Переплёт

Димка обозрел своё жилище не без гордости – за прошедшие два года – а именно столько прошло времени с его появления на этой планете, если верить чёрточкам, которые он аккуратно наносил на стену пещеры, а потом аккуратно зачёркивал каждые десять вертикальных прямой горизонтальной чертой, парнишка сумел не только выжить, но и устроиться с некоторым комфортом. Во всяком случае, он не голодал, имел надёжное убежище с аккуратно сложенным очагом, запас пищи и топлива, несколько выделанных шкур, чтобы укрываться холодными ночами и даже смастерённую собственноручно тёплую одежду на местный зимний период – не такой долгий, как на Земле, но весьма холодный. А компанию ему заменял Борька – так Димка стал называть свой браслет, с которым за эти годы у него установились вполне себе дружеские отношения. Борька был чем-то вроде самообучающегося суперкомпьютера, обладающего очень большими возможностями, в которых Димка ещё не разобрался до конца, а вот способность испытывать эмоции и богатый словарный запас русских слов появились у него уже в процессе общения с Димкой. Правда, большинство возможностей Борьки на этой дикой планете были бесполезны, но вот пугнуть хищников или пустить убийственный сиреневый луч в случае опасности он мог даже в этих условиях. К тому же, благодаря Борьке, Димкино жилище было свободно от паразитов, которые были неизменными спутниками первобытных людей. Сушёные фрукты и коренья не гнили, в собранных зёрнах злаков не заводились жучки, да и к Димке не цеплялась никакая кровососущая пакость. А если учесть, что Борька немало знал об истории той планеты, на которой его сотворили – мире Найири и его очень непростом прошлом, то он был поистине незаменимым источником информации. Но об этом позже.

Нынешнее жилище Димки представляло собой довольно просторную пещеру со сложенным из камней очагом. Димка всегда был аккуратным, поэтому в жилище царил почти солдатский порядок – пол аккуратно подметён, ложе, сделанное из гладких и довольно лёгких сухих стволов поваленных деревьев и устланное плетёными циновками, не менее аккуратно покрыто шкурами, в одном углу сложен запас сухих дров для очага, в другом стояли корзины с сушёными ягодами, съедобными кореньями, вялеными мясом и рыбой и вытопленным жиром. Запас еды был уже довольно большим – наступила местная осень, за которой должны были прийти сорок дней холодов и снежных буранов, от которых пряталось всё живое. Димка с содроганием вспоминал, как чуть не отдал концы в первую зиму – не рассчитал запас продовольствия, и только то, что под боком была река с сонной от холодов рыбой, спасло ему жизнь.

Ближе к выходу пещера образовывала природную нишу, в которой Димка заботливо разложил свои рабочие инструменты – осколки камней с заострённым краем, сделанные из кости рыболовные крючки, мотки тонкой верёвки, которую Димка наловчился плести из высушенных местных растений, напоминавших лианы, прутья для корзин и тростник для циновок.

За прошедшие два года Димка сильно изменился – подрос, немного раздался в плечах, хотя остался таким же худым и поджарым, на плоском животе чётко отпечатались мышцы пресса, руки загрубели от тяжёлой работы, а волосы отросли ниже лопаток, ещё больше выгорев до простынной белизны. Так что загоревший под местным солнышком до интенсивности молочного шоколада, Димка ещё сильнее стал напоминать негатив. Волосы он решил не обрезать, только периодически укорачивал до приемлемой длины, отхватывая лишнее верным швейцарским ножичком, а для того, чтобы пряди не мешали и не лезли в глаза, завязывал их в тугой хвост.

Что же касается одежды, в которой он перенёсся в этот мир, то более или менее два года в таких условиях пережили только джинсы – правда из синих они превратились в белёсо-серые и обзавелись массой старательно заштопанных дырок. Димка и так их уже берёг, надевал только в холода, а во всё остальное время щеголял в подобии набедренной повязки. Нижнее белье и футболка приказали долго жить, разлезшись в клочья, но хозяйственный парень нашёл применение каждой тряпочке, ветровка превратилась в жилетку и тоже держалась на честном слове и художественной штопке, ибо рукава пришлось отрезать для других надобностей, пострадали и резиновые сапоги – от них Димка отрезал голенища, служившие источником резины для рогатки. Тем более что летом в них было жарко, и Димке пришлось сотворить что-то вроде сандалий с кожаной подошвой и верёвочными ремешками. На подошву для сандалии пошла кожа какого-то водного животного, напоминавшего небольшую нерпу. Животное оказалось достаточно глупым, чтобы угодить в Димкину ловушку для рыбы, сожрать её и не суметь выбраться назад.

Поэтому видок у Димки был достаточно колоритный для того, чтобы какие-нибудь дикари приняли его за своего с дорогой душой – плетёная набедренная повязка, самодельные сандалии, жилетка с карманами, плетёный короб за плечами, мешочек с мелкими увесистыми камушками для рогатки на поясе, за пояс заткнута эта самая рогатка, в руках – длинная заострённая палка, стянутые плетёным ремешком светлые волосы и вполне себе вписывающийся в эту картинку браслет на левой руке. Но парень этим совершенно не заморачивался, поскольку все встреченные им живые существа оценивали его с двух позиции – враг или добыча. В первом случае они удирали без оглядки, во втором – пытались Димкой подзакусить, но Борька тоже не дремал. Любой голодный зверь, получив направленный инфразвуковой луч, начинал испытывать непонятное томление и тоску и спешил уйти подальше от такой странной добычи.

Подойдя к пещере, Димка снял с плеч короб и вытащил из него птичьи тушки. Из ближайшей расселины тут же раздалось:

– Сю? Сю-и? Сюсс!

И показались три любопытные мордахи, очень возможно, что предков местных разумных. Это были небольшие хвостатые животные, немного похожие на земных мартышек, но забавно полосатые, семейная пара с детёнышем, поселившиеся недавно по соседству с Димкой. За характерные звуки, издаваемые ими, Димка прозвал их «сюсиками». Семейка жила дружно, умилительно ухаживая за недавно родившимся пузатеньким большеглазым детёнышем, и на Димкино имущество не покушалась, довольствуясь остатками с его стола. Сюсики ели всё – косточки с остатками мяса, огрызки и остатки плодов, рыбьи головы, остатки местных раков и недоеденную Димкой мякоть моллюсков.

Так что беспокойства они почти не доставляли, служили своеобразными утилизаторами пищевых отходов и сигнализацией. Стоило в округе показаться кому-то крупному и опасному, они поднимали крик и писк, так что Димка в случае этого концерта прекрасно знал – появились незваные гости, которым стоило в очередной раз показать, где раки зимуют.

Кстати, о раках… Когда он ощиплет и поджарит добычу, нужно сходить к реке и проверить ловушки для них. Вода в реке была чистой, раки вымахивали на диво крупными и злющими, но на мясо местных лягушек ловились на раз. О таком способе ловли Димка прочитал в какой-то из книг, рассказывающей о жизни первобытных людей, корзины он плести умел – научился на трассе у Болека и Лёлика, когда не было покупателей, те притаскивали кучки ивовых прутьев и бересты начинали плести небольшие кузовки. Кузовки они продавали вместе с ягодой, набавив цену, и раскупали эти их творения охотно. А Димка бездельничать просто не умел, вот и приглядывался сначала, а потом и сам научился плести.

А бестолковые раки охотно залезали в круглую плетёную ловушку, куда Димка предусмотрительно клал для приманки кусочек лягушачьего мяса, желательно, слегка подпортившегося. А обратно – вот незадача – выбраться не могли. Поэтому по вечерам в каждой из трёх ловушек грузно шевелилось по нескольку сердитых клешнястых пленников. Иногда в ловушки попадались и местные рыбы, похожие на растолстевших угрей, но они были поумнее раков и частенько умудрялись из ловушки выскользнуть. Зато на перемёт попадались только так. А ещё были съедобные моллюски, водные растения с сочными корнями, похожими по вкусу одновременно на редис, редьку и репу, водоросли, которые тоже можно было варить или даже есть сырыми… Так что от голода на этой планете мог помереть только безрукий калека или полный неумеха, и Димка про себя тихо злорадствовал – те, кто отправил его сюда просчитались по-крупному. Он выжил бы и в одиночку, а уж с Борькой, который умел определять съедобность или несъедобность очередного дара природы и мог отпугнуть или даже оглушить любую агрессивную зверюгу с этим вообще не было никаких проблем.

Именно так у Димки и появились шкуры. Ох и намучился же он с ними, ведь о процессе выделки шкур имел самое общее представление… так что добить оглушённого Борькой «волка» было далеко не самым сложным во всём процессе. Борька же, обладавший поистине энциклопедическими познаниями, в этом помочь не мог, поскольку не имел понятия – ну не заложили создатели в него такое. Найири был высокоразвитым миром, и местным обитателям не приходила в голову мысль о том, что животное можно убить и съесть. Вот сорок пять способов наладки пищевых синтезаторов и ещё сотню – настройки меню Борька прекрасно знал, но эти его знания были бесполезны.

Так что Димке пришлось идти методом проб и ошибок, и запас русской ненормативной лексики у Борьки обогатился уже в процессе снятия шкуры. А уж потом… нужно было отчистить изнанку шкуры, размять, растянуть, снова размять… Тут и дохляк мог бы нарастить себе мышцы не хуже, чем у Шварценеггера. А для этого пришлось повозиться, обкалывая камни, чтобы получить примитивный скребок, думать, как растянуть шкуру, мять её до боли в мышцах… А ещё кроить что-то вроде длинной меховой жилетки, думать, чем и как её сшить… Хорошо, что в ноже были и ножницы, и шило, но вот нитки… Димка читал, что индейцы делали нитки из оленьих жил, только вот никого, похожего на оленей ему как-то не встречалось… Правда оказалось, что жилы тех же «волков» для этого годились ничуть не хуже, но прежде, чем у Димки появилось что-то реально способное защитить от холода, ушло столько сил и нервов.

Но больше всего угнетала Димку невозможность поесть нормальной варёной пищи. Нет, грубые горшки из глины он лепить наловчился, запас воды в них хранить было можно, но на огонь их поставить было нельзя – толстые неровные стенки лопались. А варить пищу первобытным способом, кидая в горшок раскалённые камни… Это был не вариант – варево получалось мутным и грязноватым, с совершенно отвратительным вкусом – видно камни здесь были какие-то не такие. Так что всё потреблялось жареным, запечённым в углях и копчёным. А ещё, отыскав месторождение каменной соли, Димка стал засаливать в горшках здешние овощи и мясо. Но обычной манной каши или вермишелевого супа порой хотелось невыносимо.