Перелом. От Брежнева к Горбачеву

— Вот Вы и займитесь разработкой этих позиций, а не перекладывайте это на меня,– холодно резюмировал министр. — Пишите.

Г Л А В А 10

ОПЯТЬ КТО — КОГО

В Стокгольме советская делегация с нетерпением ждала встречи с послом Берри, хотя и виду не подавала. После Заявления Горбачева 15 января мяч был в американских воротах. В Вашингтоне шла межведомственная борьба — что ответить Горбачеву, и в этой ситуации посол высовываться не хотел.

Поэтому встретились мы только 3 февраля через неделю после открытия очередного, девятого раунда переговоров в Стокгольме. Мягко улыбаясь, Ричард Берри сказал, что в Вашингтоне с интересом ознакомились с советскими предложениями и сейчас там готовят ответ. Это были дежурные, ничего не значащие слова, которые в таких ситуациях обычно говорят дипломаты. Тогда я надавил:

— Свою часть пути мы прошли. Горбачев объявил о готовности переноса ВМС. Как насчет американского обязательства в отношении ВВС?

— О чем ты? —сделал вид, что не понимает, Берри.

— О нашей беседе в конце седьмой сессии, в середине октября, о размене ВВС на ВМС.

— Ах, ты об этом? —широко улыбнулся Берри. — Но это было так давно. Поезд уже ушел. Да и ты все это время ни разу не поднимал этот вопрос.

По законам дипломатической торговли все было правильно. Уступка уже лежала у американцев в кармане. К тому же пробный шар, пущенный тогда Берри, так и остался без ответа, а три месяца спустя вдруг обернулся инициативой Горбачева, публично провозгласившего о таком переносе.

На встрече в Брюсселе, — продолжал в том же доброжелательном тоне американский посол, — страны НАТО обозначили следующие четыре области разногласий, которые требуют первоочередного внимания на переговорах:

1. Ключевой вопрос — это инспекции на местах.

2. Предоставление информации о дислокации вооруженных сил, которая позволит судить, что является обычной или, наоборот, необычной военной деятельностью.

3. Решение проблем ВВС и ВМС в соответствии с мандатом конференции.

4. Отказ от ограничения военной деятельности. Речь может идти только об обмене ежегодными планами.

Конечно, это был откат от наших прежних договоренностей. По— видимому, дотошные специалисты в Брюсселе, когда внимательно ознакомились с Заявлением Горбачева, обнаружили много неясных моментов, объединенных многозначительной и непонятной пока концепцией «нового мышления». Но они увидели, что Советский Союз сделал ряд подвижек, причем значительных: впервые заговорил о «нулевом варианте» по РСД в Европе; пошел на перенос военно— морской деятельности на второй этап конференции в Стокгольме; и даже согласился на инспекции по химии и ядерным испытаниям. Что это — начало оттепели в замороженной почти на десятилетие советской позиции? Или очередной пропагандистский трюк?

Естественно, первая реакция специалистов в Брюсселе была подождать и посмотреть. Тем более, что в Москве на подходе XXVII съезд партии. А на таких съездах обычно происходят перемены. Если начался пересмотр советской позиции по контролю, почему не попытаться выдавить инспекции и для Стокгольма? А перенос военно— морской деятельности уже фактически обеспечен. Теперь надо попробовать отстоять ВВС. Это была нормальная дипломатическая реакция — на их месте мы поступили бы точно так же.

Но что оставалось делать советской делегации? Пришлось ужесточать позиции и показать, что мы не отступим ни на шаг. Тем более, что директивы не позволяли ничего другого. А перенос ВМС — это еще не факт. Он может состояться только при условии охвата мерами доверия всей деятельности ВВС. Причем само понимание о переносе должно быть оформлено в виде какой— либо зафиксированной договоренности.

Вся девятая сессия прошла в этом обоюдном нажиме — кто кого. Правда, зам главы делегации США посол Хансен осторожно обозначил возможный компромисс: о чем мы спорим? Если посмотреть на реалии, то 90 % всей воздушной деятельности в Европе связано с сухопутными войсками. Если подойти к ней как самостоятельному блоку и выработать специальный параметр в виде числа самолёто — вылетов, то, может быть, это и есть выход из положения?

Долго, очень долго американцы тянули с ответом. И только 7 марта Берри сказал, что получил, наконец, указания. Суть их сводилась к тому, что США приветствуют предложения Горбачева отказаться от обсуждения военно— морской деятельности. «Но договоренности о переносе быть не может, так как стокгольмская конференция не уполномочена обсуждать какие— либо мероприятия после венской встречи СБСЕ». В то же время Берри дал понять, что взаимопонимание могло бы состоять в следующем: Советский Союз поднимет вопрос о военно— морской деятельности на следующем этапе конференции, а США против этого возражать не будут. Но как— либо фиксировать такое понимание они не могут.

В общем, Заявление от 15 января, преследуя пропагандистскую цель поднять имидж Горбачева, привело к ужесточению позиции на переговорных форумах не только в Стокгольме, но и в Вене, и в Женеве, особенно по РСД. Там американцы выдвинули новое жесткое условие — ликвидацию советских средних ракет в азиатской части страны. Что ж, в дипломатии как на рынке: если хочешь получить имидж — плати. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке. В результате очередной раунд советско— американских переговоров в Женеве по ядерным и космическим вооружениям завершился 4 марта взаимными обвинениями. История повторялась.

ГОРБАЧЁВ ЖАЛУЕТСЯ

Пока в Вашингтоне спорили, что ответить на Заявление от 15 января, в Москве нарастали обида и раздражение.

МИД под влиянием нового «серого кардинала» А.Г. Ковалева усиленно предлагал «дружить» с Европой. Таким путём — через раздувание противоречий в НАТО и изоляцию американского империализма, через усиление пропаганды и рост борьбы за мир во всем мире нужно заставить Запад пойти на сотрудничество с Советским Союзом в деле строительства новой системы безопасности в мире.

Не получилось. Ставка на Европу, как главного партнёра, себя не оправдала. На заседании Политбюро 20 марта 1986 года Горбачёв сетовал:

— «Сразу же после съезда мы взялись последовательно претворять его линию в международных делах, хотя, по сути дела, мы не получили ответа на свою программу от 15 января 1986 года. Мы предложили реальные вещи. Мы действительно хотим добиться разоружения. Нечестная игра в таких вещах невозможна. Обмануть друг друга никому не удастся. В ответ на нашу программу безъядерного мира нам говорят об обычных вооружениях. Мы готовы и к этому. Мы — за баланс по всем видам вооружений, а значит, и по обычным...

А что мы видим со стороны Европы и США? Увёртки, уход от сути, попытки отделаться полумерами, обещаниями. На словах — за мир, а на деле? Нет, не обнаруживаем мы серьёзного подхода ни со стороны Франции, ни со стороны Англии. А мы ведь не предлагаем им разоружаться. Европейцы обращалась к нам с просьбами освободить континент от евроракет. Мы пошли на это. И что же? Что мы слышим? Оказывается, они теперь расхотели, теперь они хотят еще больше Першингов».

Поэтому ещё в начале января Горбачев, как пишет его помощник А.С. Черняев, поменял приоритеты: сделал ставку на прямой диалог с американцами. [148] Во многом на это повлияла встреча с Рейганом в Женеве, а ХХV11 съезд партии поддержал этот выбор Горбачёва. Но и с американцами «дружба» не заладилась. 24 марта на узком совещании в Кремле, где обсуждался вопрос о выходе из моратория на прекращение ядерных испытаний, Горбачёв жаловался:

148

А.С. Черняев Шесть лет с Горбачёвым. М. Прогресс, Культура 1993, стр. 73, 78.