Перекрёстный огонь

Дзюнко вздрогнула, вспомнив разговор на заброшенной фабрике. Так вот о чем они говорили!

«Асаба, откуда ты прознал про это место?» — «Старик мой когда-то здесь работал». — «Да ведь это было давным-давно, нет? Он чё, с тех пор так и не работал?» — «Тебе-то что за печаль?»

Значит, речь шла об отце Асабы? Надо было сообщить об этом полиции. Ведь она, Дзюнко, всего лишь дилетант, ей ни за что не проследить путь от бывшего работника бывшей фабрики до Асабы. Это дело полиции. Время идет, а она до сих пор не знает, где могут держать Нацуко. Она может располагать только той ничтожной информацией, какую сумела собрать.

— Как звали отца Асабы?

— Ну, наверное, тоже Асаба.

— Где его могила?

— В Аясе, возле храма Сайходзи.

— Откуда ты про это знаешь?

Нобуэ поежилась от такого напора Дзюнко:

— Ну, я там была пару раз…

— Зачем?

— Не знаю. Асаба входил туда один, а я ждала. Это старинный храм, днем туда можно свободно заходить.

— Спасибо. — Дзюнко развернулась и пошла прочь. «Телефон. Надо срочно найти телефон!»

Нобуэ вскочила на ноги и окликнула ее:

— Эй, Дзюнко!

Дзюнко, не останавливаясь, только помахала в знак прощания.

— Кто ты такая на самом деле? Что ты собираешься сделать?

Лучше Нобуэ не знать об этом. Дзюнко не ответила и ускорила шаг.

Лучше им никогда больше не встречаться. Лучше девушке обрести свое нехитрое счастье в спокойной жизни с родителями.

Дзюнко очень хотелось, чтобы Нобуэ поняла, что ужасные шрамы на ее спине оставили не только чужие руки, но и она сама, связавшись с подонками и так круто изменив свою жизнь. Но больше всего Дзюнко хотелось, чтобы Нобуэ осознала, что Асаба все еще дорог ее сердцу.

«Надеюсь, что ты осознаешь это, — молилась про себя Дзюнко. — Потому что я знаю, какая судьба ждет тех, кто лишает жизни ни в чем не повинных людей от скуки, злобы и жадности. Их судьба известна, по крайней мере, если я, Дзюнко Аоки, возьму их на прицел».

Территория фабрики в Таяме была обнесена лентой с надписью: «Хода нет». Перед ней толпилась кучка зевак, изнывающих от любопытства.

Тикако Исидзу стояла внутри этого ограждения и разглядывала стены старой фабрики. Стальные детали конструкции местами потрескались, краска облупилась, желоб водостока переломился, и концы его свисали с края крыши. Обветшалое строение напоминало сгорбленного, замерзшего старика, у которого даже не было пальто, чтобы защититься от студеного ветра.

Никто не видел никакого огня. Тикако снова и снова обдумывала ситуацию.

Осмотр места продолжался, и оперативники в синей униформе работали весьма сноровисто. Клочок земли, где стояла Тикако, сразу возле ограды, уже был тщательно прочесан на предмет улик, и проверка только что завершилась. Все остальные участки были перекрыты, даже оперативно-следственной бригаде пришлось топтаться на узкой огороженной тропке.

Все четыре тела находились по-прежнему внутри помещения. Работу полиции затрудняли темнота и отсутствие электричества, отчего фотографирование заняло много времени. Судебные фотографы попробовали применить высокочувствительную пленку, но ничего из этого не вышло, и теперь они устанавливали генератор и специальные осветительные приборы, чтобы провести съемку заново.

Нашлось свидетельство о том, что либо нападавший, либо жертвы заранее знали о том, что здесь нет света. Рядом с одним из трупов был обнаружен фонарик — они явно готовились к тому, чем намеревались здесь заняться.

Единственный вход в здание носил следы взлома: на левой стороне двери отсутствовали петли. Попасть внутрь можно было только этим путем. На замке на главных воротах видимых повреждений не было.

Сейчас оба входа, и главные ворота, и боковая дверь, были распахнуты, и возле них стояли на страже полицейские. В дверях, впрочем, висел голубой пластиковый занавес, скрывая от любопытных взглядов то, что происходило внутри, но всякий раз, когда северный ветер колыхал его, зеваки привставали на цыпочки и, вытянув шею, пытались заглянуть внутрь.

Тикако снова оглядела фабрику. Здание высотой в три этажа с единственным разбитым окном примерно на уровне второго. Часть стекла отсутствовала, а другая часть была вся в трещинах, неуклюже скрепленных клейкой лентой, причем, судя по грязным полосам, скрепляли довольно давно. Тикако заметила что-то похожее на птичье гнездо на верхней части оконного переплета. Переплет тоже зарос грязью. Когда фабрика работала, птиц, скорее всего, отпугивали грохот и суета. После закрытия фабрики ее, видимо, освоили мелкие пташки вроде воробьев, ласточек или дроздов, устроивших там свои гнезда. Но потом даже птицы покинули ее. И вот теперь здесь совершено убийство.

«Окно!» — подумала Тикако.

Языки пламени, достаточно сильного, чтобы обуглить человеческие тела, должны были отражаться в стекле. Но никто из жителей района не сообщил ни в полицию, ни в местное пожарное отделение. Огня никто не видел.

Значит, огонь должен был вспыхнуть внезапно, мгновенно достичь высокой температуры, быстро опалить тела и сразу же погаснуть.

Полиции станут известны подробности только после вскрытия. Они не начнут размышлять над этим, пока не будет выяснено, до какой степени обгорели внутренние органы, кости и кожа, при какой температуре и за какой срок. Но Тикако хватило одного взгляда, чтобы опознать тот же способ, что применили в том самом убийстве на берегу Аракавы. Сходство было поразительное, включая отсутствие запаха. Конечно, запах горелой плоти все еще висел в воздухе. Однако отсутствовал запах какой-либо огнеопасной горючей жидкости.

Любой жидкости — бензина, растворителя, керосина. Без них невозможно развести такой огонь, чтобы за очень короткий срок сжечь человеческое тело. Все известные легковоспламеняющиеся жидкости имеют характерный запах. Вот его-то и не хватало.

Тикако официально не входила в следственную бригаду, ведущую это дело. Она была всего лишь наблюдателем, присланным от отдела расследования поджогов. Ей полагалось держаться в сторонке, пока не будет произведен полный осмотр места происшествия, но для понимания событий было очень важно попасть внутрь, чтобы осмотреть тела и проверить характер запаха, и она превысила свои полномочия, попросив разрешения пройти внутрь фабрики.

Нельзя утверждать, что не была использована какая-либо горючая жидкость, пока не будут исследованы образцы, но в таком деле и нос следствию не помешает. Ветераны из отдела расследования поджогов могли распознавать по одному только запаху, от чего начался огонь, и ничего похожего ни на один из запахов Тикако здесь не учуяла. Бог с ними, с ветеранами, но она была уверена, что результаты газохроматографии подтвердят ее вывод. Так произошло в случае на берегу Аракавы. Ни дознаватели, ни анализ в лаборатории не обнаружили там никаких добавок, усиливающих действие огня.

— Исидзу!

Тикако обернулась и увидела, что к ней подходит, подныривая под ленту, Кунихико Симидзу. Он только что отправил отчет капитану Ито.

— Нас все еще не позвали? — с обиженным видом спросил Симидзу. — И долго они собираются нас здесь держать?

— Не любите ждать, а?

— Но у нас же есть право участвовать в расследовании!

Это дело находилось в ведении отдела уголовного розыска и осуществлялось оперативно-следственной бригадой во главе с капитаном лет тридцати с небольшим по имени Синагава. Тикако не была с ним знакома лично. Ито отметил, что он весьма проницателен — к сожалению, настолько проницателен, что самомнение мешало ему принимать во внимание соображения других. Еще до прихода Тикако в отдел расследования поджогов Ито довелось работать с ним по одному делу в округе Минато, где финансист и его семья были ограблены и убиты, и ему пришлось сражаться с невыносимым упрямством Синагавы.