ту, которую ты отдал, — смущённо улыбнувшись, сказала она. — Чары скопированы точно, а привязку ты и сам сделаешь.

Моррак улыбнулся, ощущая радость девушки, и мягко поцеловал её. После чего резанул когтем по пальцу и мазнул по подвеске, одновременно вливая немного своей силы в неё. Кровь впиталась и камни, казалось, начали сверкать ещё ярче, когда артефакт принял привязку на кровь и силу. Застегнув на шее цепочку с кулоном, он потянул несопротивляющуюся Илву за собой, в гущу событий, неожиданно остро желая поделиться с ней всем происходящим. И плевать на младших, они лезть не станут под руку неожиданно развеселившемуся Лорду. Илва не сопротивлялась, довольно быстро заразившись настроением своего вирр’ару.

Они убивали, наслаждаясь чужим страхом и страданием, подобно хорошему вину. И танцевали, в огне, на углях. Младшие не лезли, но словно заражались хмельным весельем Лорда, зверея ещё больше. Наверное, именно поэтому отряд рыцарей очередного ордена оказался смят первой же волной. А они наблюдали за этим, стоя в одном из несгоревших до конца домов.

Её близость пьянила неожиданно сильно, и Моррак не сопротивлялся этому. Тем более, Илва была не против его ласк, прижимаясь к нему и чуть выгибаясь, урча от удовольствия.

Её запах сводил с ума, распаляя и без того мгновенно вспыхнувшую похоть, как и её руки, вся она. Хотелось обладать ею всей: и телом, и мыслями. Взять прямо здесь, сейчас, немедленно. Почему-то с ней всегда желание просыпалось быстро и, зачастую, не уходило достаточно долго. А подавить его не всегда получалось, да и не хотелось, особенно сейчас.

И он взял. Прямо там, среди пожара, треска пламени и углей, переполненный животной страстью. Она не сопротивлялась, скорее даже наоборот и он ощущал в ней ничуть не меньшее сладостное желание. Возможно, даже большее.

Она его хочет ничуть не меньше, чем он её. И его это радовало.

А пальцы, чёрные от пепла и сажи, рисовали узоры у неё на теле, чтобы почти сразу их стереть, оставлял чёрные отпечатки своих рук. От её пальцев шёл прохладный жар, который пробирался под кожу, превращался внутри во что-то страстное и сладостно-тягучее. Сам мужчина изгибался, подставляясь под ласку и прижимаясь к её гибкому телу. Охотно забывался, жадно и нежно целуя свою любовницу и не желая отпускать её, ловя все вспыхивающие в ней чувства и щедро делясь своими ощущениями. И, казалось, что этого всё равно не хватало для того, чтобы передать всех чувств. Как-то интуитивно, неосознанно он поставил свою метку на демонессу и даже не заметил, когда именно получил такую же от неё.

Треск пламени и купол тишины глушил громкие стоны и крики от наслаждения, переходящие в хриплый рык. А пожар и скрывающие барьеры не давали разглядеть два сплетающихся в страсти тела.

Когда пелена страсти спала, они решили перебраться в другое место. Выбор пал на разрушенную башню. Устроившись там, в одной из комнат с проломанной стеной и потолком, и кидая ленивые взгляды в сторону веселящихся демонов, Моррак укрыл наёмницу крыльями, прижимая к себе и позволяя ей укутаться в свою мантию. Одежда самой Илвы грубого обращения Моррака не выдержала, но девушка и не возмущалась. Даже наоборот, с таким довольным видом сидела в его одежде, что Моррак решил оставить ей мантию насовсем. Ему не жалко. Она потёрла плечо, где на мгновение проявилась метка и тут же исчезла, скрывая своё физическое проявление. Мужчина чуть склонился и лизнул нежную кожу, ощущая идущий от своей метки жар. Ничего, это пройдёт. У него плечо тоже слегка кололо, а от метки шло ощутимое тепло. Он не знал точно, должно ли так быть, но уверенность в том, что всё правильно его не покидала.

Когда Илва попросила его что-нибудь рассказать, он ненадолго задумался, не зная, с чего именно начать. Он рассказывал тихо и размеренно, перебирая пальцами тёмные пряди волос и убирая с них частички угля. Ласково гладя её поджатые ноги, он почти урчит от удовольствия, из-за чего рассказ порой сбивается. Но потом убирал руку просто на талию, чувствуя, что может сорваться. Запахи любимого женского тела и совсем свежей страсти возбуждали, как и такая сильная близость, но у них нет времени на продолжение. Поэтому он не трогает, не желая провоцировать себя и её, предпочитает не думать об этом и гасить новые приступы сладкого желания, даже старается не принюхиваться, чтобы не улавливать волнующий запах, но всё равно ощущает его. Кажется, даже на языке ощущает и от этого почти кружится голова. Плохо, что времени нет, но и подставлять свою нэву он не хочет. С другими было проще, просто действие, не более и было без разницы совсем, смотрят или нет. С ней — что-то личное, почти сакральное, чем не хотелось делиться вообще никак. Поэтому лучше потерпеть до следующей встречи, а пока рассказывать о том, что он помнил, что застал в этом мире и слушать отголоски её эмоций, спокойное дыхание и ощущать мерный ток силы, переплетающийся с его собственной. И на место прежней похоти приходит умиротворение и мягкая нежность.

А у неё на чешуйках остаются тёмные следы от угля. Почему-то ему это кажется забавным.

Илва сидела тихо, прижавшись к нему и наслаждаясь простой близостью. Тепло Моррака приятно согревало, даря ощущение безопасности. Мужчина рассказывал о давних временах, которые успел застать. Как образовывались народы, как создавались города и культуры, как они сами себя уничтожали и как в этом участвовал демонический Домен. И как развивался сам Домен, и как в нём сменялась власть. Порой он затихал, словно доставая давние воспоминания из глубин памяти и отряхивая их от пыли, а потом продолжал говорить. Время от времени он акцентировал внимание на чём-то одном, а потом вновь возвращался к общему повествованию.