Перехлестье
Шрифт:
– Можно и так сказать. Души. Я сборщик душ, которые здесь не должны быть. – Мужчина поднял правую руку, и по стальной перчатке пробежали язычки белого пламени. – Я Судья. Палач. Смерть.
В который раз Лиска себе удивилась. А она привыкала к этому миру. Во всяком случае, ей ни на миг не захотелось сбежать, упасть замертво или завыть от ужаса. Ну, Жнец. Ну, души собирает. Кому что. А вот сияние руки заворожило девушку. Она даже потянулась, чтобы дотронуться до металлической ладони, но мужчина резко отстранился, гася призрачное пламя.
– Нельзя!
– Ой… прости… – смутилась любопытная.
– Дотронешься
– А когда она… не горит? – уточнила практичная Васька.
– Когда не горит, это просто рука, – маг усмехнулся, – ты как моя нареченная. Такая же любопытная.
Он искренне поражался спокойствию и непосредственности собеседницы. И, что уж скрывать, наслаждался ими – никогда прежде Жнец не получал столько тепла, участия и добра… Он даже думал, будто подобное попросту невозможно. Не бывало прежде, чтобы человек и маг сидели друг против друга и разговаривали. Просто разговаривали о жизни…
– Наверное, тяжело ее зажигать? – простодушно спросила девушка. – Йену было трудно сдерживать свой дар.
– Йену?
– Моему мужу. Грехобору.
– Грехо… – Взгляд мага потяжелел. – Грехобор принял от тебя кольцо?
– Да, – стряпуха кивнула.
– Мне говорили, будто Грехобор стал отступником. Предал магов, богов, связался с… – мужчина прервался, нахмурился. – Он здесь?
– Нет, – Василиса посмотрела на правую руку мага и задумалась. – Скажи… ты сюда просто так зашел?
– А разве можно зайти иначе?
Девушка покусала губы и ответила:
– Можно. А можно и просто так.
Жнец усмехнулся. Его взгляд скользнул за спину собеседницы, а потом вновь обратился к Василисе.
– О вашей харчевне такая слава идет, как же ее миновать?
Стряпуха прищурилась:
– Мне муж как-то говорил, что все маги говорят правду. Что они не умеют лгать. Это правда?
– Да.
– А если нужно солгать?
– Мы не лжем. А что?
– А разве я не могу просто так спросить?
Мужчина выпрямился, отставил в сторону недопитую кружку с чаем и чуть подался вперед.
– Можешь, – сказал маг и добавил: – Я вижу чувства людей. Всегда.
– То есть ты знаешь, что я сейчас испытываю…
– …страх, – закончил ее фразу Жнец.
– Ну да, – Василиса мрачно кивнула.
– Но не за себя, – заметил собеседник.
– Ты пришел за Грехобором? – напряженно спросила девушка.
– Я отвечу тебе, но перед этим пообещай выполнить мою просьбу. Она не опасна.
– Хорошо.
– Нет. Я пришел не за Грехобором, – он подождал мгновение, а потом спросил: – Теперь я могу озвучить свою просьбу?
– Можешь.
– Не сопротивляйся. – С этими словами Жнец стремительно встал из-за стола, дернул собеседницу на себя, и рука, закованная в сталь, стиснула горло Василисы.
Ничего себе – неопасная просьба! Васька, парализованная ужасом, зажмурилась. Сейчас по стальной рукавице пробегут прозрачные языки ослепительного пламени, металл вспыхнет, и жертва… Интересно, это больно? Она обожжется? А если останется ожог? А еще хуже, если запахнет паленым. Бе-э-э. Стряпуха поймала себя на том, что снова думает о какой-то безумной ерунде, тогда как смерть уже вот-вот заглянет ей в глаза. Если,
конечно, умирающая их откроет. А она, уж поверьте, не собиралась допускать такой оплошности. Ну все, еще миг, другой, третий, четвертый… Да сколько ж ей так стоять?– Отпусти ее.
Жнец не отдернул руку, но хватка на шее девушки ослабла.
Лиска опасливо вздохнула, приоткрыла один глаз. Жива вроде. Значит…
Кто это сказал? Голос и знакомый, и нет. Никак не получается вспомнить, где же доводилось его слышать. Василиса точно знала – за ее спиной все столики пусты, если не считать того, в углу, где расположился Багой с припозднившимся посетителем. Кто тот незнакомец? Ну не трактирщик же это приказывает, таким твердым ровным голосом? Или он? Да что…
– С чего бы? – Голос Жнеца был спокоен и безлик, словно говорил не человек, а какая-то неодушевленная компьютерная программа.
Давным-давно у Лиски была такая на стареньком компе – было забавно вносить туда какие-нибудь эмоциональные предложения, типа: «Офелия, любовь моя! Вернись, изнемогаю!» или еще какую-нибудь феерическую чушь. И программа проговаривала текст бездушным, лишенным интонаций голосом. В духе Марьи-искусницы: «Что воля, что неволя – все равно».
И снова девушка поймала себя на том, что думает о какой-то ерунде, тогда как сильные руки Жнеца удерживают ее, не давая вырваться, но более, правда, и не лишая возможности дышать.
– Я тебе приказываю. Отпусти девушку.
Жнец усмехнулся:
– А кто ты такой, чтобы отдавать приказания мне?
– Фирт, отпусти. Она не в твоем праве.
Тот, кого назвали Фиртом, лишь еще ближе прижал к себе Василису. Стряпуха почувствовала прохладу, исходящую от мага, и по телу прошла волна крупной дрожи. Ее заступник, стоящий позади, видимо, принял эту дрожь за страх.
– Не бойся, он тебя не тронет. Фирт!
– Я должен был понять, что без тебя тут не обошлось. Стало скучно там, наверху, правда, Маркус? И тебе понадобилось место среди смертных, да? Особое место, чтобы и не узнал никто, и поучаствовать во всем происходящем удалось. Верно?
– Ты ошибаешься, – все так же спокойно проговорил невидимый Лиске мужчина.
Девушке очень хотелось обернуться, посмотреть в лицо говорящему, но Жнец держал ее крепко, не давая увидеть, понять. Оставалось только слушать.
– Я был в храме, у Чаши, Маркус, – возразил маг. – Эта девушка не избранница Грехобора. Его судьба была связана с другой. Равной ему по силе. Ты все поменял себе на забаву, думая, что никто не сумеет это исправить. Только ведь девчонка может умереть. Стоит мне лишь захотеть, и твой план рухнет.
– Ты ошибаешься. Она – его нареченная. Глен должен был соединить свою жизнь именно с ней.
Недоумение. Холод в груди, вызванный испугом. Осознание сказанного и волна удушливого жара – то первобытный ужас поднялся в груди. Василиса окаменела. Что? Что?
– Имя Грехобора – Йен, – все так же невозмутимо поправил бога Фирт. – Не Глен. Да, созвучно, но…
Тишина. Однако девушка даже сквозь пелену паники и страха почувствовала, как тот, кого назвали Маркусом, хотел что-то возразить. Хотел и… не возразил. Так бывает, когда человек готов сыпать аргументами, но вдруг понимает – аргументы лишь подтвердят его неправоту.