Перекресток одиночества 4: Часть вторая

Вернувшись к созерцанию кормления, я заметил то, что до этого упускал из виду — поведение тех, кто разгрузил тележку и спешил обратно к столам. Некоторые крестились. Другие выполняли нечто похожее, но менее размашистое и в районе сердца. Остальные просто что-то беззвучное себе под нос. И все они бросали быстрые взгляды в мою сторону — не конкретно на меня, а именно что в мою сторону. Поняв, что они смотрят на разделяющую нас невысокую кирпичную перегородку с «икебанами», я поднялся на носках, наклонился и увидел длинный узкий стол или даже полку, заставленный различными предметами, среди которых я разглядел и пару икон. Ясно… для большинства трудящихся в этой тайной столовой людей процесс отправки еды узникам на самом деле сродни священнодействию.

Вернувшись на свое место, я чуть смущенно и робко улыбнулся стоящему рядом седому повару из отдела десертов, а тот успокаивающе улыбнулся в ответ и похлопал меня по плечу:

— В первый раз всем интересно. Людей кормим как-никак!

— Это уж точно — поддакнул я — Людей ведь кормим.

— Дело такое важное, что и начальство бдит пристально — старик с намеком взглянул вверх, еще раз хлопнул меня по плечу и отошел, вернувшись к большому баку с тягучим тестом.

Обернувшись, я взглянул вверх и удивленно моргнул — раньше там была непроницаемая темнота, довольно солидный участок потолка, погруженный в темноту, выглядящий так, будто там произошла техническая неполадка со светом, которая пока не исправлена. Теперь же там приглушенно сиял освещенный выдающийся вперед стеклянный «мыс», нечто вроде нависающего корабельного мостика из стекла. И там за стеклом стояла одинокая высокая фигура, сложившая руки на груди и внимательно наблюдающая за кормлением узников.

Таращиться я не стал. Увидев надзирателя, я тут же развернулся и торопливо зашагал обратно к складам. И где-то на пятом-шестом шаге ощутил спиной скользнувший по мне взгляд. Возможно, мне показалось, но оборачиваться и проверять я не стал, предпочтя выскользнуть в сквозной проход и по нему стремиться к своей законной среде обитания чернорабочего — к кладовым, парень, к кладовым!

Я понимал, что стоящий наверху некий начальник наверняка заметил мое поспешное и возможно даже трусоватое бегство. Но на это и был мой расчет. Руководство любит подчиненных не только старательных, но и боящихся сурового начальственного взгляда или даже мимолетного внимания. Хорошо тот подчиненный, который завидев босса, тут же набрасывается на работу и начинает горы сворачивать. И хуже всего тот работник, что продолжит стоять без дела, да еще и начнет дерзко пялиться в ответ — вот таким новеньким заинтересуются куда сильнее. Он сразу вызовет внутреннее негодование. И совсем неважно с какой планеты начальник, а с какой подчиненный — это правило работает всегда, ибо является универсальным законом мироздания.

И именно поэтому я первым делом продемонстрировал свое знание неписаных законов, показав себя трусливым травоядным, уходящим от взгляда пока сытого, но все же хищника. И показал я это не только самому надзирающему там вверху, а и остальным работникам кухни. Я видел их чуть ехидные понимающие и даже одобрительные усмешки, когда я проходил мимо. Они сами были такими же. И радовались, что новенький ничем не отличается. А раз есть понимание и одобрение — значит, меня куда быстрее впустят в свой круг, куда обычно не так-то просто пробиться новичкам.

Коварный ли я шпион? Нет. Просто я много кого повидал в своей прошлой предпринимательской деятельности. Было время, когда и я вот так вот стоял, сложив руки на груди и внимательно наблюдая за работой подчиненных. Было время… пока я не продал свой последний бизнес, чтобы выгодно вложить деньги и спокойно жить на стабильный доход, попутно позволив себе свалиться в штопор будничного алкоголизма. Так куда проще — и я не про алкоголизм, а про работу с людьми. Отвратное, честно говоря, это дело — с людьми работать. Подковерные игры, подсиживания, предательства, фальшивые улыбки и тайная ненависть к тем, кто на той же должности что и ты, а получает больше хотя бы на несколько рублей…

Пока катал в голове эти вообще не связанные с происходящим мысли — что позволило расслабиться и даже чуть забыться — я продолжал трудиться. С доставки продуктов меня сняли и отправили на вывоз отходов. И вот тут мне пригодились все силы, чтобы суметь справиться с тяжелыми баками для отходов.

Подкатить тележку вплотную к нужному месту и застопорить нажатием ноги на блокиратор колес. Вытащить из карманов пару сложенных тряпок, с их помощью взяться за выточенные из узких металлических пластин ручки бака и одним движением поднять и поставить его на тележку. Убедиться, что бак встал точно посередине и переходить к следующему. На тележку помещалось по два бака и с каждой новой ходкой, занимающей на все про все четверть часа, я по капле терял силы, с удовольствием ощущая мышечную усталость.

Представь навязанную тяжелую работу каторгой — и взвоешь от ярости и отчаяния, чтобы взорваться гневным матом и послать все к чертям. Реши, что это тренировка — и захочешь зайти как можно дальше, чтобы узнать свои пределы.

Благодаря вывозу мусора я разглядел мусорную яму во всех подробностях, с грустью убедившись, что она не представляет из себя ничего интересного. Просто выложенный кирпичом глубокий кирпичный бассейн. Подкатил бак, вставил в специальное устройство, закрепил, «кувыркнул», дождался, когда выльется весь поток помоев, поднял с мокрого пола шланг, открыл кран и сильным напором горячей воды вымыл контейнер, морщась от бьющего в лицо пара и жалящих капель. Снять пустой бак, отставить в сторону, повторить процедуру с оставшимся полным. Вернуть тару на тележку и пуститься в обратный путь. И так много раз подряд. Вскоре я выучил маршрут наизусть и был уверен, что пройду по нему даже с завязанными глазами. В ведущем к нему коридору было всего три двери и все они были открыты настежь, показав какие-то трубы и идущую по стене экранизирующую решетку, а еще все необходимое для мелкого ремонта и влажной уборки. Я не обнаружил никаких люков в стенах, полу или потолке, а из примечательного была лишь довольно глубоко протоптанная или вернее прошарканная тропа в кирпичном полу — здесь ходили поколения чернорабочих вроде меня.

Когда мне велели остановиться, я удивленно развел руками — могу ведь продолжать. Усмехнувшийся одноглазый старик в повязанной на голове серой косынке меня успокоил — просьбу мою, переданную Василием Азаматовичем куда надо, решено удовлетворить и я перехожу в ночную смену. Но радоваться нечему — первая смена уже сегодня, начинается незадолго до полуночи, а заканчивается ближе к восьми утра. Основную массу отходов вывозят как раз ночью, плюс тогда же кухни отдраивают до блеска и завозят продукты для утренней смены. Поэтому иди-ка ты, Тихон, спать, чтоб на всю ночь сил хватило…

Поблагодарив за совет, я засунул натруженные руки в карманы уже испачканных штанов и пошел было по коридору, но одноглазый велел задержаться, сунул жесткую как полено руку для рукопожатия и тихо предложил часам к девяти вечера собраться в комнате досуга на небольшие посиделки. Кивнув, я пообещал явиться и на этом наш разговор завершился.

Шагая к своей комнате, я крутил в голове схему всех пройденных коридоров и кухонных отделов, отметая те из них, где не могло иметься нужной нам технической комнаты. Искать надо в другом месте — там, где я пока не бывал. И к этим направлениям относятся помещения над кухнями, откуда наблюдало одинокое начальство, а также та погруженная в темноту немалая часть залов… Ну и еще я приметил узкую железную дверь, находящуюся совсем рядом с «кормильней», но пока не знал, что за ней скрывается.

Но я не унывал — раз уж меня пригласили пообщаться вечерком, то что-нибудь полезное я точно разузнаю…

* * *

Самой большой сложностью оказалась попытка заснуть в своей новой теплой, безликой комнате, которую я на подсознательном уровне воспринимал каменным мешком. Западней, куда я вошел по собственной воле, причем безоружным, а теперь еще и разделся, улегся в кровать и вот я жду, когда внутрь ввалятся наконец-то прозревшие охранники, чтобы схватить меня и поволочь на допрос или даже казнь. Дверь была снабжена внутренней щеколдой — и я ее задвинул — но понимал, что ее можно выбить одним легким ударом. В коридоре то и дело кто-то проходил, шаркал, кашлял или сморкался, кого-то вполголоса окликал — в общем ничего особенного, обычная рутинная повседневность, неотличимая от жизни в Холле или Центре нашего убежища. Хотя там больше народа и соответственно больше шума. Обычно такой шум служит убаюкивающим фоном еще с древних времен — ведь раз люди там на улицах просто ходят, покашливают и мирно переговариваются, значит, нет никакой опасности и можно спать спокойно. Но это в том случае, когда ты свой среди своих. А я здесь чужой и темные мысли продолжают лезть в голову.

Причем некоторые вопросы вполне резонные, а отсутствие на них логичного ответа вызывает еще большую тревогу.

Разве где-то там в потенциально обязанной быть диспетчерской или любом надзорном органе вроде помещения с консолями управления, экранами и сидящими за ними суровыми людьми с усталыми внимательными глазами не ведется банальный бумажный журнал, отмечающий срабатывания телепортационной установки? Той установки, что находится неподалеку отсюда и служит для доставки новых рабочих, а не продуктов питания или избавления от мусора.