«Перец» в гостях у «Крокодила»

Ни первое, ни второе мне не подходило. Становиться йогом или моржом я не хотел. Во-первых, не переношу в постели острых гвоздей, во-вторых, отдаю предпочтение теплой ванне перед ледяной прорубью.

— Наш сосед, — как-то сказали мне друзья, — был и моржом, и йогом, и культуристом, но недавно, на пятьдесят втором году жизни… Одним словом, ты понял? Сердце не выдержало перегрузки.

Они меня переубедили. Тем паче, что и мне это было не по душе. Я хотел стать долгожителем (и сейчас хочу), но без гор, беготни, гвоздей и проруби.

«Смех — залог долголетия», — теплым майским вечером прочитал я статью покойного профессора-геронтолога, напечатанную с сокращениями в «Вечерке».

«Оптимисты живут дольше», — подчеркивал профессор в статье, которой я поверил.

Утром я, веселый и жизнерадостный, побежал в магазин.

— Пятьдесят граммов масла и столько же ливерной колбасы, — произнес я, смеясь.

— Вы что, смеетесь?! — переспросила она меня таким голосом, что я подумал: «Передо мной не продавщица, а продавец».

— Разве можно с больным человеком так вести себя? — раздался позади меня сочувственный голос. Я оглянулся.

— Я не про вас, — смутилась дамочка.

Я ей благодарно улыбнулся. Продавщице тоже.

— Куда прешь? — спросил меня товарищ, вскакивая впереди меня в трамвай. В ответ я от души расхохотался и подумал: «Я проживу больше, чем ты, нахал». Он растерялся. «Извини», — пробормотал он и, взяв меня под руку, повел туда, где висели таблички с желтыми буквами: «Места для инвалидов и детей».

— Уступите, гражданочка, место инвалиду, — произнес он очень серьезно.

— Насмехаетесь? — не вытерпел я. — Запомните: насмешка не имеет ничего общего со смехом и оптимизмом.

— Ну, понятно, конечно, — согласился он со мной. — Разве можно смеяться над чужим горем?

— Ни в коем случае, — сказал я вслух, имея в виду: «Ни в коем случае не сердиться на этого типа, сколько бы он ни пытался тебя раздразнить».

— Сколько вам лет, бабуся? — спросил я старушку, готовую уступить мне место.

— Сто семь, сынок, — усмехнулась она в ответ.

В вагоне воцарилась тишина.

— Как это вам удалось столько прожить? — заинтересовался я.

Она пожала плечами.

— Наверное, всю жизнь улыбались? — И я нежно, по-сыновьи, улыбнулся ей.

— Да, да. Я всю жизнь улыбалась, — перепуганно сказала она. — Всю жизнь.

— Смех — это долголетие, — твердо и уверенно произнес я. — Ведь недаром мудрый Аристотель советовал своим ученикам всегда смеяться. «Смейся, — завещал он, — иначе ты долго не протянешь». Надо смеяться, хочешь не хочешь. Вы еще читаете без очков?

— Читаю, читаю, — нахмурилась старушка, направляясь к выходу. Вместе с нею поднялось еще несколько женщин. Их лица были насупленные, озабоченные.

— Люди, которые видят все в мрачном свете, живут меньше! — крикнул я им вдогонку и тоже выскочил из трамвая.

— Еще Гиппократ и Демокрит прописывали людям смех как наилучшее лекарство против всех недугов и болезней, — сказал я сам себе и пошел, улыбаясь, на работу.

— Добрый день! — поздоровался я со своим начальником, растянув рот до ушей. — Жизнь прекрасна, хо-хо! Не правда ли?

— Добр..! — Произнес он как-то удивленно и исчез в кабинете, забыв пожать мою протянутую руку.

— Чего ты все время смеешься? — не вытерпел коллега по работе, заметив, что улыбка не сходит с моего лица.

Я стал ему объяснять:

— Веселый смех укрепляет легкие, улучшает кровообращение мозга. Веселый смех освежает тело, снимает усталость и тонизирует организм, как безалкогольный напиток «Росинка».

— Серьезно? — усмехнулся он.

— Вполне серьезно, — засмеялся я. — Когда кто-нибудь смеется и тебе хочется смеяться — смейся! Никогда не сдерживай смех. Смех — это здоровье. Все долгожители на земле — оптимисты!

Так продолжалось с месяц. Я действительно чувствовал себя бодро и жизнерадостно. По улице я ходил огромными шагами и широко размахивал руками. «Смех — это энергия, восстановление умирающих клеток. Смех — это оптимизм», — говорил я сам себе и другим.

Люди часто оглядывались на меня, и я долго не мог понять, что им у меня так нравится: югославские брюки, чехословацкие туфли или знаменитый киевский галстук, заменяющий теплую рубашку и шарф?

Иногда я взрывался смехом прямо на кухне во время обеда или в спальне перед сном.

— Что такое? — испуганно смотрела на меня жена.

— Ничего. Смеюсь!

— Чего же ты смеешься? — удивлялась она.

— Просто так! Смеюсь, и все. Смех, кажется, не запрещен? По крайней мере у нас в квартире?

— У тебя голова не болит? — спросила она меня.

— Напротив, я чувствую себя вполне нормально.

Она приложила руку ко лбу, покачала головой и вышла.

— Ты так долго не протянешь, — крикнул я ей вслед. — Надо чаще смеяться. Будь оптимисткой. Оптимисты живут дольше!

Жена вышла к соседям. Должно быть, чтобы поделиться новым открытием.

Через две недели меня вызвали к Петру Семеновичу.

— Заходите, заходите, товарищ Фартушняк, — улыбаясь, встал мне навстречу Петр Семенович. — Скажите, пожалуйста, — продолжая улыбаться, начал он разговор, — в поликлинике вы давно были?

— Вчера, — ответил я.

— Что вам сказал врач?

— Полностью согласился со мной. Сказал, что еще древние греки…

— О греках потом, — улыбаясь, перебил меня начальник. — С чем он согласился?

— Со статьей профессора. Он признал ее правильной и подтвердил мою точку зрения. «Смеяться действительно полезно. Смейтесь на здоровье, — сказал он мне. — И ни на кого не обращайте внимания».

— А лекарства? — поинтересовался Петр Семенович.

— Какие лекарства? Смех — это наилучшее лекарство.

— Я понимаю, — встал он и почему-то погладил мою руку, чего раньше с ним не случалось. — Со здоровьем не шутят, — сказал он, шагая вокруг меня, как Земля вокруг Солнца. — Здоровье надо беречь…