Перемещенный
Шрифт:
— Петрович… там!!!
Делать нечего, надо выбираться из кареты. Выбираться, хотя голова раскалывается от боли, а из разбитой переносицы ручьем течет кровь, собирается на полу овальной лужей.
— Вы ранены.
— Отстань! — Степан сердито отмахивается от молодого гусара и, прижав к носу набухший от крови платок, начинает медленно, осторожно продвигаться к распахнутой дверце. Ему почему-то отчаянно не хочется забрызгать своей кровью сидушку, обтянутую шикарным малиновым бархатом.
Вылез. Прислушался к отдаленной перестрелке. Нет, там без шансов. Бой уже подходит к концу, скоро вся его свита погибнет, так и не успев нанести существенного урона нападающим. Вся, исключая
— Ну что там у тебя?
— Петрович! — словно опомнившись, подросток тут же срывается с места.
Степан едва поспевает за ним, орошая землю капающей с платка кровью.
Старший кучер был мертв. Одного-единственного взгляда оказалось достаточно для того, чтобы понять это. Пуля прошла навылет через висок, слегка под углом, и вышла в районе правого уха, отхватив от него изрядный кусок. Бесцветные, покрытые мутной паволокой глаза Петровича уже успела покинуть жизнь и они остекленели.
— Чем ты ему поможешь? Он мертв.
— Не говорите ерунды! Он просто ранен. Лучше помогите мне уложить его в салон.
— Ну как знаешь.
Степан не стал обращать внимания на вызывающий тон юного гусара. Вскарабкался на козлы, пульс у покойника проверил для пущей уверенности. Мертв. Чего уж там, мертвее не бывает.
— За ноги бери.
Пока они затаскивали еще не успевшее окоченеть тело в карету, перестрелка практически прекратилась. Одиночные выстрелы из «Вальтера» можно было не считать. Звучали они примерно через равные промежутки времени, а значит смело можно было предположить, что это некто из нападающих весьма хладнокровно добивал раненых, да щедро раздавал «контрольные» в головы погибшим.
— Ну что, корнет, трогай. Времени у нас, похоже, не очень много осталось. Куда ехать знаешь?
Парнишка с готовностью кивнул:
— Знаю. Здесь неподалеку поселок есть. Петровича в больницу завезем, а потом сразу в комендатуру обратимся.
С места он рванул настолько резво, что Степан едва с козел не сверзился. К счастью, погони за ними не было. Удивительно, кстати, почему так? Всю дорогу Степан ломал голову над этим вопросом, но так и не смог прийти к однозначному выводу.
Его спутник, как оказалось, носящий гордое имя Джевехард, что в переводе означает «смелый», «выносливый», на этот раз не соврал. И часа не прошло, как карета уже катила по одной из поселковых улиц. Первым делом, естественно, заехали в больницу, где Степан с превеликим облегчением сдал труп кучера на руки двум флегматичным санитарам. Джевехард, к счастью, за время пути уже успел успокоиться, смерть Петровича принял как данность.
— Комендатура далеко?
— Рядом тут все. И комендатура, и управа, и садик со школой — все на одной улице для удобства построены.
Комендатурой оказалось приземистое трехэтажное здание старой постройки, окруженное по периметру низким деревянным забором цвета хаки. Едва карета приостановилась подле нее, как ворота тотчас же распахнулись, и охрана в лице четырех рослых часовых пропустила их внутрь. Приемное устройство идентификатора, закрепленного на поясе одного из верзил, озадаченно звякнуло, приняв в свою утробу аусвайс Джевехарда, затем индикатор на нем мигнул и засветился успокаивающим зеленым цветом.
— Этот человек со мной, — быстрый кивок головой в сторону Степана.
— Хорошо. Вы по какому вопросу к нам?
Джевехард в растерянности пожал плечами, явно не зная с чего начать. Инициативу в свои руки взял Степан:
— Около часа назад неизвестными лицами было совершено нападение на конвой императрицы. В живых остались только мы двое.
Слова его возымели желанное действие:
— Идите по прямой и направо в конец коридора.
Кабинет под номером восемь.— Благодарю.
В здании комендатуры было душновато и изрядно накурено. Морщась от неприятного запаха, Степан проследовал в ту сторону, куда указал ему охранник. Джевехард шагал рядом, погруженный в свои мысли и, казалось, совершенно не замечающий ничего вокруг.
Из-за дверей искомого кабинета послышался звериный рык. Степан приостановился. Заходить или нет? Пока думал, дверь распахнулась сама, пропуская через себя седовласого субъекта в штатском. Лицо его почему-то сразу не понравилось, веяло от него чем-то до боли знакомым, домашним. Любая работа, даже самая гнилая, наносит на человека свой неизгладимый отпечаток. А лицо, как говорится, зеркало души. Будь Степан в родном мире, вышедшего из кабинета человека он несомненно охарактеризовал бы как выходца из силовых госструктур и был бы абсолютно прав. Здесь же для того, чтобы сложить о ком-либо свое авторитетное мнение, ему отчаянно не хватало данных.
— Ну кто там еще?
— Мы по неотложному делу. Войти можно? — Степан сам не заметил как оказался на пороге и теперь оторопело пялился на хозяина кабинета — громадного красномордого детину с нашивками гауптмана, восседающего за письменным столом таких же невероятных размеров, как и он сам.
— Какого хрена вы без доклада? Где унтерфельдфебель Кольбе? Кто вас вообще сюда пустил в таком виде???
— Я здесь постою, можно? — в глазах Джевехарда светилась такая мольба, что Степан счел за лучшее оставить корнета за дверью.
Сам же проследовал к хозяйскому столу и демонстративно уселся в одно из двух кресел.
— Меня зовут Степан Махров. Я один из лидеров сиртей. В Петроград направлялся в качестве посла, будучи приглашенным императрицей Татьяной Романовой для ведения мирных переговоров.
С каждым новым его словом лицо гауптмана меняло свое выражение:
— Это случаем не твой эскорт попал в засаду?
— Мой. Откуда вы знаете?
— Неважно откуда, свои у меня источники имеются.
Темнит гауптман, ох темнит! Степан приготовился к самому худшему, когда рука его собеседника словно бы невзначай потянулась к ящику стола, и лишь когда в недрах того что-то мелодично звякнуло, позволил себе слегка расслабиться.
На свет появились две рюмки.
— Значит так, слушай сюда, друг мой ситный. Или сиртьный. Так, пожалуй, в нашем случае даже вернее будет. Ты клоуна видал, который только что из моего кабинета выходил? Успел рассмотреть?
Вослед за рюмками появилась начатая бутылка шнапса и фарфоровое блюдце с тонко нарезанными ломтиками кляйнбернов.
— Так, в общих чертах. Здесь у вас в коридоре темновато.
— Это хорошо, что темновато. Значит и он тебя того — тоже не успел.
Едва рюмка наполнилась до краев, гауптман не дожидаясь гостя опорожнил в себя ее содержимое. Поморщился, но закусывать не стал. После недолгих раздумий Степан последовал все-таки его примеру и почти сразу почувствовал, как забористое пойло поначалу обожгло небо, а затем растеклось по пищеводу горячим огненным сгустком.
— С какой стати меня должна интересовать личность этого вурдалака? — голос получился сиплым, словно у сифилитика.
Гауптман сей вполне законный вопрос казалось вовсе проигнорировал. Плеснул себе еще, выпил, на этот раз выудил пальцами из блюдца розововатую дольку фрукта, положил ее в рот и замер, полузакрыв глаза. Понятно, у нас самообслуживание. Не чинясь (чай не у министра на приеме), Степан и сам налил себе очередную порцию чудо-напитка.
— Ты пей, пей, а я пока в курс дела тебя вводить буду. И слушай внимательно, от этой информации жизнь твоя напрямую зависит.