ПереКРЕСТок одиночества

– Молитву одну и ту же читаю. Может стихи попробовать?

– Молитва помогает?

– Ага.

– Вот ее и держись! Мне так думается – каждому свое. Есть тут Марфа Пантелеевна одна. Так она частушками похабными спасается. И ничего – помогает. Живет себе спокойно.

– Живет спокойно… мы в тюрьме.

– Человек такая гнида, что везде обустроится – философски вздохнул Шериф и плеснул себе еще немного самогона – Ты вот молод еще, до финального звонка тебе далеко. И не задумываешься поди. А я вот думаю частенько – когда срок в сороковник отрублю и получу свободу… захочу ли ее? Здесь тепло, я здесь обжился. Тут моя территория, понимаешь? А там… там все новое и непривычное…

– Хм… - задумчиво изрек я – Может это тюремный синдром? Или как его называют? Когда выпущенные после долго срока узники тут же снова нарушают закон, чтобы скорее вернуться на родные нары… читал пару статей об этом.

– Может и синдром… ты вот многое знаешь о земле под нами?

– Видел постройки кое-какие. Море снега и льда. Вроде люди живут.

– Скорее выживают – не согласился со мной Шериф – Выживают! Там дармовой кормежки не будет. Никто не порадует медовым кексом и бутылкой вина. Там холодно и темно. Смекаешь?

– Но там свобода.

– Свобода… молод ты еще, чтобы про свободу думать. Где там свобода? Тут ты сам по себе. А там? Придется с кем-то договариваться, где-то искать еду, думать, как согреть жилище. Бояться удара в спину…

– Но револьвер при себе носите и здесь.

– Ношу – с готовностью ответил ковбой – И здесь опасности есть. Про черного тюремщика слыхать приходилось?

– Рассказывали про такую байку.

– Говорят недавно снова он оскал показал – Константина прибрал.

– Я видел смерть Кости – не стал скрывать я – Сам видел. Он покончил жизнь самоубийством. Чтобы не мучиться от диких болей. Аппендицит у него проснулся. А прооперировать некому.

– А кто тебе сказал, что у него аппендицит?

– Он сам. Да и место болей характерное.

– Может и так – дернул щекой Шериф – Может и так. А может вколол ему черный тюремщик дрянь какую – и готово. Через пару деньков зараза вколотая проснулась и начала Константина жрать. Чертур исподтишка действует – на то он и черт. Войдет пока ты спишь, дело свое темное сделает и уйдет. А ты проснешься, делами рутинными занимаешься и даже не ведаешь, что уже как есть мертв.

– Так если спишь – как поймешь, что тебе вкололи дрянь?

– Кто знает. Но револьвер у меня всегда при себе. Так скажу – может и не проснусь. А может приоткрою случайно глаз – и коли увижу тень над собой черную… пальну без раздумий!

– Сурово…

– А то! Ну, выпьем!

И мы выпили. Затем снова вернулись к анекдотам. Еще от меня потребовали рассказать, как там сейчас современная жизнь – в том мире, на Земле. В России, в частности, и в мире в общем. Я рассказывал долго. Шериф слушал и потихоньку накачивался самогоном, именуемым им техасским виски. Мы может и дольше бы общались, глядя друг на друга через импровизированную барную стойку и прозрачное окно, но раздался знакомый лязг. Едва успел вернуть допитый бокал и попрощаться, как ставни опустились. Чалка закончилась. Наши кресты разошлись.

Постояв немного перед металлическим щитом, отрезавшим от интересного собеседника, прогнал в голове нашу беседу от начала до конца. Ну… так себе. Мало полезного узнал. Но время провел неплохо. Теперь надо трезветь. Выпил вроде немного, но самогон забористый.

Пока плелся до задней части кельи и накачивался до отвала водичкой, решил, что спать отныне буду с отверткой в рукаве и молотком под боком. Кто знает – может во всех этих страшных байках про Чертура есть зерно правды. И если и впрямь однажды вдруг проснусь и увижу нависшую над собой мрачную тень – ударю без раздумий.

Зазвенело. Крест успел занять позицию и давал знак, что готов к стрельбе. Дернув за третий рычаг, постоял у кормильни, что вскоре разродилась подарком. Вино, средних размеров жареная рыба на хлебном подносе, немного зеленого лука. Прекрасный ужин для одиночки. А это что? Свернутый матерчатый бинт. Ну надо же какая забота о усердном узнике – вдруг он пальчик поранил? Пьяная язвительность сменилась радостью – бинт в хозяйстве всегда пригодится.

Отнеся еду к столу, вспомнил и включил рацию. Щелкнул пару раз тумблером, посылая в эфир щелчки.

Через пару секунд раздался жизнерадостный голос Марии:

– Как прошла пьянка с Шерифом?

– Отлично – невольно улыбнулся я заговорившей рации.

– И стоило ли того? – чуть сварливо вклинился Красный Арни.

– Не завидуй – хрипло хохотнул незнакомый мне голос – Но да – пить надо меньше, дел делать надо больше!

А это наверняка Ворчун…

– Как наши дела? – снова Арни.

– Продвигаются. Интересного прибавляется. Подробности при встрече.

– Вот же ты конспиратор! Не томи!

– Подробности при встрече – не собирался я сдаваться и, чуть подумав добавил – К чему лишний риск?

– Мальчик дело говорит! – согласилась Мария – Куда торопитесь, старичье? Хватит шамкать и давить на ребенка! Так… чья сегодня очередь новости рассказывать? Ворчун? Ты у нас недавно нырнул. Тебе и говорить.

– Да было бы о чем…

– Рассказывай! А ты, Гниловоз, тоже слушай. Надо быть в курсе новостей.

– С удовольствием – ответил я и, поставив рацию на стол, принялся ужинать, не забывая прислушиваться к бубнящему устройству.

Ворчун «разгонялся» долго, кашлял, недовольно бухтел, но все же начал говорить. Отщипывая по волоконцу невероятно вкусную рыбу, я внимательно слушал. Не каждый день приглашают на новостную сводку.

Вскоре стал ясен принцип действий клуба шахматистов. Где-то раз в пару недель, а иногда и чаще, они отправляли вниз одного из своих членов. На несколько этажей ниже. Туда, где чалки еще есть, где возможен обмен. Разведка и торговые операции. Крест избранного разведчика нагружали вином и едой, после чего он «проваливался» и пару недель проводил на нижних этажах. Общался, узнавал новости, выменивал ценности. Поднявшись снова наверх, делился новостями и ценными предметами. Вот так они свое благосостояние и наращивали год за годом.

Так они узнали и про меня – про новичка на горбатом кресте, что вынырнул из стылого тумана и свечой пошел вверх, отважно дергая за третий рычаг.

Про ценности никто ничего в точности не сообщал, но Ворчун упомянул, что распродал весь алкоголь. Стало быть, не без прибытка возвращается. Еще он раздобыл несколько исправных механических наручных часов, теплую меховую куртку, пару резиновых сапог и рыболовные принадлежности. Про золото или серебро в эфир не прозвучало ни слова. Видимо из-за меня – кому доверяли еще мало, хотя потихоньку начинали причащать к внутренней кухне и тайнам сообщества.