Переиграть войну! Пенталогия

– Шли бы вы на свежий воздух, товарищ старший лейтенант! Или сам давай работай, эль Марьячи ты наш! – накинулся на меня возмущенный потерей трудового ресурса Бродяга.

– Всё, товарищ капитан, затыкаюсь и умолкаю навеки… – И, поставив гитару у стенки, я демонстративно понуро направился к двери.

– Э, ты что? – окликнул меня Саша. – Птицарадива, куда пошел? Я же не вообще, погоди четверть часика, а только потом народ отвлекай.

– Ну, раз я отвлекаю… – я встал в позу «гордого, но непонятого Творца».

– Тох, хорош кривляться.

Я покладисто вернулся и забрал гитару.

В дверь постучали.

– Да, войдите, – Александр встал изза стола.

В сарай заглянул Зайцев:

– Доброй ночи, товарищ капитан. И товарищ старший лейтенант, – добавил он, заметив меня.

– И вам всего хорошего, – ответил Бродяга несколько недовольным тоном, подразумевавшим, что он сейчас оченьочень занят и хотел бы побыстрее вернуться к своим делам.

– Извините, что отрываю, но товарищ майор сказал, чтобы вы дали мне образец «вьетнамки», хоть я и не знаю, что это такое…

– А, – протянул Саша, – входи. Мы как раз их сейчас и мастырим. Вот. – И он протянул Зайцеву мину, которую собирал перед приходом последнего.

Тот повертел в руках детали и изумленно выпучился на Бродягу:

– Но это трубочка, как я понимаю, от кровати и кусочек дощечки с гвоздем! А где же мина?

– Миша, выскочи во двор и гаркни: «Проверочный!» – обратился наш начштаба к Соколову.

После того как его приказание было выполнено и танкист вернулся, Саша снова обратился к Зайцеву:

– А теперь, старлей, смотри и учись!

Щепкой провертев в земляном полу отверстие глубиной сантиметров в пять, он положил на дно деревяшку с гвоздиком, затем аккуратно поставил трубочку сверху, проделал с ней необходимые манипуляции и, взяв со стола винтовочный патрон, опустил его внутрь трубки.

– Готово!

Зайцев с удивлением наблюдал за всеми этими манипуляциями. Было заметно, что он все равно не понимает происходящего, а вот Михаил и Семен соображали быстрее.

– Товарищ капитан, – как старший по званию Семен решился прервать разговор командиров, – если теперь наступить, патрон выстрелит, верно?

– Точно так. – И Саша, присыпав мину землей, взял небольшую дощечку и положил ее сверху.

– Внимание! – И Бродяга наступил на край дощечки.

Грянул выстрел! На нас посыпались мусор и деревянная труха с пробитой пулей крыши.

– Понятно теперь? – на старшего лейтенанта было больно смотреть.

Слово снова взял Семен:

– Товарищ капитан, а если не сработает?

– Один раз не сработает, в другой повезет. Тут главное – дешевизна. Во Вьетнаме этим и руководствовались. Стоит копейки, а по тропинке хрен пройдешь. Да и бамбук у них там, считай – трубки сами из земли растут.

– А Вьетнам – это где? – спросил Приходько.

– Это туземное название Французского Индокитая, – как более подкованный в местных реалиях я пришел на помощь Александру.

* * *

Отпустив вперед новичков и Зайцева, мы с Шурой пошли вслед за ними к дому.

– Спасибо тебе, Тошка, что с Вьетнамом выручил. Заносит меня иногда, – неожиданно сказал Бродяга.

– Да не за что… Саш, я вот чего спроситьто хотел…

– Ну?

– А жетоны, что мы у зондеркомандовских забрали, они что значат?

– О, это крутые вещички, при грамотном, естественно, подходе. Нам, когда на курсах лекции читали, их приводили как пример «бесконтрольного контроля».

– Это как?

– Жетоны эти – и удостоверение личности, так сказать, «на предъявителя», и одновременно оперативный значок.

– Как бляха у гаишников, да?

– Верно. Предъявление жетона означает, что сотрудник выполняет оперативное задание. Но ребята из СД жетончики и просто так показывали. Вместо удостоверений.

– Вроде того, как у нас милиционеры ксиву вместо паспорта в железнодорожную кассу суют?

– Точно, но при этом учти, что любому сотруднику любой службы, в случае если он своими действиями засвечивал когонибудь из «ребят Гейдриха», вставляли такооой пистон, что никто предпочитал с ними не связываться.

– А как же гестапо или гээфпэшники? Они что, вражеских агентов не ловили?

– Ну, у немцев в армии сотрудники СД были при любом штабе с корпусного уровня и выше, на оккупированной территории – в каждом гебитскомиссариате, плюс резидентуры в городах стратегического значения. При любой потере жетона его искали до последнего, потому мы и трупы всех эсэсманов старше унтера похоронили в болоте. Помнишь, сколько их всего было?

– Четырнадцать, – не задумываясь, ответил я, поскольку сам эти трупы и обыскивал как человек, разбирающийся в эсэсовских знаках различия.

– А жетонов мы сколько нашли?

– Четыре.

– Пять. Я еще один у них в штабе нашел на столе. Я думаю, через парутройку дней они бросят искать жетоны и их владельцев, после чего номера жетонов внесут в список недействительных. Орднунг, знаешь ли.

– А почему три дня?

– Ну, я ориентируюсь на худший для нас вариант. Может и пять дней пройти, и неделя.

– А что потом?

– При смерти сотрудника и подтвержденной утрате жетона и документов очертят круг, в котором будут уделять особое внимание лицам, предъявляющим «опознавалки» Службы безопасности.

– То есть нас за задницу могут легко взять?

– Неа. Утрутся! К примеру, вы сколько раз жетончиками «мух» отгоняли за последние три дня?

– Я два раза и Алик три или четыре. Я точно не отследил один раз. Хотя вроде гауптман тот быстро смылся.

– Вот видишь. И права никто не качал, так?

– Вообще никто, даже фельджандармы.

– А это потому, что если на территории дороги даже и объявили усиленный режим, то немцы, даже если бы у них сомнения в вашей подлинности возникли, поступили бы так один отъехал бы, не привлекая внимания, к вам, предъявившим жетон, и остался бы «пасти» издалека, а второй помчался бы в Минск или Слуцк за сотрудником СД. В городе – доклад куратору, тот проверяет по линии третьего и седьмого департаментов и при отрицательном результате едет лично или с «лучшими друзьями» из гестапо или абвера.