Перекресток пяти теней

— А этот неправильный. Короче, вытащил и мать, и дитя с того света, но без силы смерти не обошлось. Потому Витька у нас теперь водяной конь.

— Кровожадный? — уточнила Василиса.

— Вегетарианец, — фыркнула китаянка.

Дальше Денис решил не слушать.

В человеческой форме келпи был тучен, высочен и щекаст. При этом обладал обаятельной улыбкой и казался добряком, которого назвать кровожадным никогда не повернулся бы язык. Вот кого стоило бы фотографировать для плакатов бодипозитивщиков.

— Тоже не наш вариант, — прошептала Василиса, когда китаянка переключила внимание на соседку слева.

— А жаль, — заметил Денис.

— Понравился?

— Ничего против лошадей не имею.

Она качнула головой, отчего рыжий локон смешно упал на лоб и очень захотелось его стряхнуть. Денис сдержался: жест показался ему интимным и провокационным.

— Ох уж эти человеческие заморочки, — проворчала Василиса и поправила прическу сама. — Куча недоговоренностей и тайных знаков. В галантном веке один язык вееров чего стоил.

— А у вас иначе?

— У нас принято вербальное общение, малыш, — усмехнулась она. — Ничего не мешает подойти и спросить.

— Так и почему это не мой миф? — поинтересовался Денис. — Даже как-то обидно немного.

— Он же келпи: туман над водой, реки, озера, круговороты — вот это все. Чтобы оседлать его, самому одной ногой в царстве мертвых находиться нужно.

— А кто ж у него за наездника?

— О комплексе Экзюпери слышал? Кто жизнь спас, тот за нее и в ответе, — она повела рукой в воздухе, изображая нечто аморфное и усмехнулась: — Некромант.

— Так может, тот специально?

— Делать ему больше нечего, — фыркнула Василиса.

Денис проводил взглядом светловолосую лебедицу с толстой косой до пояса, величественной осанкой и скользящей походкой, одетую в белое расклешенное к низу платье с короткими рукавами-воланами. По его мнению, не хватало лишь месяца на затылке и звезды во лбу.

— А их называют от худших к лучшим?

— Не-а, можешь губу не раскатывать. В первую очередь вызывают отличников, а вот затем — тех, у кого внутренний зверь с норовом. Потому, считай, тебе уже не повезло.

— Ой-ой-ой, — передразнил Денис. — Слушай… а если я, скажем, подружусь с какими-нибудь медведями. Они ж отгонят волчицу легко.

— Вряд ли. Даже если вы оба болеете за один футбольный клуб, ничего не выйдет: слишком разные. Ты попросту не выдержишь того ритма, в котором живет обычный метаморф — не хватит ни моральных сил, ни физических возможностей. Алкоголь на сверхов почти не действует, потому пьем мы неприлично много, стараясь поддерживать состояние опьянения. И вот представь: у твоего приятеля не в одном глазу, а ты уже дрыхнешь под столом. Или пойдете вы в спортзал. Для него отмахать половину марафонской дистанции — легко размяться, а с тобой что будет? И так во всем. Очень скоро ты не сдюжишь, а ему станет скучно.

— Но ты…

— Мой кот тебя выбрал, — сказала она честно. Наверное, стоило обидеться: выходило, как человек Денис тоже Василису не привлекал. Однако не выходило: было бы гораздо хуже, начни она лукавить. — Он бы никогда случайно не упал. Не знаю уж, чего именно увидел: кошки существа волшебные, одновременно обитающие во всех мирах. Они понимают суть людей и вещей. Возможно, тебе предстоит сделать что-то очень значимое, а может, встретишь девушку и у вас родится некто очень нужный — не знаю. А раз так, то я должна тебе помочь и сохранить.

— Ясно… потому никто из других колдунов и ведьм нам не помощник?

— Мы очень себялюбивые, практичные твари, Денис. Не обманывайся и не ведись на яркую внешность. Я сама — очень слабая, почти человек, потому и смотрят на меня косо, словно на пустое место, но потому я и с людьми чувствую себя нормально, могу общаться спокойно. И с тобой очень тепло, мне нравится. Потому не только в Кузе дело.

— Учту, — сказал Денис, чувствуя легкое разочарование.

— Ну не унывай. Некроманты, пожалуй, лучшие из всех нас, а к их силе притерпеться вполне можно. Вот недавно, например, глава Гильдии спас человека, и тот вполне хорошо чувствовал себя в его обществе, не испытывая ни малейших проблем. У нас уже слухи пошли один другого удивительнее. Мол, Некр наконец-то взял в ученики кого-то из людей, а может, и вовсе якорем обзавелся.

— Чем?

— Любой некромант живет на грани нашего и потустороннего миров и тот, другой, мир его тянет. Они потому и зовут его то Навью, то Ирием, то Тридевятым царством. Сам Некр точно родился где-то на юге, если не на другом континенте, но предпочитает именно эти наименования. Чем некромант сильнее, тем больше ему хочется уйти, и нужен кто-то, держащий его в реальности, — якорь. Человек или сверх. Причем, если уж стал якорем для некроманта, жить будешь очень долго и умрешь молодым… ну, относительно: кто-то остановится на сорока годах, другие — на пятидесяти или тридцати.

Глава 17

— Так… — протянул Денис, глядя на огненный росчерк, повисший в воздухе, — на этого я сам не сяду. Это же сжечь себе все ниже спины. Я дорог себе как есть, а не с обожженным достоинством.

Василиса, не удержавшись, прыснула в кулак.

— Вообще-то, если феникс захочет иметь с тобой дело, то и его огонь не сожжет. И обычный тоже: хоть угли из костра таскай или в духовой шкаф без прихватки лезь. Но знаешь… снова не твой случай.

Он и сам уже видел. Спрыгнув с возвышения, проигнорировав короткую трехступенчатую лестницу, загорелый рыжеволосый парень с глубоко посажеными черными глазами первым делом обнял худенькую девушку в синем брючном костюме — совершенно непримечательную, бледной серой внешности, но чем-то очень привлекательную. Так в букете крикливо-красных роз взгляд обязательно привлечет одинокая ромашка.

— Остается Злат, — проронила Василиса и, поднеся ладони к щекам, воскликнула: — Ой, мамочки…

— А что не так с этим Златом?

Вместо ответа Василиса указала на возвышение, куда взбежал высокий парень: немного угловатый, словно еще не вырос окончательно, с нервными, резкими и порывистыми движениями. Со стороны казалось, будто он не в состоянии устоять на месте.

— Мистер торопыга, — произнес Денис, пожимая плечами. Он производил впечатление редкостного разгильдяя, неспособного усидеть неподвижно ни минуты.

Волосы очень светлого, практически лунного оттенка он заплел в тугую косу, но те лежать, как положено, не хотели, выбивались отдельными прядками на висках и спускались на плечи. Смуглая кожа и черные брови с ними не сочетались совершенно. Цвет глаз с такого расстояния понять невозможно, но Денис почему-то сразу решил, что они изжелта-оранжевые, которые можно назвать карими лишь при очень сильном желании.

— Где-то я читал, что сочетания светлых волос и темных глаз, как и наоборот, черной шевелюры со светло-серыми глазами — считается генетическим уродством, — задумчиво проговорил он. — А у сверхов подобное — норма.