Перелом

– Пожалуй, замечал, – дипломатично ответил я.

– В таком случае, ты уж, наверное, мог разобраться с ним раньше.

– Я разобрался.., со временем.

– Недостаточно толково, – проворчал отец.

– Да, – терпеливо сказал я и подумал, что единственным человеком, который толково и окончательно разобрался с Энсо, был Кэл.

– Что у тебя с рукой?

– Сломал ключицу.

– Не повезло.

Отец посмотрел на свою подвешенную ногу и еле удержался от высказывания, что ключица просто ерунда по сравнению с его несчастьями. Ну что ж, он был прав.

– Когда ты выйдешь? – спросил я.

Отец посмотрел на меня, как кот на сметану.

– Возможно, скорее, чем ты думаешь. – В голосе его проскользнула едва заметная угрожающая нотка.

– Неужели ты считаешь, я доволен тем, что ты лежишь в больнице? – возразил я, не выдержав.

Отец вздрогнул от неожиданности и слегка смутился.

– Нет.., э-э-э.., говорят, что скоро.

– Чем скорее, тем лучше, – сказал я, стараясь быть искренним.

– Архангела больше не тренируй. Я видел в скаковом календаре заявки, которые ты подал, не проконсультировавшись со мной. Больше так не делай. Я вполне способен решать, в каких скачках должны участвовать мои лошади.

– Как хочешь, – спокойно ответил я и понял, что теперь у меня не было причин вмешиваться в его планы. Эта мысль, на удивление, не доставила мне никакого удовольствия.

– Скажи Этти, что я очень доволен тем, как она подготовила Архангела.

– Уже сказал, – ответил я. Уголки его рта опустились.

– Передай это от моего имени.

– Хорошо, – сказал я.

В наших с ним отношениях так ничего и не изменилось. Я уже уходил из дома, когда мне исполнилось шестнадцать лет, уйду и сейчас. Не могу же я, в самом деле, оставаться в конюшнях его помощником, даже если он попросит меня об этом.

"Он дал мне все”, – заявил Алессандро о своем отце. Я мог сказать, что мой дал мне не очень много. Но я никогда не чувствовал, подобно Алессандро, ни любви, ни ненависти к своему отцу. Я.., был равнодушен.

– А теперь – уходи, – сказал отец. – Но сначала найди сиделку. Мне необходимо судно. Иногда она не приносит его по полчаса, даже после звонка. А мне нужно сейчас, немедленно.

Шофер такси, которое я взял в Ньюмаркете, не возражал против поездки в Хэмпстед.

– Подождете несколько часов? – спросил я, выходя на тротуар возле своего дома.

– Пожалуйста. Может, найду кафе, открытое по воскресеньям, где можно выпить чашку чая. – И с этими словами таксист укатил. Оптимист.

Джилли сообщила мне, что похудела на три фунта и покрасила стены ванной комнаты в бледно-зеленый цвет.

– Пополнил свою коллекцию синяков? – спросила она, критически оглядывая меня с головы до ног.

– Ты очень наблюдательна.

– Старый глупый пень.

– Да.

– Хочешь чаю?

– Нет, благодарю, – вежливо ответил я. – Не стану я пить чай, раз ты даже не желаешь мне посочувствовать.

Она засмеялась.

– Сломанное плечо – это конец твоих мытарств, – спросила она, – или самое интересное еще впереди?

– Надеюсь, конец, – небрежно ответил я и рассказал ей, почти ничего не скрывая, то, что со мной приключилось.

– А твой дорогой отец знает?

– Боже упаси, – сказал я.

– Но ведь он все равно узнает, когда Алессандро дисквалифицируют. И тогда поймет, чем он тебе обязан.

– Я не хочу, чтобы он понимал, – ответил я. – Он только станет еще больше меня презирать.

– Хороший у тебя отец.

– Какой есть.

– Об Энсо ты того же мнения?

– Принцип тот же. – Я улыбнулся.

– Ты – псих, Нейл Гриффон. На столь веский аргумент мне нечего было возразить.

– Когда он выходит из больницы? – спросила Джилли.

– Точно не знаю. Надеется скоро встать. Потом неделя-другая физиотерапии, и ему выдадут костыли. Он думает вернуться домой до скачек в дерби.

– А ты что будешь делать?

– Не знаю, – ответил я. – Но у нас есть целые три недели, опасности никакой, так что.., хочешь приехать в Роули Лодж?

– Видишь ли... – сказала она.

Я почувствовал, как на меня наваливается усталость.

– Дело твое.

Нет, что ты. Я приеду в среду., Вернувшись в Ньюмаркет, я, прежде чем войти в дом, обошел манеж. Мирный пейзаж, освещаемый мягким закатным солнцем перед вечерними сумерками. Золотистые кирпичи, теплые на ощупь; распустившиеся цветы на кустах, а за зелеными свежевыкрашенными дверьми шесть миллионов фунтов стерлингов, в полной безопасности уплетающие вечернюю порцию овса. Тишина во всех конюшнях, рысаки-победители в денниках, атмосфера благополучия и вечного спокойствия.

Скоро меня здесь не будет, и память об Энсо и Алессандро канет в Лету. Когда вернется отец, прошедшие три месяца покажутся странным сном. Отец с Этти и Маргарет займутся обыденными делами, а я буду узнавать знакомые клички лошадей в газетных сообщениях.

Я еще не знал, что буду делать. Мне, конечно, очень полюбилась работа тренера, может быть, я решусь открыть свои собственные скаковые конюшни. Я не хочу заниматься антиквариатом и теперь уже совершенно определенно не вернусь к Расселу Арлетти.

Я подошел к Архангелу, которого больше не охраняли агенты, собаки и фотоэлементы. Гнедой жеребец поднял голову от кормушки и вопросительно на меня посмотрел. По нему было видно, что скачки дались ему не слишком легко, но жеребец выглядел здоровым и сильным, и вполне вероятно, он еще принесет своему банкиру победу в дерби.

Вздохнув, я сделал шаг к двери и вдруг услышал, как в конторе зазвонил телефон. Владельцы часто беспокоили меня воскресными вечерами, но на этот раз звонили из больницы.

– Нам очень жаль, – несколько раз повторил голос на другом конце телефонного провода. – Очень жаль. Очень жаль.

– Но он не мог умереть, – растерянно сказал я. – Он прекрасно себя чувствовал сегодня утром. Я был у него сегодня, и он прекрасно себя чувствовал.

– Это случилось сразу же после вашего ухода, – сказали мне. – Через полчаса.

– Но почему? – Смысл сказанного никак не укладывался в моей голове. – У него ведь была сломана нога.., и кость уже срослась.

Может быть, я хочу поговорить с лечащим врачом, спросили меня. Да, хочу.