Переплет 13
Шрифт:
— Ты злишься на меня?
— Я думаю, да, — прошептала она, возобновляя движение. Мои глаза закатились, и я подавил стон. Вот черт!
— Ты не можешь этого делать, — отрезал я, все еще удерживая ее голову.
— Делать что? — она удовлетворенно вздохнула, затем потерлась щекой о мое бедро. — Злиться?
— Нет, — выдавил я, снова удерживая ее голову неподвижно. — Злись сколько хочешь, просто перестань тереться головой о мои колени.
— Мне нравятся твои колени, — выдохнула она, закрыв глаза. — Они как подушка.
— Да, эм, ну, это мило и все такое… — я сделал
— Делать что?
— Тереться об меня, — прохрипел я. — Вот так.
— Поэтому тебе больно? — она тяжело вздохнула и спросила:
— Ты тоже сломан?
— Возможно, — признал я, перемещая ее лицо на свое здоровое бедро, что ж, лучше на то, которому меньше больно. — Оставайся здесь, хорошо? Не двигайся — это была скорее просьба, чем приказ.
Подчинившись, она больше не двигала головой. Используя свободную руку, чтобы подавить напряжение, образовавшееся у виска, я подумал о том, в каком дерьме я буду.
Я пропускал занятия. Был голоден.
Сегодня вечером у меня была клубная тренировка.
Мы с Гибси договорились о занятии в спортзале сразу после школы.
Физиотерапия с Дженис завтра после школы.
В пятницу у меня был школьный матч.
На выходных у меня была еще одна тренировка с молодежью.
У меня был чертовски плотный график, и мне не нужна была эта драма. Несколько минут прошло в болезненном молчании, прежде чем она снова пошевелилась, и за это время я продумал в голове все причины, по которым мистер Туоми был некомпетентным директором. У меня образовался список длиной с мою руку, когда девушка снова попыталась сесть.
— Будь осторожна, — предупредил я, вертясь вокруг нее как наседка.
Я помог ей принять вертикальное положение и при этом умудрился соскользнуть со скамейки. Каждый мускул к югу от моего пупка протестующе закричал, но я не отодвинулся. Вместо этого я продолжил приседать перед ней, держа руки по обе стороны от ее талии, чтобы в любой момент поймать — Ты в порядке, Шэннон?
Ее длинные каштановые волосы упали вперед, закрывая ее лицо, будто одеялом.
— Я… я так думаю, — она медленно кивнула головой, глубоко нахмурив брови.
— Хорошо — я обмяк, мое облегчение было ощутимым.
Затем она наклонилась вперед, положив локти на бедра, открыв глаза и глядя в мои, и внезапно она оказалась слишком близко для комфорта — и это о чем-то говорило, учитывая, что не менее двух минут назад ее лицо было у меня на коленях.
Мы были слишком близко друг к другу.
Внезапно я почувствовал себя очень незащищенным.
Мои руки переместились с ее талии на бедра, автоматическая реакция на то, что женщина наклоняет свое лицо к моему. Я быстро одернул себя, убрав руки, чтобы вместо этого отдохнуть на скамейке.
Прочистив горло, я выдавил слабую улыбку:
— Ты жива.
— Едва ли, — прошептала она, вздрогнув, голубые глаза прожигали дыры в моих, изучая меня теперь с большей ясностью. — У тебя ужасный прицел.
Я рассмеялся над ее словами. Они были так далеки от правды, что
я ничего не мог с этим поделать.— Что ж, это впервые, — задумчиво произнес я. — Я не привык, чтобы меня критиковали за мою способность отбивать мяч.
Я не был прирожденным десятником, но у меня был приличный прицел и способность бить с дальней дистанции, когда это было необходимо.
— Да, — прохрипела она. — Ну, твоя способность отбивать мяч чуть не убила меня.
— Справедливое замечание, — признал я, съежившись.
Недолго думая о том, что я делаю, я протянул руку и заправил ее волосы за уши. Я почувствовал, как она задрожала от прикосновения, и быстро отругал себя за этот шаг.
Не трогай ее, придурок. Держи свои руки подальше.
— У тебя странный голос, — объявила она затем, голубые глаза встретились с моими.
— Мой голос? — я нахмурился
Она медленно кивнула, затем застонала и снова обхватила лицо руками. — Твой акцент, — пояснила она, тяжело дыша. — Это не коркский акцент, — о на все еще держалась за голову, но теперь была более бдительной.
— Это потому, что я не из Корка, — ответил я, не в силах удержаться от того, чтобы протянуть руку и пригладить прядь ее волос. — Я родился и вырос в Дублине, — услышал я свое объяснение, заправляя непослушный локон ей за ухо. — Я переехал в Корк с родителями, когда мне было одиннадцать.
— Итак, ты Даб, — заявила она, явно удивленная этой информацией. — Джекин.
Я посмеялся над термином и отбросил один из своих. — А ты Калчи.
— Мои двоюродные братья живут в Дублине, — сказала она мне.
— Ах, да?
— Клондалкин, я думаю, — ответила она. — А как насчет тебя?
— Черная скала.
— Саутсайд? — ее улыбка стала шире, глаза стали более внимательными. — Ты прекрасный парень.
— Я кажусь тебе прекрасным? — я поднял бровь
— Я не знаю тебя достаточно, чтобы сказать. — она пожала плечами
— Ну, я не такой, — добавил я, чувствуя себя неловко при мысли о том, что она вынесла упреждающее суждение обо мне.
Мне должно быть все равно. Черт, обычно меня это никогда не волновало. Так почему я дулся из-за этого сейчас?
— Я верю тебе, — ее тихий голос прорвался сквозь мои мысли. — Ты никогда не сможешь быть прекрасным.
— И почему это?
— Потому что ты ругаешься, как моряк.
— Да, в этом ты, наверное, права, — я рассмеялся над ее рассуждениями
Она засмеялась вместе со мной, но быстро остановилась и застонала, схватившись за виски. Сожаление вспыхнуло во мне.
— Мне жаль, — сказал я ей, теперь твердым и немного тоном.
— За что? — прошептала она, казалось, наклоняясь ближе, когда она прикусила нижнюю губу.
— Что я причинил тебе боль, — честно ответил я.
Господи, мой голос даже не звучал так, как будто он принадлежал мне. Это было напряженно … грубо.
Я прочистил горло и добавил:
— Это больше не повторится.
— Ты обещаешь?
Ну вот, она снова взялась за обещания.
— Да, — сказала я, теперь уже хриплым тоном. — Я обещаю.