Переправа
Шрифт:
— Что в лоб, что по лбу, — сказал Черемшанов, — толковый солдат и на гражданке будет толковым.
— Лейтенант, вы из этих соображений тренируете своих понтонеров на Леопарде? — негромко спросил Муравьев.
Все это время он сидел молча, не меняя позы, и только по выражению глаз Малахов мог, хотя бы приблизительно, угадать реакцию командира.
Малахов поднялся.
— Так точно, товарищ полковник. Но это не моя идея, а старшего лейтенанта Хуторчука.
— Насколько я вас понял, обучение вождению — первый этап. Сформулируйте конечную задачу.
— За два года в пределах одной части можно
— Правильно мыслишь, Малахов, — сказал Черемшанов, — я тоже считаю, что узкая специализация для армии вредна.
— Ну что ж, Борис Петрович, мы с интересом выслушали вас, — Муравьев улыбнулся и встал. — Вопрос о поощрении солдат мы обсудим и известим вас о принятом решении. Благодарю вас, вы свободны.
Когда Малахов ушел, офицеры еще некоторое время сидели молча. Муравьев задумчиво чертил что-то на листе бумаги. Черемшанов смотрел в темное окно и улыбался, то ли своему отражению в стекле, то ли мыслям, а Груздев печально курил, держа в руке пепельницу.
— Что загрустили, Владимир Лукьянович? — спросил Муравьев.
— Жалко мальчишку…
— Какого мальчишку? Лейтенанта? Какой же он мальчишка?
— Толковый.
Морщась от дыма, Груздев затушил сигарету и поставил пепельницу подальше от себя.
— Потому и жалко, что толковый. Ведь готовый замполит! Я бы его в Академию подготовил… Так ведь не останется он в армии, уйдет. Вот беда…
Черемшанов встал.
— Опять засиделись до ночи… А толковые, Владимир Лукьянович, на гражданке тоже нужны. Там их, говорят, дефицит.
Груздев взглянул на него из-под насупленных бровей.
— Я, Сергей Сергеевич, всю свою жизнь в армии. И о ней, родимой, всегда в первую очередь думаю. В этом вопросе от меня объективности не жди.
Из штаба Груздев и Черемшанов вышли вместе. Роты с песнями возвращались с вечерней прогулки. Над территорией полка из конца в конец футбольным мячом перебрасывалась строчка:
— Маруся от счастья слезы льет…
— Вы слышали, Малахов со своим взводом песню о понтонерах сочиняет, — сказал Черемшанов с некоторой долей гордости: знай, мол, наших.
— Костьми лягу, а не дам уйти, — сердито сказал Груздев и с силой вдавил каблук в подмерзшую землю. Тонкий ледок хрустнул с обиженным звоном.
— Мар-руся от счастья слезы льет! — рявкнула сотня здоровых глоток у входа в казарму.
Черемшанов засмеялся.
— Слышали, комиссар? Может, и вы еще будете от счастья слезы лить. Не отчаивайтесь. Рядом с ним железный мужик Хуторчук. Этот и монашенку сагитирует… Владимир Лукьянович, я все хотел вас спросить, да не с руки было. Говорят, вы то ли рассказы, то ли мемуары о войне переписываете. Это правда?
Груздев от неожиданности чертыхнулся.
— Как ты узнал?
— Я начальник штаба. Если я не буду знать все, что происходит в полку, меня надо гнать с должности. Так пишете?
— Пишу, — буркнул Груздев.
А он-то был уверен, что никто, кроме командира, не знает… Хотя и командир тоже от кого-то узнал.
— Признавайся, ты командиру доложил?
— Он мне. Клянусь! Вы же знаете, я по должности веду исторический формуляр полка. Ну… в общем, сначала по должности, а
потом увлекся. За живое взяло. Недавно в архиве интереснейший документ времен блокады раздобыл… Дневник командира мостостроительного батальона. Показал командиру, а он говорит, что вас это тоже заинтересует как замполита и как писателя…— Писателя? Он так и сказал?
— Буква в букву…
Груздев чуть не налетел в темноте на сосну, споткнулся о толстый корень и упал бы, но Черемшанов успел подхватить его.
— Попадание в яблочко, комиссар? — невинным голосом спросил он.
— Тебе бы только посмеяться, гусар…
Они остановились возле груздевского дома. Черемшанов жил в соседнем, и в окнах его квартиры на втором этаже не было света. Черемшанов расстроенно вздохнул.
— Катя уложила сынишку да и сама прилегла… Вот так и встречаемся, комиссар.
— Сергей, пошли ко мне. Свет Петровна нас покормит, а я, так и быть, кое-что тебе покажу, если интересно…
Черемшанов еще раз оглянулся на свои окна.
— Ладно. Семь бед — один ответ. «Интересно» не то слово.
Светлана Петровна мела пол в коридоре. Черемшанов смущенно застыл в дверях. Единственный человек в полку и его окрестностях, которого он стеснялся, была Светлана Петровна. Остальных или уважал или вовсе не принимал в расчет.
Светлана Петровна протерла полой кофточки очки, водрузила их на нос, подтолкнула пальцем и спросила:
— Вас там не продует? Или боитесь за свой портфель?
Черемшанов взглянул на свой раздутый портфель и ударил себя рукой по лбу.
— Бомба? Или связка гранат? — поинтересовалась Светлана Петровна.
— Хлеб, — простонал Черемшанов, — обещал Кате к обеду принести…
— Ништо. Нас этим не удивишь, верно, отец? Как там делишки насчет картошки?
Груздев деловито переобувался, не обращая внимания на реплику жены. Картошка вещь, конечно, серьезная и даже необходимая, но когда за ней ходить? Разве в воскресенье? Дудки-с, Свет Петровна, в воскресенье конференция, а потом… Да и зачем она? Один крахмал и никаких витаминов… Обойдемся и без картошки. Худеть надо, матушка, худеть. Он поставил сапоги в угол и потребовал:
— Давай корми нас, Свет Петровна. Мы с Сергеем здорово проголодались.
— Почему вы так задержались? — спросила Светлана Петровна, накрывая на стол. — Тоже пожар тушили?
— Раздували, так будет точнее, верно, Сергей? И горит он теперь ясным пламенем… Петровна, чур мне горбушку!
Черемшанов, частый гость Груздевых, по-хозяйски заварил чай одним ему известным способом, по-сибирски, поставил его настояться под ватным петухом и сел к столу.
— Знаете, Владимир Лукьянович, думаю я, что Малахов во многом прав. Мне нравится ход его мысли.
— А какой у него ход? — спросила Светлана Петровна, нарезая пирог с капустой.
— Интересный. Мыслит он правильно, но, как все увлекающиеся и неопытные, несколько однобоко.
— Не осветил роль замполита? Или недопонял?
— Петровна, не ехидствуй. А роль замполита, мне кажется, по-настоящему еще нигде и никем освещена не была. Хотя многие пытались. Чтобы освещать — надо ее по-ни-мать, матушка. А большинство путает замполита с парторгом… Это далеко не одно и то же.
— Разве? — невинно спросила Светлана Петровна.