Перегон

Когда они проснулись, Валеры в чуме уже не было, он всегда вставал раньше всех, кормил оленей и собак, проверял упряжку. Ночные дрова почти сгорели, но в чуме всё ещё было тепло. Сквозь отверстие под конусным потолком, в помещение пробивался серый утренний свет. Саша открыл глаза и прислушался, ветер утих, с улицы не доносилось ни звука. Тогда он приподнялся на локте и увидел сидящую к нему спиной Ольгу. Меховая рубашка сползла оголив плечо, с тремя маленькими родинками. Пока Саша невольно любовался его совершенством, девушка неспеша расчёсывала свои отросшие до лопаток каштановые волосы. Затем она заплела их двумя чукотскими косичками и будто почувствовав на себе взгляд оглянулась.

— Доброе утро, любимый!

— Доброе, любимая… Как ты спала? Что тебе снилось?

— Мне снилось лето… — она ловко скользнула под одеяло и прижалась к Саше, — какой ты тёплый…

— Это потому, что мне тоже снилось лето…

Посреди огромной ледяной пустыни, на самом краю земли, два человека смотрели друг друга в глаза и нежно улыбались. В это же время температура над над проливом Витуса Беринга, очень не кстати поднялась на два градуса. Но молодой лёд не сдавался, он всё ещё крепко сковывал два клочка замороженной земли, один напоминающий клюв орла, мыс Семёна Дежнёва и второй, похожий на плавник акулы, мыс Принца Уэльского.

— Знаешь, — Ольга больше не улыбалась, её била мелкая, колючая дрожь, — ведь это может быть наш последний день.

— Пока мы вместе с нами ничего плохого не случится, вот увидишь…

— Саша, скажи, что ты меня любишь! Пускай это ничего не значат, просто скажи…

— Люблю… Саша запнулся, — люблю тебя с той самой минуты, когда первый раз увидел! — он прижался губами к мокрой от слёз ложбинке между ключицей и шеей, — люблю твои глаза и губы, твои пальцы и ладони! Люблю твои косички…

Девушка беззвучно плакала. Время замедлив ход, беспечно растягивало для них свои упрямые мгновения.

— Саша, расскажи мне как это произошло?

* * *

Сперва заниматься в секции бокса было откровенно скучно, Эдуард Леонидович Коган дал мне несколько книг по теории бокса, составил режим и стал гонять меня по снарядам — турник, брусья, штанга. Теперь каждое утро перед школой я отжимался от пола и принимал контрастный душ. Затем, когда я немного пришёл в форму, Эдуард Леонидович заставил меня бегать, причём этобыл не просто бег, а прыжки через ступеньку по лестничной клетке, или бег со скакалкой, чуть позже с привязанными к ногам гантелями. Всё это продолжалось довольно долго и хотя конечно шло мне на пользу (я подкачал мышечную массу и даже подрос), мне хотелось на ринг, тем более, что книги я к тому времени уже перечитал по три раза. Однажды я всё-таки решился поговорить с тренером, но не успел я завести разговор о настоящих тренировках, как Коган расплылся в улыбке, оказывается он давно ждал когда я к нему с этим обращусь. Теперь всё пошло иначе, вскоре я заболел боксом… Если физподготовкой, отработкой ударов и движений мы занимались четыре раза в неделю, то тактические занятия и психологическая подготовка проходили с редким исключением каждый день. С каждой следующей тренировкой заниматься было всё интереснее, у меня стало получаться, и вскоре я стал «рваться в бой», причём мне было всё равно с кем, лишь бы на ринг и в перчатках. Но Эдуард Леонидович выжидал, как я позже понял, правильного момента и спарринг партнёра. Как-то раз такой партнёр нашёлся, этобыл парень моего возраста, ниже меня ростом и чуть легче в весе, правда занимающийся боксом с восьми лет. Он разогреваясь прыгал передо мной, делал разные наклоны и растяжки, я же просто ждал начала боя. Вокруг ринга собрались почти все ученики Когана, все они меня поддерживали, я себя прекрасно чувствовал и был уверен, что положу этого парня ещё в первом раунде. Но всё получилось как раз иначе, мой противник играл со мной, как кошка с мышкой, он не сильно бил меня по бокам и щекам, а когда я пошёл в атаку, встречным джебом мягко послал меня в нокдаун. Он легко уходил от моих ударов, выныривал в неудобных для меня местах, часто менял позиции и прекрасно работал обеими руками. Только за первые два раунда я падал и вставал три раза, до третьего раунда дело не дошло, бой остановили… Я получил хороший урок и подружился со своим соперником, Лёшкой Зориным. Он как раз недавно переехал в Питер и стал заниматься в нашей секции, его сразу прозвали Зорро. Теперь тренировки стали намного разнообразнее, Коган проводил с нами всё больше и больше время, ставил нам акцентированные удары, учил мгновенно анализироварь боевые ситуации, отрабатывал тактические приёмы, встречные и ложные аттаки. Вскоре мы стали выступать на городских и региональных соревнованиях. К окончанию школы у меня был второй взрослый разряд, а Лёшка уже был КМСом. [15] После школы мы оба поступили в Институт Физкультуры, получили отсрочки от армии и продолжали усиленно тренироваться. Я теперь занимался на институтской базе, а Зорро тренировался в спортивной школе завода «Арсенал» у самого Григория Кусикьянца. Виделись мы редко, восновном на сессиях, занятия в институте были скорее номинантными и большую часть дня мы проводили в спортзале или на ринге. Как-то раз после очередных соревнований, Лёха познакомил меня с Анжелой. Он был очень взбудоражен, много шутил, громко смеялся. Анжела «стреляла» по сторонам своими искрящимися глазами, иронично улыбалась, часто поправляла нервным жестом непослушную прядь модной стрижки. Потом долго хохотала, услыхав как я называю Лёху — Зорро, затем вдруг вспомнила, что обещала кому-то перезвонить и закурив длинную тонкую сигарету, покачивая высокими бёдрами направилась в фойе Дворца Спорта. Как только она ушла, Зорро стал взволнованно рассказывать, как хорошо ему с Анджелой и как он не представляет без неё свою дальнейшую жизнь. Мне это показалось тем более странны, когда он сказал, что они знакомы две недели.

15

КМС — Кандидат в мастера спорта

Через какое-то время, ну может месяца через три, я случайно натолкнулся на Анжелу в институтском дворе. Сидя на скамейке, она курила все те же длинные сигареты. Я подошёл и заговорил с ней, она меня конечно не узнала, мне было жутко неудобно, но в это время из институтских дверей появился Лёха. Он немного смутился увидев меня, поздоровался и рассказал, что замдеканша долго сопротивлась, но в конце концов утвердила академический отпуск на два семестра. Чтобы как-то загладить неловкость, Анжела пригласила меня на свой день рождения в ресторане гостиницы «Советская». Потом Лёха словил такси, усадил в него Анжелу и она, послав нам воздушный поцелуй быстро укатила. Мы остались вдвоём, потоптались на месте и я, чтобы заполнить паузу, спросил почему он пропустил плановые сборы и зачем ему академотпуск. Сперва Лёха что-то мямлил, а потом как-то собрался силами, будто для решающего удара и выпалил, дескать кого сейчас интересует спорт, это лишь зря потраченное время и здоровье. Тут пока начнут загранку выпускать, все мозги на ринге выбьют. И что сейчас самое время заниматься бизнесом, вот например, как друзья Анжелы. И живут между прочим совсем не плохо, текилу пьют, слыхал про такую. У них частная охранная фирма, всё легально, им бойцы всегда нужны, там за месяц заработать можно, как Коган за целый год, а то и больше… Я немного опешил, совершенно не ожидая такого цинизма. Конечно до меня доходили отголоски разных слухов связанных с Лёхой, но я был абсолютно не готов услышать это от него, к тому же так категорично.

О дне рожденья я напрочь забыл, но Зорро специально заехал ко мне на тренировку чтобы напомнить. На нём был фирменный адидасовский костюм и высокие белые Nike, предел мечтаний советского спортсмена любого уровня и вида спорта. Я помню, как весь спортзал не мог оторвать взгляд от трёхполосных рукавов и штанин. В нашей среде такой прикид считался чуть ли не статусом, подтверждающим высокие достижения.

— Костюм… — засомневалась Ольга, — а разве не медали?

— Ну сама подумай, получил ты звание или даже выиграл медаль, ты же не будешь щеголять в ней по Невскому… А костюм и кроссы, это совсем другое дело! Это престиж, или авторитет, как сказал бы Фадей, — Саша улыбнулся, вспомнив товарища.

— Вобщем закончил я тогда пораньше, быстро принял душ и вышел к Лёхе, вокруг которого уже собралась толпа. От него терпко пахло спиртным, я ещё тогда подумал, может текилой? Вёл он себя очень дружелюбно, хлопал ребят по плечам, рассказывал какие-то анекдоты. А когда все разошлись напомнил мне про день рождения. Я пообещал приехать, правда не к семи, а ближе к девяти.

В тот день, я как назло заболел, лежал весь день дома в старой папиной тельняшке и от безделья смотрел телевизор. Мама вернулась с работы пораньше, с порога поставила диагноз ОРЗ и бросилась меня лечить народными средствами. Сперва она напоила меня горячим молоком с мёдом, затем сварила картошку и заставила меня подышать над паром. К нашену обоюдному удивлению, вскоре мне стало легче и я стал собираться в ресторан. Мама всё твердила, что это временное облегчение и была категорически против того, чтобы я выходил на улицу, но я её не послушал…

Саша немного помолчал.

— Так или иначе я быстро оделся, выпил на дорожку два анальгин и поехал в «Советскую». Ты была там когда нибудь?

Ольга отрицательно покачала головой.

— Зал ресторана был огромный, как стадион и весь сверкал. Их столик я увидел сразу, над ним висело облако дыма, а гости перекрикивали оркестр. Именинница по-моему опять меня не узнала, сунула подаренные мной цветы в графин с минералкой, процедила «псибо» и тут же обо мне забыла. Я поискал глазами Лёху и увидел его что-то кричащим на ухо музыканту. Стол ломился от закусок и выпивки, свободных мест за ним не оказалось и я не знал что мне делать, пока не вернулся Лёха. Он тут же приволок стул, усадил меня рядом с собой, налил мне и себе по полному фужеру водки и кивнул в сторону оркестра, мол слушай. Тут толстый, бородатый гитарист подошёл к микрофону, по-хозяйски обвёл глазами зал и объявил: «Дорогие гости! А теперь для Анжелочки и её гостей в подарок от Лёши Зорро звучит Королева Красоты!» Не дождавшись первого аккорда «дорогие гости» резво вскочили и пустились в пляс. Анжела бросилась Лёхе на шею, потом схватила его за руку и потащила на площадку перед оркестровой сценой. «По переулкам бродит лето, солнце льётся прямо с крыш…» — на удивление приятным голосом пел гитарист.

Набитый под завязку зал кипел, как разорённый муравейник. Люди толкались, огрызались, но до драк не доходило. Вскоре я познакомился с друзьями и подругами Анжелы, мы болтали, танцевали, пили вино, девушки непрерывно курили и звонко смеялись. Лёха появлялся, наливал, произносил один и тот же тост «За именинницу!», выпивал и опять исчезал. К концу вечера он уже был крепко пьян. Сперва я собирался уйти «по-английски», но увидел в каком он состоянии Лёха, решил не оставлять его одного. Он кстати уже больше никуда не исчезал, а мирно спал за столом, уложив голову на руки. В два часа ночи бородач объявил, что ресторан закрывается и оркестр исполняет последнюю на сегодня композицию «Не надо печалиться, вся жизнь впереди…» Некоторые посетители пытались возражать, но их быстро угомонили плечистые официанты.

На улице Лёха быстро пришёл в себя, а у Анжелы наоборот испортилось настроение, она всё время огрызалась, хотя Лёха ничего обидного ей не говорил. В конце концов они разругались и она цокая каблуками ушла вперёд. У меня же опять разболелась голова и стали слезиться глаза, видимо закончилось действие таблеток. Я пытался ловить такси, но как назло дороги были почти пусты. Анжелу мы догнали у освещённой витрины какого-то магазина, глядясь в стекло, как в зеркало она поправляла волосы. Я остался у дороги в надежде остановить машину, а Лёха зачем-то опять стал выяснять с ней отношения. В это время и появился наряд — четыре мента, идущие шеренгой плечом к плечу. Услышав крики они сбавили ход. В их руках появились дубинки, которые как раз в это время перекочевали из арсенала спецподразделений к обычным патрульным мусорам. Дальше они остановились, переглянулись и один них, кстати самый маленький, грубо обратился к Лёхе:

— Эй урод, забирай свою биксу и вали отсюда, пока я добрый…

— А повежливее нельзя, дядя Стёпа? — Зорро тут же окончательно отрезвел.

— Повежливее с тобой утром в вытрезвителе поговорят…

— Слушайте мужики, — попытался перейти на дружеский тон Лёха, — шли бы вы своей дорогой…

— А это и есть наша дорога… Ну-ка стоять на месте, пьянь позорная…

Патрульный сделал два уверенных шага вперёд и тут же упал, словно наткнулся на невидимый угол дома. Встречная атака Лёхи, была неожиданной и достигла своей цели, точно по учебнику «Теория Классического Бокса». Мент лежал, как рыба на берегу и вздрагивая всем телом, хватал губами воздух. Это будто послужило сигналом для атаки остальным, размахивая дубинками они набросились на Зорро.