Перед стеной времени
Шрифт:
Если время судьбы бежит (пусть и не в том ритме, что астрономическое), знания нескольких узлов должно быть достаточно для того, чтобы оценить всю сеть и предугадать, каким будет улов. Обязательные условия – установленная связь между зачатием, рождением и смертью, а также возможность выявления благоприятных и неблагоприятных дней. Различие же между натальными гороскопами и гороскопами, составленными по дате зачатия, второстепенно. На практике астрологи могут использовать для анализа положения небесных тел другие важные жизненные события, особенно если час рождения неизвестен или же оказывается на пересечении каких-либо значимых линий.
Подлинная трудность заключается не в получении данных, а в их оценке. В частности, мы слишком мало знаем о роли событий. В наших сновидениях она ощущается отчетливее. То, что представляется нам важным, может оказаться ничтожным; то, что мы считали неудачей, может обернуться удачей, и наоборот. Иногда выигрыш в лотерею приносит человеку
В этой связи нельзя не упомянуть о другой проблеме – проблеме оценки характеров.
Как известно, графолог не способен определить, написан ли представленный документ мужской рукой или женской. Если графология не в состоянии ответить на такой вопрос, то она, казалось бы, и вовсе не имеет права на существование. Однако можно рассудить и иначе: пол не так важен, как характер. С этим утверждением согласятся и философы, и психологи, и исследователи мифа. В данном случае знание пола важно для оценки личности писавшего, но не обязательно вытекает из этой оценки. Иными словами, на судьбу человека в большей степени влияет характер, который может быть как мужским, так и женским, независимо от физического пола, доставшегося человеку при рождении. На последний вопрос – каким характером обладает человек – графолог ответить сможет. Следовательно, знание и толкование имеют разные задачи. И здесь, и там есть видимое, а есть скрытое. Их отношения укладываются не в формулу «ни… ни…», а в формулу «как… так и…».
Борьба ученых с астрологами чем-то напоминает сражение Дон Кихота с ветряными мельницами. Человек науки оценивает астрологию как дом, возведенный по плану, с которым он хорошо знаком. Измерив это здание при помощи своих критериев и методов, он находит, что оно построено плохо. Он не принимает во внимание различий между понятием и представлением, между абстрактным и конкретным знанием и, наконец, между знанием и мудростью. Поэтому его нападки приносят мало пользы. Он лишь с досадой смотрит, как презираемое им растет и ширится.
Если же мы войдем в дом астрологии без предубеждений, то скоро почувствуем, что здесь действительно присутствует некое знание. Наше зрение, сделавшись острее, начнет различать астрологические типы или, по меньшей мере, типы, похожие на астрологические. Разумеется, нам не измерить эти фигуры как геометрические, однако таково их отличительное свойство: они не имеют числового значения.
Мы не станем судить о том, насколько правдива астрологическая типология. Человеку, несомненно, присуще так-бытие, которое лежит глубже всех его свойств, равно проявляя себя в чертах его тела, духа и характера. Учения, дающие знания о так-бытии, были бы для нас очень ценны. Они не только сделали ли бы наш пространственно-временной путь более легким и безопасным, но и помогли бы нам в восполнении (Erganzung) [пробелов].
Взгляд, охватывающий человека в его судьбинной глубине, должен доходить до основ, в том числе до основ враждебности и гармонии. Должен объять личность со всеми присущими ей добродетелями и ошибками, которые отыгрывают друг друга подобно свету и тени. Преимущества и недостатки не свидетельствуют ни о гармонии, ни о ее отсутствии. Они могут дополнять друг друга, как ключ и замочная скважина. А то, что достоинства суммируются, есть предубеждение. Ошибка одного порой нам помогает, а добродетель другого – вредит. Тот, кто наблюдает людей, так же как ученый наблюдает животных или созвездия, видит их за пределами общественной и моральной сферы, знает присущие им неотъемлемые свойства. Поэтому он может лучше судить о том месте, где они приобщаются к целостности, об их положении на звездной карте. А такое место существует для каждого.
Если бы астрология служила только для того, чтобы делать наш взгляд восприимчивее к своеобразию человека, ее польза уже была бы немалой – особенно в эпоху, которая стушевывает, удешевляет, стирает это своеобразие, как никакая другая. В данном случае речь идет не столько о новых достоверных знаниях, сколько о развитии познавательной способности. Астрологические фигуры – такие же формы, как и те, которые мы встречаем в учебниках логики, призванных тренировать мышление. Если мы уже научились рассуждать логически, значит, модусы «Барбара» и «Бароко» [11] отслужили свое и могут быть забыты за ненадобностью.
11
Модус «Барбара» – силлогизм, соответствующий образцу: «Все люди смертны. Все греки – люди. Следовательно, все греки смертны». Обе посылки и заключение представляют собой утверждения, отсюда и название, закрепившееся за этой моделью еще в средневековой школе: три буквы А в имени Барбара означают affirmare – «утверждать» (лат.). «Бароко» – производное от модуса «Барбара».
Так же обстоит дело и с астрологическими типами. Они не являются чем-то не имеющим аналогов. И на факты они только намекают. Однако движение, становящееся все быстрее, обретает с их помощью успокоительную глубину. Человеческий ум словно проникает в заброшенные шахты и находит там ценную руду.
Все более и более важную роль в нашем воспитании и образовании играют естественные науки. Их господство в учебных планах утверждается в ущерб классической филологии. Это ни для кого не секрет. Менее известен тот факт, что внутри естественнонаучной сферы соотношение сил тоже меняется – в пользу прикладного знания. Чтобы сдать экзамен после пятого семестра на медицинском факультете, нужно быть неплохим химиком, но не обязательно хорошо разбираться в ботанике и зоологии. Эти дисциплины – описательные, типологизирующие – уступают место динамическим и функциональным системам, к которым уже давно принадлежит и биология. Нечто подобное происходит и в гуманитарных науках, в частности, в истории. Прежние модели разрушаются какой-то муравьиной деятельностью, враждебной по отношению к мифу, закону и опыту отцов. Исследованиям в области метафизики и даже критики познания уделяется все меньше внимания. В результате разум наивнейшим образом ставит свои суждения и методы в зависимость от событий и явлений эмпирического мира.
Это вполне в духе нашего времени, которое непрерывно ускоряется. Когда повсеместно наблюдаемое ускорение демонстрирует свои негативные стороны, людям, что неудивительно, хочется его затормозить, однако их желание неисполнимо, поскольку нарастание темпов затрагивает не только внешнюю сторону жизни и не только ее технический аспект. Ускорение возникает и поддерживается вследствие принятия неких всеохватывающих процессов, которое стало для человека задачей не этического плана, а судьбинной глубины. Поскольку она, эта задача, сложна, мир переполнен людьми, которым следовало бы изменить свое отношение либо к науке, либо к морали. В качестве примера может послужить учитель, по воскресеньям проповедующий ученикам ненасилие, а с понедельника по субботу посвящающий их в тонкости селекции.
Указанная тенденция еще очевиднее проявляется там, где естественные науки находят практическое применение, то есть в мире техники. Причем вторгаться в зону великих разрушений нам не обязательно, достаточно взглянуть на нашу повседневную жизнь: автомобили, угрожающе сигналя, обгоняют друг друга. Став ареной брутального состязания в скорости, улицы наполнились демоническими шумами. Мы чувствуем силу, которая не принимает возражений. Она формирует и меняет нас. Очевидно, что это не может не привести к бесчисленным смертям. Катастрофу не предотвратить, поскольку ее причина заключается не в технической проблеме, а в натиске эпохи, навязывающей свой стиль человеческому мышлению и человеческой воле. Торг по поводу цены ведется лишь на поверхности – там, где несостоятельность индивида и его инструментов играет хоть какую-то роль. На глубинном же уровне упрочилось принятие происходящего, жертвы признаны необходимостью. Никому не придет в голову отказаться от использования воздушного транспорта из-за того, что каждую неделю человек сто или даже больше сгорают вместе с самолетом. Поднимаясь по трапу, мы добровольно соглашаемся подвергнуть себя опасности. Удивительная черта эпохи, воспринимающей героизм как нечто сомнительное. Впрочем, к этому мы еще вернемся.
В «Мертвых душах», своем знаменитом видении, Гоголь представил Россию как тройку, несущуюся во весь опор к неизвестной цели. Наше нынешнее движение я скорее сравнил бы с полетом пули, которая прорезает пространство. Кем она выпущена? Кому суждено ее остановить? Трудно, почти невозможно ориентироваться там, где нет ни берегов, ни середины.
Впрочем, один способ есть: нужно остановить взгляд на каком-нибудь неподвижном предмете. Так поступил Архимед, углубившийся в свои исследования во время осады Сиракуз римлянами. Для того чтобы дать глазу отдых от фигур динамической монокультуры, прекрасно подходит астрология, ведь она зародилась в те времена, когда центром картины мира все еще были человек и Земля. Занимая такую исходную позицию, астрология стремится прочь и вверх – за пределы круга человеческих намерений и планов. Она высится, как валун – осколок древней породы, доживший до наших времен. Она – свидетельство другой духовности, а не просто другого стиля мышления. Ее взгляд на мир существенно отличается от научного наблюдения; благодаря ей пробуждаются давно бездействующие силы.