Перекрёсток

«Тётя Надя», – спохватился он. Сделав глоток, мастер направился за телефоном, забытым в кармане куртки.

Привычным движением перезагрузил аппарат. Тот попросил пароль. Четыре нуля, назначенные Семёном открывать эту сокровищницу тёти-Надиных контактов, без труда пустили чужака.

«Легко отделался», – подумал мастер, радуясь, что не пришлось снимать экран и копаться в сложной начинке. Посыпались уведомления о непринятых звонках и сообщениях. «Михална» – двенадцать звонков, «Верочка» – три, пара сообщений с неизвестных смартфону номеров.

«Надо вернуть мобилку, бабуля наверняка места себе не находит», – парень накинул куртку и отпер дверь квартиры. Скользнув по ней взглядом, в очередной раз приметил, что в причудливом рисунке из мебельных гвоздиков, создающих пухлые геометрические ромбы на дерматиновой обивке, не хватает нескольких шляпок, и проволока неопрятно обвисла. Он отвёл глаза от давешней недоделки и решительно толкнул дверь плечом. «Сделаю, обязательно сделаю!» – пообещал он себе, выключив свет.

За порогом стояла тётя Надя, поднявшая руку к кнопке звонка, но не успевшая нажать клавишу. Женщина была взволнована. Лицо её пылало ярким румянцем. Волосы растрепались от быстрой ходьбы, красная вязаная шапка съехала на затылок. На щуплых плечах лежал мохнатый шерстяной платок, наброшенный поверх тонкого домашнего платья. Идти хоть и недалеко, минут пять а всё же прохладно апрельским вечером. Торопилась. Вид у неё был воинственный. Похоже, что дело безотлагательное. Такое, как если бы сломалась микроволновка у президента, и некому было бы её починить, но вдруг вспомнили о безвестном мастере Пинеге. Опережая любые возражения, она решительно выпалила:

– Симеон, даже не смей возражать! Идёшь со мной! Судьба твоя на перекрёстке.

Соседка сверкнула глазами, как пантера перед прыжком, забрала телефон из рук обомлевшего парня и жестом приказала следовать за ней.

3

Надежда Ивановна Семиглазкина для Семёна была родственницей без родства. Он помнил её с детства. Старушка, которую местные прозвали Семиглазкой – элемент ландшафта, достопримечательность, сторожевой маячок. Как те четырёхэтажки, что за полстолетия поросли мхом, и кажется, что они тут стоят с сотворения мира. Как речка, что течёт у подножия пригорка, и где Семён ловил своих первых ротанчиков и карасей.

Вот он, Симеон Пинега, идёт с матерью за руку в детский сад. Тётя Надя машет им рукой, догоняет, суёт в руки ему, пацанёнку, печенюшку. «Спасибо, Надейда!» – благодарит он её, и все смеются. Вот Сёмка-второклассник скатывается с ледяной горы на портфеле, теряя на спуске тетради.

– А ну, вернись! – кричит Семиглазка, идущая по тропке с санками, нагруженными тюками и пакетами. – Тетради собирай, все порастерял!

Помнит он, и как во время болезни матери старушка подолгу была у них дома, ухаживала, помогала. Потому безропотно последует за ней хоть куда. Доверие между ними скреплялось годами.

– Надейда, что стряслось-то хоть? У начальника разведки робот-пылесос вышел из-под контроля? – попытался разрядить обстановку мастер.

Женщина, целеустремлённо идущая по дороге, будто ледокол по каналу, резко развернулась. Направив крючковатый указательный палец в нос юмористу, тоном, не терпящим возражений, она ответила:

– Сёмка, – и осторожно оглянулась по сторонам, как если бы за ними кто-то следил, – о таких вещах нельзя в темноте разговаривать. Боюсь. Такие силы в игру вступили! Дома у меня безопасно. Топай быстрей, скоро узнаешь.

Ястребиный прищур в исполнении Надеждиных глаз был совершенно незнаком Семёну. Весь её облик сейчас был чужим. Бабуля распрямила спину, сцепила кулачки. Забавная шапчонка алого цвета, придававшая ей сходство с мухомором, сейчас будто горела огнём.

«Тётя Надя водит дружбу с инопланетянами, и в ней проснулись сверхспособности? Как выпадет из-под шерстяного платка щупальце…» – мыслями-шутками развлекал себя Семён, не переставая удивляться – как он пропустил момент, когда в этой крошечной пожилой женщине проснулся воин.

– Давай заходи, – беспокойно толкаясь на коврике у входа в квартиру, скомандовала бабуля. – Тапки надень – пол холодный.

Она оставила гостя в коридоре и шмыгнула на кухню.

Шаркая дежурными шлёпанцами, Семён направился следом за хозяйкой и осторожно заглянул в дверной проём. Малюсенькая кухонька была чисто прибрана. На столе, покрытом цветастой скатертью, стоял старенький ноутбук. Окна – в кружевах лёгких занавесок. Подоконник – в цветах. Два деревянных табурета. У одного из них была поломана ножка, и Семён уже дважды его чинил. Именно на него ему было велено сесть.

Тётя Надя отточенными движениями метала на стол. Тарелка с сосисками в центр, две кружки сбоку. Хлеб в пакете.

– Шеф, мы что, ужинать собрались? Что происходит-то? – ёрзая на сиденье, поинтересовался Семён.

– Это не тебе, – зыркнув на собеседника, бросила старушка, – мне нужно есть, чтобы Бездна не высосала из меня всю энергию. Не трожь сосиски, мне самой может не хватить. Не знала, что придётся погружаться сегодня. Тебе водичка – мысли должны быть чистыми.

Она придвинула блюдо к себе. Опасливо взглянула в темноту коридора, поёжилась, хотя было тепло, и задёрнула дверной проём клетчатой шторкой. На Семёна нахлынуло волнение, в горле пересохло. Рука потянулась к чашке с водой, он сделал жадный глоток, но легче не стало.

Откусив сосиску, бабуля бросила на стол листочек в клетку:

– Твоё?

Знакомый витиеватый почерк и загадочные слова «Судьба… Институт…».

– М-моё…

– Значит так, – начала Надежда, косясь на записку, – это послание. Ты, мой друг Симеон, на перекрёстке. Жизнь предъявит тебе счёт, если ты свернёшь и не выполнишь данные тебе судьбой задачи. Слишком долго прячешься в своей норе со всем этим сломанным хламом. Похоже, что ты уже проехал свою остановку, и не один раз…

– Тётя Надя, вы кто? Пророчица? Может, не стоит так волноваться? Ну, нашёл случайно в часах. Мало ли кто написал, студентка упражнялась в каллиграфии?

– ВИЖУ я, дружочек. Давно за грань понимания заглядываю, с юности. Мало кто об этом знает. Огласка мне не нужна. Это труд большой, каждый сеанс требует сил, до изнеможения. Помогаю лишь тогда, когда знаю, что человек на перепутье. Ты мне не чужой, Симеон. – Она глубоко вздохнула, запихнула в рот сосиску и принялась бодро жевать.

– Что за перекрёсток-то? – не унимался парень.

– Пристегни ремни, малыш, – тётя Надя положила в рот кусок хлеба и стряхнула крошки с ладоней, – судьба тебя подталкивает к действиям. Активным, – подчеркнула старушка, тыкая новой сосиской в грудь собеседника.

«Так вот ты какой, перст судьбы», – разглядывал колбасное изделие Семён, пока оно не исчезло во рту Семиглазки.

Дальше произошло абсолютно невообразимое! Оракул стащила с головы вязаный берет, небрежно бросила перед собой на стол и хлопнулась в него лицом. В правой руке она сжимала надкусанную сосиску. Левая держала мятый клетчатый листок, на котором виднелись тонкие буквы с завитушками. Старушка замерла. Со стороны казалось, что она не дышит. Стало тихо, было слышно, как отстукивает шаги стрелка пластиковых настенных часов.