Перед судом
Шрифт:
Володя должен был подогнать машину к зданию совнархоза в шесть часов. У него было в запасе целых пять часов. На этот раз Дмитрий Петрович не взял никаких поручений в город от жены, и эти пять часов принадлежали ему. Он купил газету, просмотрел программу кинозалов, выбрал и пошел к троллейбусной остановке. Народу было мало, и троллейбус появился скоро. Он вошел, но не сел, а остался на входной площадке, спасаясь от рывков и поворотов за металлическую решетку заднего стекла, намереваясь согрешить и выскочить через эту же входную дверь.
На третьей остановке в троллейбус вошла пожилая женщина и уже прошла было мимо Дмитрия Петровича,
– Убийца!
Мужчина недоуменно посмотрел на Сницаренко, потом на нее, потом снова на Сницаренко. "Сумасшедшая, что ли?" - подумал Дмитрий Петрович, но только он сделал шаг в ее сторону, как она теперь уже обеими руками схватилась за рукав тоже удивленного мужчины, хрипло закричала, прячась за его спину:
– Это убийца! Задержите его! Это убийца! Он убил моего мужа! Позовите милицию! Остановите... Это убийца!
Мужчина был не из храбрых, потому как-то забегал глазами, но крик привлек внимание людей в троллейбусе, и на площадке появилось еще несколько человек. Они с любопытством смотрели на Сницаренко и женщину, кажется, не принимая ситуацию всерьез.
А женщина, отступив вглубь, умоляюще обращалась ко всем им, не спуская полных ужаса глаз с Дмитрия Петровича.
– Ну что же вы стоите! Задержите его! Он убил моего мужа! Он - убийца! Я узнала его! Не давайте ему сойти! Ну что же вы!
Сницаренко, наконец, не выдержал.
– Послушайте, если вы в здравом уме, вы просто ошиблись. Я вижу вас впервые в жизни, да и вы меня тоже! Перестаньте кричать и посмотрите на меня внимательно!
Женщина замолчала, беспомощно оглядываясь по сторонам, но было видно, что она уверена в том, что говорит.
– Успокойтесь, - снова заговорил Сницаренко, - где и когда был убит ваш муж?
Но женщина не слушала его, по-прежнему молящим взглядом обращаясь ко всем, кто был рядом. Она не хотела слушать его, словно заранее уверенная в том, что он будет врать и выкручиваться.
– Может быть, вы хотите взглянуть на мои документы?
– спросил Дмитрий Петрович.
Но нет, ей не нужны были его документы, ей нужен был милиционер. Ее уверенность передалась окружающим, и в их глазах было уже не любопытство, а что-то напоминающее колючки от колючей проволоки. Нехорошая тишина вошла и повисла тяжелым облаком над Дмитрием Петровичем, и от этой тишины заломило в голове и заныла нога.
"Ну и попал в переделку!
– подумал он.
– Хорошо, что знакомых нет. А то бы стал героем анекдота! "
– Хорошо, - сказал он, стараясь улыбнуться как можно спокойнее, хорошо, давайте на следующей остановке выйдем и без крика и шума зайдем в первое же отделение милиции. И прошу вас всех тоже пойти вместе с нами. Потому как, чего доброго, она на середине улицы начнет кричать и звать на помощь. А мне это, знаете ли, как-то ни к чему. Я прошу вас!
Он обратился еще раз ко всем, а их было уже человек десять и все мужчины.
– Это не займет больше десяти-пятнадцати минут!
Его слова и тон немного разрядили напряжение, но не сняли его.
Толпой
они вышли из троллейбуса, довольно долго шли по каким-то улицам и, наконец, оказались в отделении милиции. Пока шли, он не видел женщины. Она держалась сзади, точно боялась, что он набросится на нее. Кто знает, что может померещиться больному рассудку. Но как только они оказались в отделении милиции, она снова заметалась и скоро исчезла в одном из кабинетов, куда немного погодя пригласили и Сницаренко со всей свитой. Пожилой майор вежливо и неторопливо ознакомился с его документами, задал пару уточняющих вопросов, но, оставаясь беспристрастным, документов все же не вернул Дмитрию Петровичу, а положил их на стол перед собой. Он, видимо, готовился к длинному, обстоятельному допросу "потерпевшей", но Дмитрию Петровичу вся эта комедия изрядно надоела, и он, жестом руки остановив майора, вынул записную книжку, отыскал нужную страницу и положил ее на стол.– Позвоните, пожалуйста, в областное отделение госбезопасности вот по этому телефону и передайте мне трубку.
Майор взглянул на Сницаренко, затем некоторое время рассматривал страницу с номером, еще раз взглянул на Дмитрия Петровича и набрал номер. Получив ответ на вопрос "кто", передал трубку. Сницаренко старался говорить спокойно. Присутствующие ловили каждое его слово, пытаясь отгадать ответы на том конце провода.
– Саша? Это Дмитрий. Добрый день!.. Порядок... Не смог... Я же говорю, не смог... Послушай, ты очень занят? Тогда приезжай срочно.
Сницаренко оторвался от трубки.
– Не заметил номер вашего отделения.
– Третье отделение.
– ...в третье отделение милиции... Нет срочно... Давай.
Когда он положил трубку, майор достал пачку сигарет и протянул ему.
– Закурите? С фильтром.
– Не курю. Спасибо.
Дмитрий Петрович убрал в карман записную книжку. Наступила неловкая тишина. Наконец, майор решился внести хотя бы маленькую ясность.
– Гражданка Калиниченко, конечно, могла ошибиться. Ведь прошло столько лет...
Молния, прямая, ослепительная, острая ударила в висок Дмитрию Петровичу.
– Как ваша фамилия?
– растерянно спросил он женщину.
– Калиниченко!
– выбросила она ему в лицо, не скрывая торжества.
– А мужа моего звали Василий Григорьевич Калиниченко.
Потом тихо и устало добавила, не глядя на него:
– Я узнала вас сразу.
– Когда был убит ваш муж?
– спросил сразу насторожившийся майор.
Она ответила.
– "Да что же это? Сплю я, что ли? Этого не может быть! Бред!". Всё, что было в нем от разума и от веры, всё кричало в нем отчаянным воплем: "Ложь! Ложь!"
Он резко поднялся со стула, всем корпусом повернулся к женщине так, что она вздрогнула и вросла в стул, а майор поспешно приоткрыл столешницу.
– Зачем вы лжете! Мне не известна дальнейшая судьба вашего мужа, но тогда его никто не убивал! Зачем вы лжете? Отвечайте!
Недоумение было на лицах всех присутствующих. Происходило необычное. Либо чудовищ-ная, трагическая ошибка, либо ... подлость людская безгранична! А что может быть еще третье! Человек либо виновен, либо не виновен. Разве жизнь способна создать что-либо внеэталонное? Поступки человека могут быть предопределены массой обстоятельств, поступки человека могут быть оценены лишь строго однозначно, ибо в противном случае кто отличит добро от зла?..