Перекличка Камен. Филологические этюды

Я снова юн и твой – и сердца моего

В ней также были стихи:

Я твой попрежнему тебя люблю я вновьИ без надежд и без желаний.

Их отброшенные варианты также содержали «Я-конструкции»:

а. Люблю, люблю тебяб. что прежде, без надеждв. [как было] без надеждг. Как было некогда, я вновь тебя люблю.

Кроме того, были отброшены варианты с личными конструкциями е, ж и з:

е. я люблюж. Я снова ю<н>з. Я вновь т<ебя люблю> <?>

Личную форму имеет глагол-сказуемое и в записи, являющейся вероятным наброском стихотворения:

И чувствую душа в сей <нрзб.> часТвоей любви тебя достойна.

Личная конструкция была и в тексте Второй черновой редакции:

Я твой попрежнему – тебя люблю я вновьИ без надежд, и без желанийКак пламень жертвенный чиста моя любовьИ нежность девственных мечтаний.(III–II; 723–724)

Таким образом, грамматика поэзии актуализируется на том литературном фоне, исследование которого является прерогативой истории литературы, и категоричное противопоставление якобсоновской концепции и историко-культурного подхода обнаруживает свою спорность [713] .

713

Эти наблюдения, высказанные в первоначальной версии настоящее статьи, развивает А.К. Жолковский: Жолковский А.К. «На холмах Грузии»: восемь строк о свойствах страсти и бесстрастия // Звезда. 2013. № 4. Сердечно признателен А.К. Жолковскому за возможность ознакомиться с его работой до публикации.

ТАСС уполномочен заявить

[714]

Торквато Тассо, как известно, к числу любимых пушкинских поэтов не принадлежит, среди итальянских ренессансных стихотворцев Пушкин предпочитал автора «Неистового Роланда» сочинителю «Освобожденного Иерусалима». Впрочем, не только комплиментарные упоминания Тассо/Тасса, но и аллюзии на его знаменитую поэму у создателя «Руслана и Людмилы» весьма многочисленны [715] . Неоднократно отмечался и тассовский след в пушкинском стихотворении «Осень», написанном октавами и содержащем перифрастическое именование красавиц-чаровниц «Армиды младые» – по имени героини – волшебницы и обольстительницы из поэмы «Освобожденный Иерусалим».

714

Печатается впервые.

715

О теме «Пушкин и Тассо» см. подрбнее в статьях: Пильщиков И.А. Пушкин и Тассо: (Несколько замечаний) // Страницы истории русской литературы: Сб. ст.: К 70-летию проф. В.И. Коровина. М., 2002. С. 133–141; Дёмин А.О. Тассо Торквато // Пушкин: Исследования и материалы. СПб., 2004. Т. XVIII/XIX: Пушкин и мировая литература. Материалы к «Пушкинской энциклопедии». С. 325–328 (здесь же – библиография работ).

Но как будто бы в пушкинском отрывке имеется и еще одна перекличка с этой поэмой. Объясняя свою странную любовь к осеннему времени года, автор признается в пятой строфе:

Как это объяснить? Мне нравится она,Как, вероятно, вам чахоточная деваПорою нравится. На смерть осуждена,Бедняжка клонится без ропота, без гнева.Улыбка на устах увянувших видна;Могильной пропасти она не слышит зева;Играет на лице еще багровый цвет.Она жива еще сегодня, завтра нет (III–I; 319–320).

Это признание созвучно равернутому сравнению из XIII песни «Освобожденного Иерусалима» и вместе с тем контрастно по отношению к нему. Вопрос о том, по каким источникам Пушкин знакомился с текстом Тассо или перечитывал его, в данном случае не столь существен, поскольку в «Осени» дается парафраза, причем полемическая, а не точная цитата. В библиотеке Пушкина имелись два позднее утраченных издания (1828 и 1836 годов) поэмы Тассо на итальянском языке [716] . Однако учитывая, что итальянским языком автор «Осени» владел не свободно, предпочительнее предположить, что «Освобожденный Иерусалим» он прочитал по-французски. Французских переводов поэмы к этому времени было несколько [717] . В кругу друзей и добрых знакомых поэта пользовался популярностью второй из двух переводов, выполненных П.-М. Баур-Лормианом (P.-M. Baour-Lormian); первый, изданный в 1796 году, известности не приобрел – в отличие от второго, опубликованного в 1819 году. В письме от 22 ноября 1819 года князь П.А. Вяземский сообщал А. И. Тургеневу: «Я теперь читал “Освобожденный Ерусалим” Baour-Lormian. Весьма хороший перевод <…>» [718] .

716

Библиотека А. С. Пушкина: (Библиогр. описание) [Сост. Б.Л. Модзалевский]. СПб., 1910 (Отд. отт. из изд. «Пушкин и его современники», вып. IX–X). Репринтное изд.: М., 1988. С. 43, 46, № 155, 171.

717

О переводах «Освобожденного Иерусалима» см.: Пильщиков И.А. Из истории русско-итальянских литературных связей (Батюшков и Тассо) // Philologica. 1997. Т. 4. № 8/10. С. 25.

718

Остафьевский архив князей Вяземских / Под ред. и с примеч. В.И. Саитова. СПб., 1899. Т. 1: Переписка князя П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым: 1812–1819. С. 359. На эту цитату обратил внимание И.А. Пильщиков; см.: Пильщиков И.А. Из истории русско-итальянских литературных связей. С. 51, примеч. 64.

В редакции первода Баур-Лормиана издания 1819 года созвучный пушкинскому фрагмент из XIII песни (деления на строфы в переводе нет) выглядит так:

Telle aux voeux de l’amour par la douleur ravie,Une jeune beaut'e ne tient plus `a la vie.Mais si le mal secret qui d'evore son sein,Si la fi`evre cruelle au retour assassin,C`edent aux soins de l’art, ou respectent son ^age,D‘une gaоt'e fol^atre elle reprend l’usage.Recouvre de son teint l’incarnat vif et pur,L`eve ses yeux charmans ou luit un mol azur,Et, d'ej`a reprenant son voile et sa guirlande,Aux autels de l’amourles d'epose en offrande [719] .

719

[Tasse Т.], La J'erusalem d'elivr'ee, Traduite en vers francais par P. L.M. Baour-Lormian, 2e edition. Paris, 1819. Т. II. P. 394–395.

В подстрочном переводе:

Так, похищенная страданием у обетов любви,Юная красавица более не дорожит своей жизнью.Но если тайная боль, которая снедает ей грудь,Если убийственно возобновляющаяся жестокая лихорадкаОтступают перед хитростями искусства или из уваажения к ее возрасту,То она [красавица] вновь резвится и веселится.Она вновь обретает живой и невинный румянец на лице,Она поднимает очаровательные глаза, в которых сияет нежная лазурь,И вот уже, снова взяв свою вуаль [свое покрывало] и свой венок из цветов,Она приносит их в дар [в жертву] на алтари любви [720] .

720

Выражаю сердечную признательность М.А. Абрамовой за помощь в переводе.

В тексте Тассо представлена классическая, «банальная» антитеза: юная красота с ее радостями – смерть; красавица радуется и румянец вновь покрывает ее щеки, когда отступает болезнь. У Пушкина логика образа парадоксальная – индивидуальная и «преддекадентская»: смерть и красота соседствуют, румянец играет на ланитах больной, а не выздоровевшей девы. Мало того, он может быть вызван не только жизненными силами, но и самой болезнью (ср. устойчивое выражение «чахоточный румянец» [721] ). Тассо любуется красотой, противопоставленной смерти, Пушкин – умирающей красотой.

721

Правда, в художественной литературе это выражение распространяется, кажется, не в пушкинскую эпоху, а позднее (ср. «чахоточный румянец» Ипполита в «Идиоте» Ф.М. Достоевского, ч. 3, гл. V, звонаря в «Слепом музыканте» В.Г. Короленко). Не исключено, что само выражение восходит к пушкинской «Осени».

Несомненно, эту перекличку нельзя считать цитатой – семантика исходного текста в ней «перевернута»; возможно, ее не следует называть даже аллюзией: тассовско-бауровский претекст выступает всего лишь как стимул для поэтической мысли автора «Осени». Скорее это проявление взаимодействия двух текстов в общем «резонантном пространстве», как назвал этот феномен В.Н. Топоров [722] . Относится ли эта перекличка к области литературного генезиса или же она функциональна и автор рассчитывал на ее узнавание – вопрос, кажется, праздный и неуместный. «Необязательность» переклички (претекст лишь слабо мерцает в новом тексте) соответствует одной из основных тем «Осени» – спонтанности, непредсказуемости, прихотливой иррациональности поэтического воображения: поэт, как говорится в X и XI строфах, – всего лишь медиум в этой высокой игре. Вместе с тем, если учитывать ассоциации между строфикой Пушкина и Тассо («торкватовы октавы») и имя-намек «Армиды», нельзя исключать: изощренный и памятливый читатель приглашается автором к участию в своеобразной литературной шараде – шараде на узнавание/разгадывание перекличек.

722

Топоров В.Н. О «резонантном» пространстве литературы (несколько замечаний) // Literary Tradition and Practice in Russian Culture. Papers from the International Conference on the Occasion of the Seventieth Birthday of Yury Mikhailovich Lotman. Russian Culture: Structure and Tradition, 2–5 July 1992. Keele University, Rodopi, 1993. P. 19.

«Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова: семинарий

[723]

Тайна Печорина

Существуют бесспорные истины, аксиомы: «Волга впадает в Каспийское море», «целое больше части», «вода кипит при температуре 100 градусов по Цельсию»… Истины такого рода есть и в литературной науке и особенно в школьном преподавании словесности; одна из них – утверждение, что центральный персонаж лермонтовского романа «Герой нашего времени» Григорий Александрович Печорин – незаурядная, неординарная натура, сильная личность, характер страдающий, глубоко разочарованный жизнью. Как принято считать, эта неординарность Печорина подчеркнута сравнением с Грушницким – его сниженным, пародийным двойником. Это мнение о Печорине восходит к статье В.Г. Белинского о романе Лермонтова. Высказано оно было Белинским с резкой настойчивостью и тоном, не допускающим сомнений.

723

Впервые: Литература. 1999. № 25. Печатается с дополнениями.