Перекресток

– Ну, кто со мной кон раскидает?..

Плюгавый солдатик с жиденькими рыжими кучеряшками и сальной ухмылочкой поспешил поднять кости и преподнести их мне на ладони, как на подносе. Играть он явно не собирался.

– Чтоб тебе, мерину драному, плешь вспучило!
– рявкнул я в его наглую рожу - и добавил еще кое-что из столичного армейского лексикона, про его неразборчивую мамашу и похмельного Инара. Слава богу (какому?), натаскался, из Дома бегая...

Наступила восхищенная тишина. Потом из задних рядов протолкался рыжий лохматый детина в расстегнутом мундире.

– Ну, я играю!
– заявил он таким тоном, словно собирался немедленно дать мне по морде.

– Ну так играй, а не мельтеши, как вошь под рубахой!

– я хлопнул рукой по нарам рядом с собой.

Детина гнусаво хихикнул и кинул на кон две медных монеты. Я поддержал компанию. Выиграв, мой партнер довольно осклабился, сгреб деньги - и дальше игра покатила в полный рост, как любили выражаться солдаты. Я пару раз проиграл - для затравки, потом пару раз выиграл - для престижа, а там игра завертелась сама собой. Менялись партнеры, росли ставки, деньги гуляли из рук в руки, солдаты прочно уверились, что я - свой парень, и обращались просто по имени; мы хлопали друг друга по спинам, хохотали над грубыми мужскими шутками, и пора было переходить к следующей стадии моего плана.

– А не выпить ли нам, братва?
– осведомился я как бы между делом.

Хохот смолк, выдвинутая мною идея была всесторонне обсуждена и с сожалением отставлена в сторону.

– Выпьешь тут, как же...
– физиономия детины вытянулась и стала кислой-кислой.
– В заначке пусто, а зараза Зархи, кобель жареный, злобствует, что в столицу не взяли! Слова лишнего не скажи... так поднесет, что неделю похмеляться будешь...

– Сообщаю, парни, - я таинственно понизил голос до шепота, противник надрался и потерял бдительность, самое малое, на сутки, а ключи от сотникова погребка - у меня в кармане. Слазим за бочонком?

– Ну да, - недоверчиво протянул один из солдат, - Зархи, чтоб напиться, как раз бочонок и нужен. И то неизвестно, хватит ли...

– Кто мне не верит, - я рубанул ладонью по краю нар, - пошли смотреть! Пригодитесь - бочонок тащить. Гулять - так гулять!..

Слово "гулять" возымело магическое действие. Вызвались двое - мой первый партнер по игре, несколько обогатившийся за мой счет и теперь согласный на все; и плюгавый подлиза, выискивавший скрытый подвох.

Подвох, конечно, был, но вряд ли солдатик мог догадываться о его истинной сути.

Разумеется, факты подтвердились - Зархи сочно храпел, и от него за лигу разило дешевым вином; солдаты радостно отволокли капрала на его койку, пару раз уронив по дороге - а бочонок с вожделенным содержимым только и ждал, чтобы его перенесли в казарму.

Верзила тут же отогнал всех интересующихся и взвалил драгоценный груз себе на плечи, и, пока мы шли, плюгавый все крутился под ногами, пытаясь поддержать, потрогать, рассмотреть или хотя бы поинтересоваться - не нужна ли какая помощь?..

Наше появление было встречено восторженным воплем. Присутствие известного труса и перестраховщика - плюгавого - убедило казарму в полной безопасности происходящего, и веселье стало казарменным в прямом смысле этого слова.

Мне не удалось отвертеться, и пришлось выпить два или три кубка. Ну что ж, это еще не самый худший вариант...

В самый разгар я бросил новую порцию дрожжей в уже готовое сусло:

– Парни, а вы что тут - совсем без баб?

– Да не то чтобы совсем... Иногда вот в самоволку по деревням рванешь... ну а там уж - как повезет...

– Ладно тебе, не трави душу!.. В той деревне всех телок - три старухи да корова!..

– И мужья с кольями лезут... А пришибешь кого - начальству доносят!.. На сутки с полной выкладкой ставят, в панцире - на солнцепек!..

Я сочувственно поцокал языком и разлил остатки вина.

– Ну, а на Празднество Сиаллы слабо сбегать?

– Да мы бы хоть сейчас... только сотник...

– А что - сотник? Он - в столице, а мы - здесь. Откуда ему знать?

– А Зархи? Язык до пупа, болтанет сгоряча...

– Ваш Зархи до утра во сне копытом бить будет. А если что и заподозрит - так скажете, что напился и в горячке невесть что увидел!..

– Верно, братва! Пошли!..

– Стремно как-то... Неровен час - проснется капрал...

– Да хрен с ним, с капралом!..

– Плевать мы на него хотели!..

– Собирайся, парни, время не ждет...

Обо мне уже успели забыть, и я под шумок протолкался к выходу и выскользнул из вопящей и гогочущей казармы.

Дело было сделано. А зелье в вине не даст их порыву остынуть - это я ощущал на собственной шкуре, торопя коня и ерзая в седле...

ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ГРОЛЬН ЛЬНЯНОЙ ГОЛОС

Сарт явился перед самым началом Празднества. Он был явно чем-то доволен, и мне передалась частица его радостного возбуждения.

– Ну, дети мои, дерзайте!.. И смотрите, не подведите - сегодня к нам явится много, очень много гостей, и все они будут весьма возбуждены... он слегка усмехнулся и потрепал меня по плечу. И подмигнул Клейрис.

– Да, Учитель, - ответили мы с Клейрис одновременно. И рассмеялись.

Зал был битком набит народом. Большую часть, к нашему удивлению, составляли изрядно подвыпившие солдаты. Ну и гости!.. Мне даже вдруг стало страшно - и за себя, и за Клейрис, и за весь праздник... и за Учителя... Я обернулся - Сарт кивнул мне из-за колонны в дальнем углу, лукаво собрав морщинки возле хитрых глаз, но я заметил, что руки Учителя дрожат. И страх ушел. Я сделаю это. Я и мой лей. Мы сделаем все, что возможно. И еще чуть-чуть.

Как странно - в эту минуту я почти не думал о Клейрис... простить себе не могу...

Свечи ярко вспыхнули, с потолка посыпались благоухающие лепестки лоренны, главная жрица запела гимн во славу Сиаллы-Несущей Счастье, - и праздник начался.

Я плохо помнил, что было дальше. Я видел красные, потные лица солдат, их безумные, алчущие глаза, устремленные на танцующих жриц Сиаллы; из общего гомона прорывались отдельные, пахнущие перегаром реплики... И тогда я ступил на ковер из цветов и вновь доверился своим пальцам, и музыка, звучавшая во мне, перетекла в дрожащие от предчувствия струны лея, и дальше, дальше...

Я видел, как звериный блеск в глазах солдат постепенно сменяется огнем искреннего восхищения, и руки, привыкшие к мечу и копью, тянутся к обнаженным жрицам уже не с грубой похотью, а с мольбой о снисхождении; как хмельные морды становятся человеческими лицами, и нестройные, осипшие голоса присоединяются к голосу главной жрицы, вознося хвалу...

И когда в центре освещенного круга возникла Клейрис - на мгновенье все, даже я, застыли в потрясенной немоте! Спустя секунду я вновь заиграл, и так я играл в первый и последний раз в своей раздерганной, промозглой жизни!.. Тело Клейрис покорно окунулось в поток звуков и поплыло в их струях; оно словно менялось вместе с музыкой - и девушка то выгибалась сладострастной кошкой, то гордым лебедем плыла по цветочной воде, то застывала безмолвным изваяньем, то превращалась в неистовое, сжигающее пламя - и из пламени рождалась Богиня, сама Сиалла-Лучница, рассыпающая цветы и поражающая стрелами своего чудесного лука; а когда она, наконец, выстрелила - сотни сияющих лучей пронзили сердца сидящих в зале, и стон восторга отразился от древних стен, а жрицы и вместе с ними девушки окрестных деревень, решившиеся развязать свой пояс в честь Богини - все они скользнули в ждущие объятия, и больше не было пьяной солдатни и голых тел, а было великое таинство единения и потаенное, известное только двоим...