ПереКРЕСТок одиночества

В эфире в голос плакал Ворчун. Рыдал. Вопил. Матерился. Слышался звон разбиваемых бутылок. Голос Марии доносился до нас сквозь эту какофонию. И голос ее медленно затихал.

– Как же так – бормотал Арни – Как же так, мать вашу? Как же так?!

– Мария! – крикнул я – Мария! Я сберегу архив! Найду и сберегу! Обещаю! Слово даю! Обязательно спасу! И вы меня простите коли обидел чем. Молитва будет. А вы держитесь там покрепче – вдруг да удастся выжить! Всякое бывает! Держись крепче! Голову чем-нибудь обмотайте мягким. Всю одежду оденьте! Верьте!

– Спасибо тебе, мальчик. Спасибо. Я бабка крепкая! Может и переживу. Да нет! Точно пере…

Ее крест неуклюже кувыркнулся, врезался в келью идущую внизу. Осколки… уже два креста полетели вниз. Провалились в облака подобно камням. Голос Марии исчез…

– Мария!

– Марьюшка-а-а-а-а! – в вое Ворчуна не осталось ничего человеческого – Марьюшка-а-а-а…

Он же ниже… наверняка сейчас видит несущиеся к земле кельи окруженные обломками…

– Зачем я тебя отговорил! Зачем?! Зачем?! – выл Ворчун – Что я наделал? Что я наделал?!

Точно… он же предложил ей остаться наверху. Получается все же забрал накопленное вино и нырнул вниз, пропустив рывок третьего рычага. И сейчас во всем винит себя… Реши она спускаться сегодня вниз – не дернула бы третий рычаг. Ворчуну сейчас не позавидуешь…

– Я иду, Марьюшка – хриплый рычащий голос звучал так, будто его обладатель уже умер – Я иду к тебе… не переживай, светлая моя, радость моя, сердце мое… я иду к тебе…

– Ворчун! Что задумал?! – заорал Арни – Не вздумай! Не вздумай!

– К черту тебя! Всех вас к черту! К черту Столп! И в сраку тюремщиков! Ублюдки! Чтобы вам всем сгинуть! Будьте прокляты!

– Ворчун…

Я молчал, сжимая в руке рацию, из которой рвался крик Арни.

– Ворчун! Не надо! Не вздумай! Ворчун! Эй! Да ответь же! Ответь! Не надо, слышишь? Не надо?

Тишина…

Подняв рацию, хотел что-то сказать… но так и не щелкнул тумблером. Мягко опустил устройство на пол. И пошел к устроенному святилищу, продолжая слышать заходящегося криком Арни. Зажег все свечки. Стоя перед половиком с повешенным на него крестом, глядя на огоньки свечей, тихо затянул молитву.

– Упокой, Господи, душу рабы твоей Марии…

– Ворчун! Ворчун! Да что же это, а? Что же это? Ответь! Не надо!

– …и прости ей все согрешения вольные и невольные…

– Ворчун! Мария! Что же это… что же это?

– … и даруй ей Царствие Небесное.

Молитву я читал долго. Повторял все запомнившиеся слова, щедро добавляя туда обрывки незнамо откуда пришедшие в голову. Нес околесицу. Но говорил искренне.

– Ты сирых хранитель, скорбящих прибежище и плачущих утешитель. Молю тебя, не наказуй вечным наказанием усопшую рабу божью Марию, но даруй ей царствие небесное…

Рация продолжала шуметь. Но из нее шли уже не слова, а плач. На этот раз плакал Красный Арни. Тихо всхлипывал, шепотом ругался, шмыгал носом. На пару мгновений прервавшись, я сходил за рацией, поднес к губам и начал с самого начала:

– Упокой, Господи, душу рабы твоей Марии и прости ей все согрешения вольные и невольные…

Сначала Арни затих. А вскоре начал повторять за мной. И в рации звучало уже два голоса, читающих заупокойную молитву. Наши голоса, возможно, звучали сейчас еще в двух кельях. В келье Марии, что уже покоилась разбитой на земле. И в кресте Ворчуна, затихшего и не откликающегося на зов. Если он не исполнил своего намерения и не наложил на себя руки – есть шанс что наши голоса и слова молитвы вернут ему трезвость мыслей.

Читали мы долго. Не меньше получаса. Закончив очередной круг, я тихо позвал:

– Арни.

Тот откликнулся через минуту. Шмыгнул носом, кашлянул, столь же тихо ответил:

– Да…

– Держись. Ради них. Ради Кости. Ради Марии. Ради Ворчуна. Держись.

– Почему вот так происходит, Гниловоз? Почему?

– Никто не знает, Арни. Никто. Ты просто держись.

– Поговорим позже.

– Хорошо. До связи.

Вот и поговорили…

Сев напротив половика, надолго задумался. Кормильню я пропустил. Только сейчас вспомнил, что слышал ее манящий зов. Но даже не обратил тогда внимания, наблюдая за гибелью Марии.

Почему так происходит, Гниловоз.

Отличный вопрос, Арни. Но тебе не ответит никто. Никогда. Потому что ответа на этот вопрос нет. В этом я убедился давным-давно. Дерьмо просто случается. А тебе приходиться преодолевать последствия и жить дальше. Вот и все.

И этому меня тоже научила бабушка. Когда я ревущий пришел домой с разбитой коленкой, она меня утешила, выслушала мои перемежаемые всхлипываниями жалобы на несправедливость мира. В тот день я единственный из всех мальчишек и девчонок упал с забора. Разбил коленку. Но это ерунда. Мою детскую душу ранил хохот сверстников, не преминувших показать, как смешно я упал, как испуганно кричал и какое перекошенное было у меня лицо. Почему упал именно я? Почему не рыжий толстый Васька? Почему не худощавый Борис? Почему именно я упал и стал объектом насмешек?

Почему, бабушка?

– А нипочему – ответила мне бабуля и показала пальцем вниз – Смотри. Видишь муравьишку перепачканного? На него Зорька лепеху уронила.

Мелкий муравей, несущий на спине кусочек навоза, удалялся от большой навозной лепехи.

– И что? – всхлипнул я.

– А ничего. То-то и оно, внучек – ничего. На него целая лепеха упала! А он выбрался – и побежал себе дальше. Не стал кружить вокруг да около, не стал спрашивать – почему именно на меня? Выбрался – и побежал дальше по своим делам. Чего в прошлое оглядываться? Вот и ты так поступай! Беги себе дальше! Не оглядывайся!

В тот день бабушкино пояснение меня ничуть не утешило. Ей пришлось выдать мне большой стакан молока и медовый пряник. Но это воспоминание навсегда засело в памяти. И уже взрослым я не раз и не два вспоминал его в трудные моменты жизни.

– Беги себе дальше, Арни – тихо сказал я – Не оглядывайся. Иначе из-под лепехи не выберешься.

Посидев еще пару минут, встал. Потушил свечи, вдохнул запах дыма. И начал осторожно снимать навешанные бутылки, крест, а следом и половик. В душе шевельнулся глупый жутковатый страх – сейчас сниму половик, а за ним цельная нетронутая зубилом кирпичная стена… Но контуры дыры обнажились сразу и глупый страх отступил. Я вытащил кусок стены и отправился завтракать. Наскоро перекусив, умылся, смывая сонливость и недавно пережитое. Заставил себя совершить пробежку. Чтобы взбодрить тело, убрать утреннюю слабость и заторможенность. Сейчас мне потребуется максимум моей ловкости и осторожности. А еще придется немного померзнуть… места там маловато…

Стащив с плеч одеяло, надел плащ, подпоясался веревкой, затянул шнурки, засунул за пояс отвертку и молоток. В руке фонарик.

Я готов. И в душе больше нет сомнений. Отсюда надо срочно выбираться.

Забраться внутрь оказалось несложно. Пробитая дыра достаточных размеров. А вот выпрямиться в полный рост – это потребовало изворотливости и усилий. Расстояние между решеткой и внутренним корпусом большое. Но на решетке закреплены вращающиеся шестерни, кое-где торчат железные «грибы» неизвестных устройств, протянуты пучки проводов, изредка движутся тонкие тросы. Пахнет… здесь сложный запах. Пахнет пылью, немного сыростью, металлом и гарью. И здесь шумно. Шестерни движутся удивительно тихо, но порождаемый ими совместный шум похож на безостановочное шипение с редким «поскуливанием», когда одна из шестерней вдруг скрипнет.