Передаю цель...

Воды оставалось всего по четверть фляги на человека, лошадей поить было нечем.

— Не ужинать! Ни в коем случае не есть консервов, — приказал Масленников.

Приказ разъясняли командиры взводов и отделений, пропагандисты отряда. Кусок мяса или сала дает котелок крепкого супа. Ясно, что для усвоения консервов бойцу необходимо дать этот котелок воды. Его нет…

Врач провел беседу с теми, кто мог его слушать, но не мог же он сейчас излагать свою точку зрения, что вместо мясных консервов, дающих много калорий, в пустыню лучше брать летом овощные, которые не вызывают такой жажды, так же, как не мог дать из своего неприкосновенного запаса в двенадцать литров (для раненых) хотя бы глоток воды.

— Свяжитесь с Классовским, — приказал радистам командир полка.

Вскоре Веленгуро принес донесение командира доброотряда: «Шайка ведет ночной бой. Проявляет настойчивость, атакует мой левый фланг. Воды не имею. Патроны на исходе. Дал две ракеты». Значит, Ахмед-Бек решил разделаться с доброотрядом, видимо разведав, что помощь Классовскому может подойти не скоро.

«Ваши ракеты не были видны с восходом луны, — передал он Классовскому, — продолжаю движение».

Снова — идущие поперек пути гряды сопок, провалы и гребни песчаных холмов, снова изнуряющее, как по волнам, вверх и вниз, вверх и вниз с тяжким свистящим дыханием людей и животных движение.

Ехавший все время в головном охранении Быба прислал связного — бойца пулеметного взвода Сабитова Хариса, удивлявшего даже командира полка своей выносливостью: как будто не было вокруг пустыни, не было вот уже почти недели изнуряющего пути.

— Товарищ командир полка, — доложил Сабитов, — пересекаем караванную тропу.

Как только вышел к тропе основной отряд, Масленников немедленно подозвал к себе старшину проводников Кабула, спросил, не узнает ли он место, куда они пришли.

— Я не знаю, куда вы меня завели, — честно признался Кабул. Ответ этот внес некоторое оживление, хотя для веселья было мало причин. И все же, наличие караванной тропы, сам характер местности — все говорило о том, что где-нибудь поблизости могут быть колодцы. Во всяком случае хотелось этому верить: единственное, что еще оставалось у отряда, — вера.

Заброшенная караванная тропа могла быть скорей всего тропой, идущей с Питняка на Мевр.

Распорядившись сделать привал, командир отряда выслал разведку на север и северо-восток с одновременной задачей отыскания колодцев. Одного из проводников Масленников отправил встречать транспорт, написав записку его начальнику, командиру взвода Голованенко:

«Двигаетесь безобразно медленно. Срываете боевую операцию. Приказываю немедленно выделить 25–30 лучших верблюдов, только с водой, направить ко мне. Проводник — податель сего… Остальному транспорту продолжать движение по моему следу».

Созвав короткое совещание, распорядился:

— Завтракать категорические запрещаю.

Окидывая воспаленными глазами бивуак, он понимал: критические минуты наступили. Сейчас он не мог выслать даже войсковую разведку: кони, получившие накануне лишь ведро воды, отказывались от овса и травы, все поголовно лежали. Люди, получившие сутки назад на колодце Бал-Кую одну лишь флягу воды после изнурительной работы по восстановлению колодца и тяжелейшего в течение суток перехода по пересеченной местности, пытались скрыться от разящего солнца в жидкой тени саксаула, уподобляясь стрелке солнечных часов. Только забудется человек под чахлым деревцом, похожим, скорей, на скелет дерева, солнце, словно жестоко издеваясь, гонит его в тень, которая уже рядом. Ни саксаул, ни примитивные шалаши не давали защиты от зноя. Врач и лекпомы вскрыли неприкосновенный запас воды, взятый лишь на самый крайний случай. Такой случай наступил — у нескольких бойцов началось отравление от безводия.

Командир полка видел, как, разрываясь на части, врач и лекпомы возвращают к жизни наиболее ослабевших, делают искусственное дыхание, впрыскивают кофеин, медленно по каплям дают бесценную воду.

Из всего отряда боеспособным остался лишь взвод станковых пулеметов. Связи не было. Оба радиста были без сознания: и того и другого прямо у радиостанции настиг солнечный удар. Вода — вот что было сейчас самое главное, что могло вернуть боеспособность отряду.

Сцепив зубы, борясь с головокружением и шумом в ушах, командир полка сам взялся за ключ рации, связался с Ашхабадом, передал свои координаты, запросил корректирующий самолет. С тревогой настроил рацию на волну Классовского. Тревога оказалась не напрасной:

«Двое суток не имею воды. Патроны на исходе. Когда подойдете? Классовский».

По чистоте и ясности передачи чувствовалось: рация Классовского недалеко, но где, установить невозможно, а обещанный самолет еще не вдруг будет.

Масленников передал Классовскому:

«С наступлением темноты дать ракету, зажечь сигнальный костер».

Он и сам чувствовал, что силы его на пределе. Начались галлюцинации: то он качается в седле, преодолевая увал за увалом, то мучительно ищет на карте колодец, который мог бы дать воду. Бред, смешанный с явью, жуткий, все сжигающий зной.

Только к пятнадцати часам разведка, уходившая на север, доложила, что в двух километрах найден заброшенный колодец Дуркат. Отрыть его командир полка приказал «специалисту» по колодцам Быбе с наиболее сохранившими силы бойцами под общим руководством командира дивизиона Воробьева.

Как они будут работать после изнурительного перехода и смогут ли отрыть колодец (всего сутки назад с более свежими силами на такое дело потребовалось восемь часов), Масленников не знал.

Но перелом наступил. Он не мог не наступить. Гибель грозила всему отряду. Но вот, наконец, Воробьев прислал связного с известием: «Колодец отрыт, лабораторный анализ старшего лекпома показал: вода горько-соленая с примесью сероводорода, содержит незначительные примеси органических соединений. После кипячения к употреблению пригодна».

Весть о том, что нашли воду, пусть горько-соленую, с примесью сероводорода, но — воду, оживила лагерь. Спотыкаясь и пошатываясь, часто останавливаясь, к колодцу потянулись бойцы с брезентовыми ведрами, котелками, флягами. Несколько человек не выдержали и, несмотря на предупреждение, напились сырой воды, за что тут же поплатились мучительной рвотой. Но отряд был спасен. По примеру туркмен — проводников и верблюдовожатых, у которых стоило перенять обычай пить только хорошо прокипяченный горячий чай, бойцы жгли костры, грели котелки, кипятили спасительный дар найденного колодца.

Но Дермет-Кую оказался не очень щедрым благодетелем. Как и в прошлые сутки, кони получили лишь по одному ведру, люди — по котелку. С наступлением темноты, чтобы не демаскировать отряд, Масленников приказал погасить все костры, о чем по радио сообщил Классовскому, напомнив, что в двадцать один час ждет его сигнала.

Ровно в двадцать один час на юге, прорезая черноту ночи, взвились две ракеты, затем на далеком расстоянии появилось хорошо видимое зарево.

Масленников передал радиограмму Классовскому:

«Ваши ракеты, костер вижу в двадцати пяти километрах южном направлении, выступаю к вам с восходом луны».

В это время Масько и Карпов проводили вместе с героем похода Быбой общий митинг. Выступал помполит, рассказывая о борьбе с басмачами, о тактике бандитов, о том, что трудности отряда в сравнении с теми, которые приходилось преодолевать старым большевикам, ничтожны, а поэтому отряд должен показать большевистское упорство, большевистскую выдержку, достойные звания отряда имени героического германского пролетариата.