Перед бурей
Шрифт:
— «Як нема тата, то шукай ласки у ката», — улыбался Ильяш, раскуривая трубку.
— Так ли, сяк ли, а есть надо... — засмеялся и Барабаш, а потом заметил Богдану: — Скучали мы по тебе, что редко так жалуешь?
— Спасибо за ласку, — поклонился сотник, — боялся докучать, да и рои подоспели...
— Пышное панство, прошу в светлицу к столам! — крикнул на террасе Чаплинский. — Его ясновельможная мосць уже едет!
Длинною вереницей потянулись гости в светлицу. Хозяин торопливо начал представлять их друг другу.
Хмельницкий страшно был озадачен появлением своего врага, почти забытого им за пять лет. Сам Чаплинский, видимо, чувствовал себя крайне
— Пана страшно грызет совесть за прошлое, — умильно заглядывал свату хозяин в глаза, — он почти для того и приехал, чтобы выпросить у тебя, друже, забвение ошибкам горячей и нерассудливой юности.
Ясинский стоял во время этой тирады в смиренной позе, с опущенными долу глазами и поникшей головой.
— Что было, то минуло, — сказал небрежно Богдан и, взявши под руку свата, отвернулся от Ясинского, сказавши: — Я имею тебе, пане-брате, сообщить нечто важное.
Ясинский проводил его злобным зеленым взглядом шакала.
В это время распахнули двери два козачка, и в светлицу быстро вошел сам староста, молодой Александр Конецпольский, под руку с князем Заславским.
Несмотря на раннюю молодость, на лице Конецпольского лежали уже следы отравы и пресыщения, а вздернутый нос и прищуренные глаза придавали ему нахальное выражение. Заславский же был средних лет и среднего роста, но необыкновенно тучен; впрочем, лицо его дышало здоровьем и свежестью, а выражение его было крайне симпатично: и по одежде, и по манерам можно было сразу признать в нем магната.
В светлице послышалось шумное движение: Чаплинский бросился с подобострастным восторгом навстречу; панство тоже понадвинулось приветствовать именитых гостей.
— Вот я, пане, — обратился Конецпольский к хозяину, — привез к тебе моего дорогого гостя, ясновельможного каштеляна Дубенского, князя Доминика Заславского, — прошу ушановать егомосць.
— Падам до ног! — захлебывался изгибаясь Чаплинский. — За великую честь, за счастье! Челом бью ясноосвецоному панству, прошу на почетное место!
Поздоровавшись с некоторыми гостями и познакомив с ними Заславского, Конецпольский приветствовал остальных наклонением головы и занял первое место, усадив по правую руку Заславского.
Теперь уже хозяин обратился с приятным жестом ко всем:
— Прошу, пышное панство, занимайте места, кому где любо: сегодня мы празднуем вольное свято утех и радостей жизни, свободу нежных страстей, а перед ними — все равны. Не будем же тратить дорогого времени.
С одобрительным шумом разместилось многочисленное общество за столами.
— Для начала, панове, — произнес торжественно Чаплинский, наливая из объемистой фляги всем в кубки какую-то золотисто-зеленоватую жидкость, — прошу вас отведать этой литовской старки, настоянной на зверобое и можжевельнике.
— Недурно, — попробовал староста. — Ты ведь, пане подручный, обещал угостить нас сегодня всеми роскошами Литвы, начиная с яств и питей и кончая более сладкими прелестями?
— Темные леса и глубокие озера моей родины со всеми их обитателями, видимыми и таинственными, со всеми чарами неги будут у ног ясновельможного пана, — произнес с низким поклоном, разводя руками, Чаплинский.
— Это мы с паном пробощем оценим, — подмигнул Конец- польский.
— Non possumus [89] , — опустил глаза пробощ.
— Го-го! — засмеялся староста. — Potentia potentiorum! [90]
— А пока знайте, панове, — обратился он ко всем, — что мой помощник празднует сегодня свою холостую свободу и возобновленную
молодость, так нужно нам поддержать его подержанные силы.89
Не могу (лат.).
90
Верховная власть (лат.).
— Edamus, bibamus, amemus! [91] — воскликнул, поднимая кубок, Хмельницкий.
— Amen. — чокнулся с ним Барабаш.
— Виват! Слава! — подхватили гости шумно, одобрив литовскую старку. Судя по возросшему сразу шутливому говору и смеху, она действительно заслуживала большой похвалы.
Между тем, гайдуки втащили на столы в огромных полумисках медвежьи окорока, буженину из вепря, лосьи копченые языки, полотки из диких гусей, а к ним в вычурных мисах-вазах разнообразные соленья и приправы из лесных ягод и разного рода грибов, да всякие еще литовские сыры. Бесчисленное количество козачков засуетилось возле гостей, то подавая, то принимая посуду, то ожидая других приказаний.
91
Будем есть, пить, любить! (лат.).
С шумными одобрительными возгласами и жадностью накинулось панство на дары дремучей Литвы; цоканье ножей, усиленное сопение и жевание неоспоримо доказывали, что гости отдавали им полную честь. Чаплинский суетился, рекомендовал и сам подкладывал лучшие куски особенно почетным для него лицам. Молча, кивками голов да мычанием благодарила услужливого хлебосола почтенная шляхта и только лишь вытирала платками, а то и бархатными вылётами своих роскошных кунтушей обильно выступавший на подбритых лбах пот.
После первой смены хозяин наполнил кубки гостей новою мудреной настойкой. На вторую скатерть поставлены были другие полумиски и лохани с разною маринованною, вареною, жареною, фаршированною рыбой, и все из литовских озер, с литовскими же соусами и потравками.
Когда первый голод был утолен и с меньшею жадностью стало набрасываться панство на снеди, послышались за столами то там, то сям короткие фразы.
— Да, у нас новость, я и забыл сообщить ясновельможному панству, — говорил заметно уже подогретый старками пан Чаплинский, — у нас вот в Чигиринском лесу, за Вилами, в трущобе поселилась литовская ведьма, чаклунка, почище киевской... вот так ворожит — не цыганкам чета! Кому из вас, панове, желательно узнать свое будущее, так рекомендую: как на ладони увидите! А кроме того, у нее найдутся вернейшие привороты и отвороты... {116}
116
...привороты и отвороты... — В старину верили, что колдовством при помощи определенного зелья можно вызвать взаимное чувство со стороны любимого или любимой и, наоборот, «отвернуть» любовь.
— Ну, этого нам не потребуется, — скромно заметил пан пробощ.
— Очень самонадеянно! — улыбнулся Заславский.
— Гм, гм, — погладил ус Барабаш, — а мы так должны смирить свою гордыню.
— Хе? Нам, подтоптанным, зело нужны привороты, — заметил Шемброк.
— А по-моему, пане добродзею, найлучший приворот — это дукаты! — пробасил князь.
— Святая истина! — пропел в тон Ясинский.